Говорят, что с годами не только стираются в памяти важные даты и числа;
дни рожденья смертей, имена адресов, даже некогда важного голоса номер:
за плечом в отражении зеркала – с белой бретелькой – худые ключицы,
за открытым окном – отражение в море небес голубое.
Потеряв цвет костра, одинокие сны чаще пахнут под утро измятой постелью
(десять проклятых зим почтальон не приносит к порогу конверты в помаде).
Я вслепую по скользкому краю бродил без тебя между жизнью и смертью.
Хотя ты, как ни странно, мой ангел, была всегда рядом.
За кирпичной стеной календарь вечно спорит о чём-то нелепом с распятьем.
На руках люди в чёрном выносят на шумную площадь разбитый рояль пианиста.
Я готов, как дурак, без конца рисовать на прибрежном песке твоё мокрое платье.
Рисовать твоё мокрое платье на теле израненной птицы.
Под фонарным лучом звёзды медленно падают в мартовский снег мотыльками,
в окна светит осколок луны, как из высохшей лужи на небе померкшее солнце.
Пусть от боли в груди разорвётся на мелкие части мой треснувший камень.
Пусть к чертям разорвётся. Ведь ты никогда не вернёшься.
Год за годом в нескладной судьбе о поломанный маятник жадно стирается время,
смерть до вырванной точки продолжит пустыми глазами в молитве с икон улыбаться.
– Я был предан тобой, как не будет тебе на земле из живых никогда кто-то предан –
Я могу наизусть рассказать твои письма по кончикам пальцев.
匚ㄒ仨卄ㄖ厂尸升中
|
