Нож выдали, сказали — режь!
И руку к боку привязали.
Ты однорукий, — хохотали
и вытолкали на манеж,
чтоб на галёрке освистали.
Пою, смотрю на первый ряд.
Там дама с милою улыбкой,
и рядом с нею тенью зыбкой
мелькает бледный акробат.
А дальше — сумрачные лица,
как будто это страшный суд
и мне за счастье надо биться.
Но как? Ведь всё равно убьют.
Что им страданья инвалида?
У них вся власть, и сила — гниды!
А у меня картонный нож,
и на Иуду я похож —
умру от одного их вида.
И пение уже как визг,
хрипят обрубленные нервы,
и две напыщенные стервы
мне проклятый вручают приз.
Мне эту гибельную славу —
однажды мойры предрекли,
и вот он — час, закат кровавый —
его цинично берегли
для доли горькой и бесправной.
Теперь, покинутый навек
всем, что на свете есть святого,
тоскуя по следам былого,
я пью из Леты — человек,
и о любви мечтаю снова...
|
грустно чё-то..
страдал уверена не первый
и до него страдальцы были
и на посмешище служили
иным, желавшим посмеяться,
считая лишь его паяцем,
в угоду подражая вышним,
не оказаться, чтобы лишним
и совесть попирая грубо,
так поступил с Христом Иуда...