являются вполне обоснованными и подтверждаемыми
2. О причинах нездоровой обстановки в отечественной филологии.
Если внимательно вникнуть в те претензии, которые предъявлены И.А. Болдуэном де Куртенэ , в частности, к царящим в России порядкам в сфере филологии, а затем тщательно их обобщить, вырисовывается следующая, крайне неприглядная картина:
А). Отечественная филология всегда позиционировала себя неким «государством в государстве», в отношении которого никто из политического руководства страны не имеет права диктовать, каким образом филологам осуществлять свою научную и познавательную деятельность.
Б). Основополагающей тенденцией научной деятельности отечественной филологии является описание всяких имеющихся фактов, т.е. явно выраженная и всячески культивируемая тенденция исторического описательства. Что же касается формирования целостного, логически обусловленного, взвешенного, сбалансированного представления, отличающегося глубиной собственных обобщений, то подобной задачи филология никогда перед собою не ставила.
В). В рамках существования филологических представлений отечественной науки особой ценностью накапливаемых знаний считается любое проявление эпатажности, креативности, оригинальничания, выдвижение различных симулякров, а также не подкрепляемых фактическими данными гипотез, а то и явных подтасовок.
Указанные причины , по сути, на всём пути существования академической филологии проявляли своё особое качество неистребимости, что, в частности, хорошо отмечается судя по тем событиям, которые происходили в филологии уже после того, как подавляющее число идей И.А. Болдуэна де Куртенэ было либо извращено, либо забыто, либо просто отметено как несостоятельное. Что касается меры уважения к этому учёному, то об этом свидетельствует лишь то, что за более чем вековой период в СССР (и соответственно, в России) , вышло всего одно, да и то, весьма небольшим объёмом , издание, дающее весьма узкое представление о подлинной его научной деятельности – было это ещё в далёком 1963 году.
Однако оценка , данная И.А. Болдуэном де Куртенэ весьма порочной деятельности отечественной филологии, как показала последующая практика, так нисколько и не потеряла своей актуальности и по сей день, что и наблюдается сегодня повсеместно.
3. О борьбе И. Сталина с беспорядками, царящими в отечественной филологии.
О творящемся беспределе свидетельствуют две личных инициативы руководителя СССР Сталина И.В., которому пришлось дважды вмешиваться во внутренние дела языковедения : один раз в 1934 году, тогда, когда отечественным филологам - академикам в силу ложно понимаемых интересов дела взбрело в голову изменить графическую кириллическую систему письма русского языка на латиницу. В этой связи обращает на себя экзотическая по форме мотивировка, предложенная известным русским лингвистом , профессором Н. Ф. Яковлевым: «Русский алфавит является в настоящее время не только идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики, но также служит главным препятствием делу латинизации, как других национальных по форме алфавитов (еврейский, армянский, грузинский и пр.), так и график, построенных на основе кириллицы (белорусская, украинская, восточно-финские и др.)». Как известно, благодаря решительному вмешательству Сталина эта необоснованная попытка чокнутых профессоров оказалась безрезультатной.
Второй раз И.В. Сталину пришлось вмешиваться уже в 1950 году, когда в отечественной филологии получил широкое распространение так называемый культ «марризма», названный так в честь академика Н.Я. Марра. Многими своими чертами марризм соответствовал общественным умонастроениям интеллигенции в СССР в 1920-е годы. К ним относились революционность, разрыв с традициями, полное отрицание «буржуазной» науки, стремление рассмотреть все явления «в мировом масштабе», национальный нигилизм и др. Как всегда, данное направление отличалось экзотичностью своих притязаний. Так, например, согласно положениям этой концепции, все человечество первоначально проходило этап языка жестов («кинетической речи»), затем произошла «звуковая революция» и язык приобрел звуковую форму. Первоначально речь состояла из четырех «диффузных выкриков» (сал, бер, йон, рош); затем эти «выкрики» членились на отдельные звуки, комбинировались и модифицировались, в результате чего получились слова всех языков мира.
Потерпев неудачу в пропаганде своей концепции за рубежом, Марр с середины 1920-х годов стал добиваться поддержки авторитетных руководителей государства (Н.И.Бухарина, А.В.Луначарского и др.). В Ленинграде господство марризма установилось в конце 1920-х годов, в Москве – в 1932–1933. В это время была исключена возможность появления каких-либо критических по отношению к марризму публикаций, а сравнительно-исторические исследования были запрещены. К марристскому лагерю примыкали некомпетентные в вопросах лингвистики историки и философы-марксисты, иногда явные проходимцы. После смерти Марра в 1934 году его последователи во главе с академиком И.И.Мещаниновым пошли на компромисс с научной лингвистикой. Наиболее фантастические элементы марризма вроде элементного анализа были забыты, другие видоизменились; стадиальные исследования превратились в синтаксическую типологию, уже не связанную жестко с представлениями об исторических стадиях. Официально марризм продолжал считаться «марксизмом в языкознании». В 1948–1950 под флагом борьбы с «космополитизмом» началось восстановление марризма в полном объеме, прерванное после выступления Сталина в газете «Правда» 20 июня 1950 против марризма.
В частности, оценивая причину появления в отечественной филологии «марризма» И.В. Сталин особо указал на общий диагноз филологии, который был обозначен им как «аракчеевщина».
Именно этот термин он использует для обозначения особого негативного явления в отечественной филологии, когда без ведома главного лица государства небольшая группа не вполне адекватных деятелей науки создаёт условия для подчинения своему мощному и тотальному административному диктату всю остальную подконтрольную ей общественность, основывая свой диктат якобы истинностью исповедуемого ею знания, при этом сознательно, нагло и цинично игнорируя не только главный этический закон научной среды, согласно которому никому в науке не позволяется зажимать критику и убирать с повестки дня вопросы, которые кажутся нерешаемыми, а также руководящие указания политического руководства своей страны.
Суть общественного вреда аракчеевщины в том, что взяв в качестве основы своего существования конкретное нарушение одного из наиболее важных этически – нравственных законов в деятельности науки, и выбрав особую, безнравственную манеру поведения, состоящую в преднамеренном сокрытии , тупом замалчивании конкретно высказываемых источников обоснованного возражения, на которые текущая научная общественность либо не способна или просто не может ответить по существу в силу собственной профессиональной некомпетентности, эти самым создаётся затор, непреодолимое препятствие для любого дальнейшего прогрессивного развития науки.
Но вот к сожалению, как показала последующая практика, не смотря на проведённый комплекс мероприятий, И.Сталину так и не удалось изжить в языковедении аракчеевщину, поскольку вместо «марризма» вновь вспыхнули подобные тенденции, существующие и по сей день.
4. Современный характер беспорядков в отечественном языкознании.
Как известно, И.В.Сталину лишь на короткое время удалось избавить филологию от клановости, поскольку вместо аракчеевщины марризма сразу и бесповоротно установился аракчеевский дуумвират в лице Московской и Лениградской МФШ, которые договорившись друг с другом , признали лишь только свои учения «единственно верными», всем остальным представителям науки указав на нетерпимость любой критики в их сторону, что до сих пор неукоснительно соблюдается. Свидетельством данному положению дел, царящему в современном отечественном языкознании могут служить , по крайней мере, две цитаты, почерпнутых из интернета, в подлинности которых не приходится сомневаться.
А. «Экспертное заключение об учебной литературе, обеспечивающей вузовский курс «современный русский язык». Дата появления документа на сайте - 11.05.2009 г.
«… проблемой учебников по данному курсу является наличие в отечественной русистике двух конкурирующих фонологических концепций — Санкт-Петербургской фонологической школы и Московской фонологической школы, которые по-разному трактуют и вопросы письма.
Таким образом, специфика курса в том, что учебник обычно ориентирован на конкретную фонологическую школу, поэтому, например, пособие Л. Л. Касаткина не может использоваться как базовое в СПбГУ, т. к. большинство преподавателей сориентировано на иную школу.
Соединение обеих точек зрения приводит к тому, что в одном учебнике оказываются два разных учебника».
И далее: «Школьники и студенты — это та часть современного российского общества, которая определяет его будущее, потому негативные тенденции в сфере школьного
и вузовского обучения русскому языку заставляют охарактеризовать языковую ситуацию в России как очень тревожную в целом. Переиздание даже лучших учебников и учебных пособий прошлого и издание нового и самого совершенного
комплекса учебников не исправит этой ситуации».
Б. Современный русский язык/Под ред. ВА.Белошапковой. М., 1989. С. 162).
«Поскольку часто монографии и учебные пособия авторов, принадлежащих к этим двум направлениям ( речь снова идёт о Ленинградской и Московской МФШ – авт. ) , издаются параллельно, учащимся не всегда легко разобраться в различии подходов к освещаемым фактам, тем более что иногда одно направление провозглашает даже, будто другое направление «не обеспечено мыслью». Столь сложные взаимоотношения между представителями разных фонологических школ затрудняют обучение».
«Для того, чтобы у студентов не складывалось впечатления о некоей ущербности либо одного, либо другого направления, об их мнимой «неправильности» или, наоборот, единственной «правильности», в данном пособии излагаются обе фонологические теории, а в списках литературы рекомендуются книги авторов как одного, так и другого направления».
Таким образом, в данное время аракчеевщина, навязанная Московской и Ленинградскими фонологическими школами, создала непреодолимые препятствия для того, чтобы ни один так называемый «щекотливый вопрос теории русского языка» не был поставлен на публичное обсуждение, и , тем самым, не вскрыл профессиональную некомпетентность представителей обеих указанных школ.
А чтобы в широком плане ознакомиться с тем уровнем профессиональной некомпетентности , кто сегодня представляет русскую филологию, я приведу мнение одного из
— А вы чего дурака валяли? Тоже! Слонов ему подавай! И потом должен вам сказать, друг Берлага, что вице-король для хорошего сумасшедшего — это слабо, слабо, слабо.
— А мне шурин сказал, что можно, — опечалился Берлага.
— Возьмите, например, меня, — сказал Михаил Александрович, — тонкая игра. Человек-собака!Шизофренический бред, осложненный маниакально-депрессивным психозом, и притом, заметьте, Берлага, сумеречное состояние души. Вы думаете, мне это легко далось? Я работал над источниками. Вы читали книгу профессора Блейлера «Аутистическое мышление»?(с)