Но что такое “вещество поэзии” и что делает стихи “текстом,
ощущаемым как речь повышенной важности” (М.Гаспаров), невозможно
объяснить на словах, даже при помощи филологических или
литературоведческих познаний.
В основе восприятия стихов лежит опыт прочтения.
В памяти откладываются моменты измененного стихами сознания,
вспышки удовольствия и безоговорочного приятия, которые мы потом
сознательно или бессознательно ищем в других стихах. Но опыт
бывает разный. Кто-то ищет “приниженного гения могил”
Мандельштама, а кто-то “Не ссорьтесь, влюбленные. Жизнь коротка”
Дементьева. Объяснять последним, что такое развитый,
а что — неразвитый вкус бессмысленно: не думаю, что поклонникам
творчества Дементьева и ему подобных будут интересны эти заметки.
Нам же интересно, что именно считывает внутренний слуховой аппарат
читателя, который попросту остается незадействованным в случае
с Дементьевым.
тут я позволю себе вклиниться в цитируемый текст автора статьи,
чтобы поместить тексты упомянутых стихов Мандельштама и Дементьева,
чтобы каждый выбрал, что больше ему по вкусу...
Попробуем использовать эмпирический метод. Сделаем из рыбы воблу,
лишим стихотворение поэтического замысла, но оставим все эффектные,
но вторичные признаки поэзии. Начнем с названия. Часто именно броское
название принимается тянуть за собой дальнейший текст.
Итак, “Девушка с Газгольдерной улицы”. Девушка явно загадочная,
а улица таки существует, что привносит подлинность “времени и места”.
Сразу возникает мысль растянуть повествование на несколько частей,
ибо с подобной девушкой может происходить масса историй, их можно
разбить по годам, а в каждой части прописать только одну характерную
для героини черту, будь то бровь в первой или какая-нибудь интимная
деталь в последней. Тем самым создадим видимость внутреннего стержня.
Пожалеем читателей “Ариона” и ограничимся одной, последней, частью.
Восемьдесят третий год, панельная девятиэтажка.
Наша Фирочка, белая, как бумажка,
смотрит в окно и видит, как с подъемного крана
падает крановщик, тот самый сменщик Ивана,
что вчера прижимал ее к стенке и страстно смотрел в глаза.
Спрашивал: будешь со мною? Она отвечала: за
будь.
Теперь он лежит в луже крови,
подбитая, неряшливая птица.
Фирочка натягивает трусики на ягодицы.
В зеркало смотрится, хмурится:
какая тоска на Газгольдерной улице.
Сюжет прост как три копейки. Во времена “застоя” человек совершает
самоубийство из-за несчастной любви. Фирочке это по барабану.
Она такая. Потому и названа Фирочкой. В момент трагедии она вообще
была раздета. Возможно, предавалась любовным утехам с самим Иваном,
забыв про сменщика. Автор пытается сочувствовать герою, изображая
его неряшливой птицей, украденной из стихотворения Льва Лосева “Брайтон-Бич”.
Рисует лужи крови для достоверности. Заканчивается все тоской.
Это беспроигрышный финал. Когда кому-то говоришь важные вещи,
а в ответ слышишь “какая тоскааа…”, то поневоле чувствуешь себя идиотом.
“Все хотят быть роботами”, но идиотами навряд ли. Поэтому сие творение,
вдохновенно прочитанное со сцены, скорее всего будет принято на “ура”,
а “трусики на ягодицах” вызовут улыбку. Не ироническую.
Это не пример творческой неудачи. Автору удалось сделать все,
что он задумал. Но задумано без ума и сердца. Мотивация: чтобы было.
Если хотите, это пример творческой “подлости”. Страшный суд это еще когда,
а невзыскательная публика не заметит сейчас. Вобла — та же рыба.
Не хочется противопоставлять, но придется. Знаменитая “Теорема тоски”
Владимира Бурича напрочь лишена внешних эффектов и сюжета.
В угол локтя
вписана окружность головы
Не надо
ничего
доказывать
Редкий пример поэтического замысла практически в чистом виде.
Невозможно запихнуть в чемодан велосипед, при этом не разобрав
его на части. Это будет уже не велосипед, а именно чемодан, но с железками.
Поэтический замысел тем и ценен, что его невозможно скрыть или разобрать.
это выдержки из статьи Дмитрия Тонконогова
"Восьмая нота" в журнале "Арион".
вряд ли это будет интересно многим,
ведь у нас многие уверены, что они-то
знают - где есть поэзия, а где её нет,
но все-таки...
