А пальцы ее пронзительно пахли переспевшей малиной...

А пальцы ее пронзительно пахли переспевшей малиной……

Лето неспешно переползало во вторую свою половину, когда, несмотря на все еще жаркие и сухие дни, в Москве все более и более отчетливо чувствуется приближение сырой и слякотной осени, ветреных листопадов и тонкого, чуть заметного ледка на пропахших бензином лужах – наступишь нечаянно: легкий хруст и грязная холодная вода на только что отутюженные брюки…
А может быть все совсем и наоборот, и до осени еще слишком далеко, и мое минорное настроение это лишь следствие очередной ссоры с супругой, спровоцированной, по-моему, лишь постоянной нехваткой денег, отнюдь не самым лучшим самочувствием и….., да мало ли еще чего, что может вызывать в человеке, в его непонятой душе глухое и необъяснимое чувство страшной тоски и неудовлетворенности.
Ссора….
Обоюдное унижение, вывернутые наизнанку давно остывшие чувства, язвительные напоминания о самом безобидном, и никому ненужном флирте, крик, мат, слезы.
Ссора…..
Хотя какая к чертям собачьим уж это ссора? Нет, это уже не ссора, это - навсегда. Это уход…. А уж если быть еще более точным - исход…..
- Пойми Володя – ее обычно решительный голос, той ночью казался ему до странности чужим и не знакомым, каким-то сухим и казенным, да и шелестел он как сухие, пожелтевшие от старости и полной ненужности странницы газеты,” Правда”, случаем забытой на забитой всяческим хламом антресолях.
Она погасила свет.
Наверное, для того, что бы я не видел ее лица, когда она станет мне врать.
Наверное, в темноте проще и легче лгать.
Я слушал ее, а сам думал, что Бог, скорее всего и создал ночь, как наилучшее время для лжи человеческой. Когда же еще лгать, как ни ночью?
- Я еврейка. Вернее почти…. Почти наполовину. Мать моя была еврейкой…..Полу… Ты ее конечно хорошо помнишь. Ее брат, проктолог, а значит, мой дядя Михаил вот уже почти десять лет живет там. И доволен. Он сделал нам вызов…. Мне и нашим детям…. Ты конечно с нами поедешь?-
Спросить-то она спросила, но видит Бог, я явно чувствовал, какого ответа она от меня ожидала. И я постарался ее не разочаровывать.
-…. Пойми Машенька –
Я закашлялся, прикуривая и резко вышел, почти выбежал с сигаретой на балкон, подставил под теплый, горьковатый на вкус ночной воздух родного Отрадного мокрые от слез щеки.
…Врут психологи – курение все - таки успокаивает. По крайней меря меня….
Как же Маша не понимает, что если бы она хотела уехать всей семьей, вчетвером, подобного разговора, вопроса такого просто бы не было. Не имело смысла быть…..
Ну отчего мне так больно и стыдно за нее…..? И мерзко.
- Пойми родная, ну куда и зачем я поеду? Что я там буду делать? Средненький и бесперспективный учитель словесности….По большому счету самый заурядный педагог. И дело даже не в том, что я русский, и вся моя родня, и все мои предки вплоть до времен татарского ига, если оно, конечно, имело место быть - тоже русские, дело, конечно же, не в этом. Да и не в языке, хотя признайся, пятьдесят лет не самый лучший возраст для того, что бы становиться полиглотом….
Просто задай сама себе вопрос, но что бы честно, без дураков, ну хоть раз в жизни. А нужен ли я тебе там…..? Старый, не очень здоровый, самый обыкновенный русский неудачник. Да и дядя твой, этот самый Михаил….. Он мне отчего- то никогда особо не нравился. Скользкий какой-то, сальный. С клиентами разговаривает, а сам, сам словно в карманы к ним заглядывает. Еще до того, как начнет заглядывать им в задницы….. Да и к тому же, как я понял, вызов он сделал только вам. Тебе и детям…. А я, я теперь отчего-то почти уверен, что все уже давно между вами обговорено. Тобой и нашими девочками….. За моею спиной…. Стоит ли ломать комедию? А, Маш….?-
Брошенный окурок маленькой багровой звездочкой прочертил темноту, рассыпался вереницей брызг где-то там, далеко внизу, на бетонной отмоске, и тут - же погас.
- Нет, Маша. Нет, моя радость. Не поеду я с вами никуда. Скоро лето кончится…., осень……, а там и зима глядишь…. А я Машенька зиму люблю. Русскую. Белую. Да что б снежок под ногами как крахмал поскрипывал….. Скрип, скрип…., скрип, скрип. Хорошо!
Так что давай спать Машенька. А деньги, деньги я вам достану.
Спи моя радость. Уже поздно. Спи.
Поздно уже. Поздно. Для всего поздно.……
…………………………..Я лежал голый и совершенно пьяный, лежал в позе эмбриона, уперевшись коленями в оббитую, шершавую эмаль нашей старенькой ванны и прислушиваясь к еле слышному органному пению проржавелых водопроводных труб.
Горячая, неопрятно – рыжая, словно ржавая вода неуклонно и равнодушно поднималась все выше и выше, и мне казалось, что набирается она в ванну, постепенно скрывая мое неглиже только для того, что бы достигнув перелива, ухнуть в осклизлую темноту канализационных труб. Вернуться туда, откуда она и появилась.
Вот и все. Вот и перелив.
Теперь вся моя жизнь, все мое никчемное существование казалось мне одним, сплошным падением в осклизлую тьму канализации….
Они все-таки уехали…..
Все……
Втроем…..
До последнего мгновения я ожидал какого-то подвоха, или же напротив какого-то чуда.
………… Ну, вот допустим так: подошла ко мне моя старшая, уткнулась своим крутым лбом в мой (как в детстве) и прошепчет – Да ладно, пап. Ты же видишь, мама шутит. Ну, куда мы без тебя? Нет. Ни куда мы без тебя не уедем…..
Или же младшая наконец-то ответит согласием своему Егору, выйдет замуж и поездка расстроится.
Или, например где - то там, на таможне, в их багаже обнаружат пакет с марихуаной. Пакет отберут, визу порвут, а они, жена моя и дочери, обязательно вернутся….
Да, нет, конечно же, бред. Какая марихуана, какая таможня??? Они уехали. Они сделали выбор и уехали.
Когда-то перед моими предками тоже вставала дилемма – уезжать или оставаться? И хотя в том случае им маячила Сибирь как минимум, они остались… А эти, эти-то отчего бегут?
Я лично вложил в сухие, холодные и равнодушные Машины руки увесистый сверток, деньги, доллары – все, что имело хотя бы призрачную, мизерную стоимость ,включая квартиру было в спешном порядке распродано .
Я отдал ей все деньги и запил. Запил основательно и надолго.
Органное пение труб неожиданно смолкло – отключили воду. Обычное дело – лето. А кровь из располосованного безопасной бритвой запястья перестала даже сочиться.
Вот так всегда.
Полная я все ж таки ничтожность.
Даже из жизни и то по-человечески не смог уйти. Одно слово-неудачник.
И вот теперь, я лежу в остывающей ванне, полной ржавой воды, окончательно протрезвевший, замерзший, относительно живой, насквозь пропитанный необъяснимой тоской (а может быть это самое примитивное похмелье, хрен его знает), с глазами, опухшими от слез, с глубокой, саднящей царапиной на пульсе левой руки….
Я лежу, трезвею и медленно замерзаю. Коха покрылась пупырышками как у ощипанной курицы, зубы непроизвольно клацают. Холодно. Бьет озноб.
Выпроставшись из переполненной остывшей водой чугунины, и истоптав пол мокрыми следами, наскоро одевшись, я бросился вон из этой, пропахшей гнусным перегаром, наполненной одиноким эхом и тоской квартиры.
Прочь.
В люди.
В центр.

Возле самого подъезда, меня схватил (довольно невежливо) за рукав жгучий брюнет с орлиным профилем, и резко, словно кролик под ножом запричитал на весь двор на радость соседям, притеревшимися ушами к стеклам в своих квартирах.
- Слющай дорогой, ты мне квартиру продал? Ааааа. Я тебе деньги отдал? Ааааа. Когда съедешь? Уже мебель пора ввозить, а к ремонту ми еще и не приступали. Все срока вишли…..
- Завтра, завтра. Все завтра. Сегодня последние вещи вывезут, и завтра ты уже можешь врезать новые замки! А сейчас я, в самом деле, очень тороплюсь….
……..Уже через час, уставший и, пожалуй, даже несколько умиротворенный, я бесцельно бродил по набережной вблизи печально известного дома, рассматривал многочисленные мемориальные доски установленные на его фасаде, и думал ни о чем и обо всем сразу….
Я уже почти завернул за угол, когда что-то странно неуловимое, какой-то штришок, чуть заметный лишний мазок в скучно-серой палитре этого дома, заставил меня резко повернуть назад, и почти бегом пробежать до ближайшей арки ведущей во двор. И уже через несколько шагов пройденных мной, словно сомнамбулой, не твердо и осторожно, я понял, что же это был за штришок….
Из приоткрытого окна первого этажа, сквозь пыльную марлю узкой фрамуги, почти не смешиваясь с раскаленным полуденным солнцем воздухом, неспешно струился сладко- тягучий, приторно-тяжелый запах слегка переваренного малинового варенья.
Бессильно, я прислонился спиной к шершавой штукатурке и жадно вдыхал этот чудный, сладкий запах, неожиданным образом разбудивший во мне нечто давно уснувшее и забытое, но тем ни менее родное, родное до сладостной дрожжи в коленях, до предательской влаги на глазах.
…-.Нестеров, пойдешь в канцелярию, там на тебя выписана увольнительная в город до двадцати трех часов. Возле КПП, тебя будет ждать машина. Поступаешь на весь день в распоряжение зам. по тылу подполковнику Махину. Все, иди. Остальные вольно, разойтись.-
-Товарищ старшина - заканючил я,
- Да что же это делается? Я только, что освободился с наряда по кухне. Вы же сами видите, даже сменку еще не переодел….-
-Все Нестеров. Иди, переодевайся, и что бы я тебя через пятнадцать минут в распоряжении части не видел. Свободен. И еще….,-
старшина казалось, несколько колебался.- У подполковника дочка, мягко сказать несколько странная. Так вот он приказал, что бы я выбрал самого благонадежного солдата, тихоню. Смотри, не подкачай.-
Прапорщик еще раз с сомнением посмотрел на меня, достал маленькое круглое зеркальце и, вглядываясь в него начал подкручивать свои жиденькие, рыжеватые усики.
- Есть - безнадежно выдохнул я и обреченно поплелся в казарму.
Через час, распаренный и потный, я вывалился из раскаленного брезентового нутра полковничьего УАЗИКА. Коротконогий полковник, в белой, прожженной на округлом животе майке и в галифе, заправленном в высокие вязаные носки, встретил меня на крыльце своего загородного дома. Вернее сказать дом как таковой еще строился, (кирпичный фасад которого виднелся за высокими елями), а это был неказистый срубик, еле заметный среди высоких зарослей розово цветущего кипрейника.
Без лишних слов, зам. по тылу, вручил мне большое, ртутно-блеснувшее оцинкованное ведро, и, ткнув коротким пальцем куда-то назад, за свою лохматую спину проскрипел –
- Пока ведро малины не соберешь, отсюда твою мать, хрен уйдешь.-
Я молча козырнул, и отчаянно, шепотом матерясь, направился к малиннику.
Не успел я раздвинуть жесткие и колючие малиновые кусты, как белесое, Вологодское солнце, обрушило на меня всю мощь своего резко-континентального жара. Отчаянно пахло переспевшей малиной, теплой землей и непонятно отчего раздавленными муравьями.
Сплюнув вязкую слюну, и машинально отправив в рот, несколько отливающих рубином ягод, я с грустью бросил первую, громко загремевшую о жестяное ведерное дно ягоду, я попытался честно справиться с приказом….
Жара.
Несмотря на то, что малины было удивительно много, дно ведра упорно не желало покрываться спелой, слегка матово-сизой и пьяно пахнущей ягодой.
Где-то за кустами забормотал мотор машины, дверца хлопнула, и я