Таким образом, в лице Рассказчика Пирроса современники Эдгара По легко угадывали самого автора произведения, в лице кузины Элеоноры - черты самой Вирджинии Клемм, а неназванной тётушки - реального прототипа - Мари Клемм. Внезапный финал рассказа, когда новая любовь Пирроса кратко упоминается только в предпоследнем абзаце истории, выглядел читателям того времени несколько неубедительным, и воспринимался как жалкая попытка писателя оправдать свои собственные чувства. Сам Эдгар По считал, что его "Элеонора" на самом деле «закончилась не так хорошо, как могла бы». Возможно, дело в неясности причины, которая только на Небесах откроется главному герою после того, как он нарушил данный возлюбленной обет, и никакого воздаяния за то не получил. Долина Многоцветных Трав в рассказе противопоставляется неназванной восточной стране точно так же, как две девушки - Лигейя и Ровена из одноимённого рассказа. Смысл таков, что первая любовь не подлежит забвению, и дама сердца, и окружающий пейзаж воспринимается глазами влюблённого как нечто божественное, недостижимое и мимолётное. Однако, в отличие от той же Ровены, для Пирроса что Элеонора, что Эрнменгарда остаются одинаково желанными и любимыми.
«Элеонора» до сих пор остается той, кого показали Эдгара По, которой не поддались экранизации. Режиссёр, конечно же, может показать на экране старинный замок с загородными домами среди людей на обособленном острове, однако на этом всё и закончится. Трудность «Элеоноры» в переложении сюжета на язык кино заключается не только в символизации оригинала и отсылках к античным мифам, но и в правильности выбора жанра и аудитории. Сюжет рассказа даже во времена Эдгара По воспринял как посредственный - писатель ничего нового не привнес, лишь поменял место действия и имя главной героини, которая действует по одной схеме: включает обожание для главного героя, постоянно умирает и умирает. Сам персонаж ввязывается в философские познания и мистицизм, а потом начинает страдать от последствий этих действий - то есть галлюцинации, то мертвые женщины возвращаются с тем светом, чтобы нанести ему вред (в некоторых случаях). Часто мужские персонажи сами доводят до безумия и находятся в затянувшейся острой стадии горения по умершим.
В «Элеоноре» ничего подобного читатель не наблюдает, кроме красивого описания пейзажей и незаметного присутствия главной героини в судьбе возлюбленного, выступающей в роли его Ангела-Хранителя. Призраками уже никого не удивишь, да и не похожа Элеонора на плакальщицу или жаждущую возмездия. Финал рассказа тоже относительно счастливый. В нем нет ярко выраженного антагонизма, элементов враждебности, гнева, ревности и вины за содеянное. В отличие от той «Мореллы», где начитанная философия Шеллинга героиня перевоплощается в теле дочери, став абсолютно идентичной фигурой вместе с ней, отомстить Рассказчику, или «Лигейи», где возлюбленная тоже вернулась из могилы и уничтожила Ровену Тремейон, новую пассию мужа , Элеонора проявляет нечеловеческое великолепие, подобное Русалочке Андерсена. Она освобождает Пирроса от клятвы и даже благословляет его свыше. А посему режиссерам и сценаристам никак не удалось превратить возвышенное произведение о силе Любви в стереотипный и модный "ужастик" , как это уже сделали с "Лигейей" и "Мореллой", отбросив за ненадобностью непонятные философские рассуждения Эдгара В оригиналах обоих рассказов и превратив их в ведьму и вампира, жаждущих причинить вред или убить, извести главного героя. В конечном счете, идея «Элеоноры» заключается в том, что мне так же разрешено жениться без чувства вины после смерти его первой любви.