Строили мы как-то электростанцию в Ираке. Очень большую – шесть блоков по 210 мегаватт каждый. Цена контракта почти полтора миллиарда долларов. Так случилось, что на этом контракте мне довелось поработать от предконтрактных переговоров до начала войны в Кувейте.
А во время строительства работал я в группе защиты проектной документации. Основная задача – согласовать с заказчиком строительные чертежи, устранить замечания и получить на каждом листе штамп «approved», - по-нашему – «в производство». Только после этого открывалось финансирование работ по этой части проекта и строители могли начинать рыть котлован, лить бетон, прокладывать коммуникации.
И вот, однажды, сдали мы с Петровичем, нашим главным специалистом-строителем, заказчику на экспертизу чертежи главного корпуса станции. Чтобы понять размер здания, - чуть меньше здания ГУМа, но больше него по высоте на несколько этажей.
Через какое-то время вызывает нас заказчик. И говорит:
- Всё хорошо, но есть одна ошибка.
- Какая??? (мы-то уверены, что главный корпус строго по нормам спроектирован, но всякое бывает).
- Вы неправильно запроектировали туалеты.
У нас глаза на лоб полезли. Ну ладно там машинный зал, или котел не под тем углом к оси турбины повернули, а с туалетами-то что не так???
- Дело в том, - с улыбкой сказал арабский инженер – что в контракте записано «туалеты исламского типа», а у вас – европейские.
У меня засосало под ложечкой. Во-первых, никто из нас понятия не имел, чем они отличаются. А во-вторых, любая перепланировка в таком огромном здании влекла за собой массу работы, которую мы на месте выполнить не могли, а московский проектный институт, сделавший все по советским нормам и сдавший свою работу внешнеторговой организации-генподрядчику, уже давно трудился над другим объектом и, в лучшем случае, сделал бы это месяца через два-три, а все это время стройка стояла бы, а нас начальник контракта просто разобрал бы на запчасти.
- А в чем дело? - заплетающимся языком спросил я, предварительно посмотрев это место в контракте и убедившись, что заказчик был на сто процентов прав. Там именно так и было записано.
- А дело в том, что в туалетах исламского типа нет унитазов и писсуаров. И нет держателей для туалетной бумаги. Есть отверстие в полу и шланг с водой. С симпатичным краном-душем, разумеется. А главное, что присевший по делу человек ни в коем случае не должен быть обращен лицом или спиной к Мекке.
Я видел, как у пришедшего со мной нашего инженера-строителя на голове зашевелились волосы.
Он взял поэтажный план, прикинул стороны света, и волосы стали просто выпадать. Убрать унитазы и писсуары, оставив дырки в полу, было еще можно, а вот развернуть главный корпус на генплане… При том, что все идущие к нему трубопроводы уже были согласованы и вовсю прокладывались…
Петрович с тоской посмотрел на меня. Я – на него. А заказчик ждал нашего решения.
- Абдурахман, - не надеясь на удачу, хрипло спросил я – а обязательно, чтобы дырки в полу были строго перпендикулярны стене?
Абдурахман понял вопрос и задумался минут на десять. Потом он вытащил из верхнего ящика стола Коран и на полчаса погрузился в его чтение. Мы ждали, затаив дыхание.
- Нет, - наконец произнес Абдурахман – такого требования нигде нет.
Наверное, кит, всплывающий на поверхность, чтобы выдохнуть и вдохнуть, производит меньше шума, чем наш вздох облегчения. Петрович быстро нарисовал прямо на листе схему расположения овальных дырок параллельно стене, надписал, что водопроводная труба должна иметь оконечник в виде шланга с запорным вентилем и протянул чертеж Абдурахману.
Абдурахман учился в Кембридже. Все проблемы, связанные с перепланировкой и разворотом здания он понимал отлично. Но в то же время и представить себя сидящим параллельно стене ему было сложно. Несколько раз он поднимал штамп «approved» и опускал его обратно. А мы, застыв как статуи молчания, следили за его лицом.
Наконец, он тяжело вздохнул и шлепнул колотушкой по эскизу Петровича, произнеся на арабском «да будет на то воля Аллаха!»
В тот вечер мы с Петровичем пили много. Радуясь, что наши запчасти еще нам послужат.
