Понары. Дневник Саковича и остальное

месяца.
      
       12 апреля мы с Белецом спустились в подкоп. У нас была маленькая медная трубка с делениями, и мы снова убедились, что до
       поверхности земли осталось 10 см. Мы видели уже звезды, мы  почувствовали свежий апрельский воздух, и это нам придало силы.
       Мы воочию увидели, что освобождение близко.
      
       15 апреля мы целый день работали. В этот день один немец,  которого мы прозвали обезьяной, без всяких причин сильно ударил
       меня палкой по плечу.
      
       В 11 часов вечера мы с Догимом собрали всех.
      
       У первой десятки было два ножа и большой флакон уксусной  эссенции, который разлили в две бутылки. Все это мы взяли у трупов.
       Вообще все, что у нас было, мы доставали у трупов. Перед выходом я сказал: ”Имейте в виду, назад дороги нет ни при каких
       обстоятельствах. Если нас обнаружат, нас все равно расстреляют. Лучше умереть в схватке, но идти только вперед”.
      
       Мы поползли. Догим убрал последний слой земли, мы уже дышали  полной грудью. Ночь, действительно, была очень темная, кругом
       стояла абсолютная тишина. Когда все было готово, Догим и я сняли  цепи. Послали Вульфа дать сигнал, что все готово, и вот, по одному,
       первые 20 человек спустились в туннель. Костя всем снял цепи и  люди поползли. Стали выползать из туннеля. Надо было соблюдать
       абсолютную тишину, даже при стрельбе не нарушать порядка и молчания. Ползти надо было метров 200-250 от нашей ямы, там
       начинался небольшой лесок. Надо было добраться до проволоки и  перерезать ее кусачками. На то место в заграждении, которое
       прорывалось кусачками, были повешены две белые тряпки, чтобы  следующие видели, где проход. Я предполагал, что 14 километров
       можно пройти за одну ночь. Первым полз Догим, вторым я. Держу его  за ногу, выползаем и, вдруг, я вижу, что Догим сворачивает
       вправо. Я вижу, что налево, на фоне неба вырисовывается фигура  часового. Еще отползли шагов 20-30, но и с этой стороны виднеется
       фигура часового. Он медленно ходит. Опять пришлось сделать поворот. Когда я полз по земле, то испытывал совершенно
       непередаваемое чувство. Я дышал всеми порами тела.
      
       Я чувствовал, что наш труд не пропал, и ликовал. Вдруг раздался  выстрел в воздух. Видимо, под чьей-то рукой хрустнула веточка.
       Как только раздался первый выстрел, началась стрельба со всех  сторон. Я оглянулся: вся наша трасса была наполнена ползущими
       людьми, некоторые повскакивали и бежали в разные стороны. Однако, мы доползли до проволоки и разрезали ее кусачками,
       а выстрелы все громче и ближе.
      
       Через 2 километра — снова проволока, мы ее также перекусили; я  вижу, что около меня осталось только пять человек. А немцы
       ударили из миномета. Это сигнал тревоги для всего гарнизона. Мы  вбежали в лес, но не учли, что со всех сторон были расположены
       военные объекты. Нас отовсюду обстреливали. Дошли до реки — новая беда: никто из пяти моих спутников не умеет плавать.
       Пришлось мне по очереди каждого из них переправить через эту реку. Мы шли всю ночь, а днем замаскировались в лесу.
      
       Пробирались мы 14 километров целую неделю; 22 апреля мы были уже в глубине Рудницкой Пущи, пришли в лесную деревню
       Жигарины. Встречных крестьян я спрашивал: ”Немцы есть?” Они  делали удивленные глаза, говорили: ”Немцев нэма и поляков нэма”.
       ”А советы есть?” ”Тего не вем, проше пана”. Вечером мы встретили  трех партизан, советских офицеров, среди них оказался капитан
       Василенко. Я стал его целовать. Он спросил нас: ”Вы откуда?”
      
       ”С того света”. ”А точнее”. ”Из Понар”. ”Из Понар? Пойдемте со мной”.
      
       Я сказал, что я москвич. Он также оказался москвичом. Вдруг наша  беседа была прервана, начался обстрел. Сильный обстрел, а
       наши ребята не прячутся. Капитан Василенко их спросил с удивлением: ”Вы что, смерти не боитесь?” Они ответили: ”Нет”.
      
       Нас привели на партизанскую базу, рядом с ней была база еврейских  отрядов ”Смерть фашизму” и ”За победу”. В еврейских отрядах
      
       нашлось много знакомых моих виленских спутников. Двоюродный брат Ицика Догима, Аба Ковнер[64], был командиром отряда
       ”Смерть фашизму”. Еврейские партизаны отлично знали, что такое Понары. Никто не мог поверить в то, что мы оттуда пришли
       живыми, это произвело потрясающее впечатление. Нас буквально разрывали на части, расспрашивали обо всем и обо всех.
       По всем партизанским базам было отдано распоряжение встречать  беглецов. Партизанская разведка в тот же день обнаружила еще 5 человек  из нашей партии.