центральноазиатских, культурам народов оседлых. Причём эту тематику они разрабатывали и после Второй мировой войны, когда движения евразийцев организационно уже не существовало.
Об этом наглядно свидетельствуют, на наш взгляд, письма П.Н. Савицкого Л.Н. Гумилёву. Так, в письме от 8 декабря 1956 года Пётр Николаевич подчёркивал, что «кочевой мир, в ряде отраслей, обладает своей, и весьма высокой, «цивилизацией» – и по части экономических навыков (скотоводство, охота, металлургия), и по части организации (величайшие достижения военного дела, культ верности и взаимной поддержки), и по части искусства (повторяю: художник, создавший Саяноалтайского всадника, – гениален!). А смотрите, как кочевой мир охранял природу, объявляя многие хребты и урочища «священными», заповедными. Нам бы брать с него в этом пример!»
Н.С. Гумилёв всецело поддерживал такой подход. Не случайно именно в его трудах после Второй мировой войны евразийская идея продолжала развиваться особенно ярко, а сам он называл себя «последним евразийцем».И это, видимо, объяснялось не завершённостью развития евразийства, а, тем, что он был последним из российских учёных, которого евразийцы первой 26
волны считали своим, хотя он был человеком другого поколения. Кроме П.Н. Савицкого с ним переписывался и Г.В. Вернадский.
Интересно, что Л.Н. Гумилёв открыл для себя евразийство в середине 1930-х годов, заинтересовавшись историей Центральной Азии во время обучения на историческом факультете Ленинградского университета. В беседе с ним «заслуженный деятель киргизской науки» А.Н. Бернштам заявил, «что самое вредное учение по этому вопросу сформулировано «евразийством», теоретиками белоэмигрантского направления»,и кратко охарактеризовал их взгляды. Л.Н. Гумилёву же они очень понравились, и он заявил, что всё это очень умно и дельно.
В дальнейшем все основные тезисы евразийцев он не только поддерживал, но и развивал. Так, по его характеристике, «Россия - Евразия, ныне СССР, вместе с МНР, охватившая весь физико-географический регион континента, в котором народы связаны друг с другом достаточным числом черт внутреннего духовного родства, существенным психическим сходством и часто возникающей взаимной симпатией (комплиментарностью)».
Он доказывал, что славянский и тюркской элементы, культуры земледельцев и скотоводов, Леса и Степи были равноправными в создании великого государства и строящего его суперэтноса. По его мнению, общеметодологическим принципом евразийства является культурный полицентризм.
Особенно много он сделал для восполнения белых пятен истории тюркских народов. Не случайно под обложкой его монографии «Древние тюрки» стояла надпись «Посвящаю эту книгу нашим братьям - тюркским народам Советского Союза». Позже в своих интервью он по-доброму отзывался о представителях тюркских народов, в том числе и Центральной Азии: «Лично мне тесные контакты с казахами, татарами, узбеками показали, что дружить с этими народами просто. Надо лишь быть с ними искренне доброжелательными и уважать своеобразие их обычаев. Ведь сами они свой стиль поведения никому не навязывают».43 27
Потому вклад Л.Н. Гумилёва в евразийскую идею был особенно оценен тюркскими народами евразийского пространства, прежде всего Казахстана и России. Не случайно один из крупнейших университетов Казахстана – Евразийский национальный университет в Астане, - носит имя Л.Н. Гумилева. А в Казани, столице Республики Татарстан, бюст Л.Н. Гумилева установлен на центральной площади города.
В связи со сложными личными судьбами евразийцев первой волны, их отождествлением в СССР с белогвардейцами, евразийство как теория и идеология было предано забвению. Однако любопытно, что Советская власть в различных регионах СССР, сосредоточившего в своих границах всю Россию-Евразию, проводила на практике политику, соответствующую евразийским установкам. Так, например, в Центральной Азии в 1924-1936 гг. было проведено национально-культурное строительство, в результате которого возникли пять союзных республик, ныне существующих как независимые государства. Местным народам была оказана большая помощь в политическом строительстве, развитии экономики, создании инфраструктуры, распространении образования и т.д. В то же время исключительно бережно сохранялись культурные особенности региона и населявших его народов. При этом культивировались дружба народов и понятие «советский человек как новая историческая общность», объединяющее всех жителей СССР, или России-Евразии в терминах классиков евразийства.
С началом перестройки, когда политика «гласности» привела к пересмотру многих стереотипов, евразийство было реабилитировано. Начали появляться отдельные публикации работ евразийцев. Однако в научной и политической среде евразийские идеи начали приобретать популярность несколько позже, после распада СССР, в условиях всеобщей растерянности и поиска новой идеологии взамен коммунистической, но при этом не либеральной. Так, например, одна из первых обширных антологий евразийцев «Мир России-Евразии» была издана в 1995 году в издательстве «Высшая школа».44 Во многом евразийство в этот период стало достоянием
общественности благодаря усилиям возникшего тогда движения «неоевразийцев» во главе с А.Г. Дугиным.
Неоевразийцы также анализировали ситуацию в Центральной Азии и намечали перспективы политики России в регионе, развивая евразийские взгляды и подходы, однако с более резкими формулировками. Так, в первом русскоязычном учебном пособии по геополитике, выпущенном А.Г. Дугиным в 1997 году, утверждалось, что «новый евразийский порядок в Средней Азии основан на том, чтобы связать все эти земли с севера на юг жёсткой геополитической и стратегической осью».45 Основой для неё, «несущей конструкцией всего среднеазиатского ареала» должна была служить связь Казахстана с российскими регионами.46 При этом А.Г. Дугин справедливо отмечал, что «в последовательной и продуманной интеграции Казахстана в общий континентальный блок с Россией лежит основа всей континентальной политики».47
Проводя политику евразийской реинтеграции, предполагалось всячески препятствовать политике пантюркизма, проводимой Турцией в регионе, опираясь при этом на Иран. Связующим звеном российско-иранской политики, «геополитическим шарниром» всей стратегической среднеазиатской стратегии должен стать Таджикистан»,48- подчёркивал А.Г. Дугин.
Справедливости ради необходимо указать, что среди авторов, близких к евразийству и неоевразийству, в тот период были и те, кто скептически оценивал возможности России по реинтеграции Центральной Азии в единое политическое и экономическое пространство. Так, например, Игорь Мурадян и Самвел Манукян в работе «Третий путь евразийских наций и ирано-шиитская революция» отмечали, что «евразийцы продолжают эксперименты по «адаптации» Средней Азии к «обновлённому универсальному государству», что вызывает только недоверие и раздражение этих народов и снижает шансы России сохранить регион как обширный географический
рынок и сдержать натиск на него … Турции и Запада».Однако подобные взгляды были скорее исключением, подтверждающим правило.
Таким образом, в работах первых евразийцев содержались основные подходы, применимые к оптимальной политике России в Центральной Азии. Если кратко обобщить, то можно выделить следующие позиции. Это осознание России и Центральной Азии частями единой евразийской общности, отличной как от Европы, так и от Азии, необходимость и возможность разносторонней евразийской интеграции, взаимопомощь и комплементарность, уважительное отношение ко всем народам и их культурам, противостояние проникновению и развитию разрушительных для Евразии идеологий - как националистической, так и западной, выдаваемой за общечеловеческую. В целом они сохранились и получили развитие в работах неоевразийцев.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Какие колосья?! какая степь?!.. Во вторую четверть XXI века вступили, а у вас всё колосья да степи... Вы видали, как выглядит нынешняя столица Казахстана? Это современный, цивилизованный мир... А мы всё со жнивьём, да со стернёй...