"ЗА СПИНОЙ У БОГА" .(Мистико-фантастическая повесть)

стоянку, что  бы  остаться  здесь навсегда. Навсегда  близ  незнакомой  ему  планеты, планеты  огромного  и желтого  солнца.
Тот  путь  его  был  лишь  в  один  конец. Путь  беглеца, без  какой-либо надежды  на  свое  возвращение.


                    Глава 1: В плену голубой планеты

Млечный путь. Дальний космос. Район внутреннего газопылевого рукава. Неизвестная солнечная система Желтого Солнца. Борт Х-БИ 7289 626 С.С.«МАРВИН» Класс: «ПАНТЕРA». 15.03.3017 г. 08:30

  Слабое  дуновение  свежего  пущенного  с  кислородных  резервуаров  воздуха словно  разбудило  спящий  в  многолетней  спячке  корабль. Сработала  система вентиляции. И  вслед  оживающему  судну  пронеслось  что-то  похожее  на стон, нарушивший  многолетнюю  тишину  его  отсеков  и  переходов. Прямо  по  всем  его  отсекам, разнеслось, что-то  такое  похожее  на  вибрацию, что-то металлическое  и  странное. Похожее, одновременно  на  дыхание  этого звездного  скитальца. Он  выходил  из  своего  сонного  оцепенения. Он судорожно задышал  всем  своим  многотонным  организмом, всей  уцелевшей  от  долгого  перелета  механикой  и  электроникой. Запищали  датчики  в  кабине управления  главной  рубки, один, за  одним, выводя  корабль  из  состояния сонной  каталепсии. Открылись  все  центральные  отсеки. От  носа  до  кормы  с таким  скрипящим  несмазанным  звуком, как  затекшие  суставы. Открывались  створки  переборок  и  зажигались, вспыхивая  коридорные  огни, освещая  те проснувшиеся  отсеки. Сработала  система  искусственной  гравитации, и  все предметы  много  лет  болтающиеся  бесхозно  в  полной  темноте  пространства отсеков  и  коридоров, обретя  обратно  исходный  свой  вес, разом  рухнули  на геккерамический  пол  проснувшегося  от  спячки  корабля. Кое-что  не сработало. Да, и  не  удивительно, столько  лет  в  такой  долгой  спячке. Еще этот  ледяной  негостеприимный  космос. Столько  лет, для  него  не  прошли даром. Еще  удивительно  как  он  добрался  сюда. На  своем  автопилоте  и последнем  глотке  энергии  рейдерного  двигателя  и  все. Все, что  последнее он  смог  сделать, это  запустить  на  автомате  свое  жизнеобеспечение. Не  для себя, для  того, кого  он  нес  в  себе. Это  было  всегда  при  долгих  перелетах. Одно, и  тоже, и  всегда  именно  вот  так. Вот  только  теперь  не  все  работало. И  частично  вышло  безнадежно  из  строя. Часть  отсеков. Часть  аварийной  и пожарной  системы. Это  еще  хорошо  обошлось  без  пожара. А то  бы  всем  и ему  был  бы  конец.
  Сразу  вспомнился  брат  близнец, систершип  заложенный  вместе  с  ним  на одной  судоверфи. Сколько  раз  им  приходилось  почти  параллельно пересекать  галактические  окраины  от  рукава  к  рукаву. Или  встречаться  в звездной  гавани  космопорта. Их  звездные  экипажи  были  почти  как братья  и сестры.
  И  этот  пожар! Пожар, унесший  жизнь  его  брата! Пожар  в  космосе!
  Кто-нибудь  видел  пожар  в  космосе?
  Как  это  красиво! Пожар  в  невесомости  и  в  безвоздушном  пространстве.
  Пламя  ярчайшего  струящегося  спиралью  огня. Огня  оплетающего  весь корабль. Плавя  его  корпус  и  иллюминаторы. Вырывающийся  изо  всех  его отсеков  на  огромной  скорости  несущегося  на  реверсных  двигателях космического  судна. Ламя  мгновенно  гаснувшее  в  холоде  за  его  кормой. От  почти  полного  ледяного  вакуума  космоса, но  пылающее  внутри  судна  на  колоссальной  разгонной  скорости  корабля.
  Он  не  смог  сбить  этот  огонь  уже  ничем. И  вот  пытаясь  тормозить, горел, подлетая  к  родной  Луне, пытаясь  уйти  от  столкновения. Еще  задолго  до входа  в  солнечную  планетарную  орбиту, там, на  границе  метеорного кольцевого  поля  его  родной  брат  близнец  догорая  от  своего  горящего ядерного  топлива  со  всем  своим  экипажем, несся, тормозя  как  комета, в лучах  родного  солнца, в  солнечном  потоке  ветра  и  частиц. Проносился  мимо  Луны, унося  свою  смерть  в  глубины  космоса.
  Его  нашли  потом  выгоревшего  дотла. Говорили, он  боролся  до  последнего, всеми  своими  аварийными  системами. Но не  смог погасить пламя, которое вспыхнуло  из-за  элементарного  коротыша  сиракторной  проводки. Просто проводки  и  все. И  нет  корабля, нет  его  брата.
  Он  остался  один, но  со  своим  родным  экипажем. И  вот  здесь  в  пределах дальнего  космоса  на  орбите  чужой  незнакомой  планеты. Он  проверял  все свои  системы, в  последний  раз, понимая, что  обратной  дороги  уже  нет. Это его  судьба, как  и  судьба  его  родной  системы. Его  родного  дома, где  он  был  рожден. Дома, которого  уже  нет. И  есть  теперь  только  он  и  его  спящий  в  долгом  беспробудном  сне  экипаж. В  анабиозе  криогенной установки, без снов  и  видений. Всего  несколько  человек, спящих  там, в  его большой  ледяной  спальне, специальном  отсеке. В  своих  фамильных капсулах-саркофагах.
  Он  знал  каждого  из  них  уже  много  лет, каждого. От  своего командира, с которым  почти  постоянно  общался  через  свои  системы  связи  до  судового врача  и  астробиолога. Знал  всех  и  не  мог  допустить  их  смерти. Эта жертвенная  преданность, им  всем, эта  его  работа  в  их  общем  деле. В  деле, для  которого  они  все  были  рождены  и  созданы.
  Пока  они  еще  спали  так  тихо  и  безмятежно  в  этом  странном  и  не  совсем  понятном  ему  сне. Но  так  было  нужно, для  долгих  перелетов. Так было  нужно. Как  и  ему  самому, когда  включался  автоматически  его автопилот. Бессменный  постовой  службы  астрокоррекции  полета. Его навигатор  и  штурман. Эта  отдельная  зашифрованная  автоматическая  система  управления. Отдельная  от  него  и  работающая  сама  по  себе  по заданной  заранее  программе, называемая  ласково  экипажем  корабля  почему-то  мамой. Это  она  привела  его  сюда. Сюда  куда  он  и  сам  не  знал. Привела его  сюда, к  этой  неизведанной  загадочной  голубой, покрытой  густыми облаками  планете, пока  он  сам  находился  в  сонной  каталепсии  всех  своих энергосистем.
  Зачем  и  почему? Почему  именно  сюда? В  эту  незнакомую  ему  гавань. Последнюю  его  орбитальную  стоянку  полного  одиночества. К  этому гигантскому  светилу, освещающего  его  ярким  слепящим  светом  его пошарканный  о  звездную  пыль  почерневший  от  ожогов  в  царапинах  и шрамах  стальной  корпус.

                                        ***
  Беатрис  закрыв  от  боли, свои  красивые  карие  глаза, запрокинула  свою русую  девичью  голову. Подняв  обе  свои  руки, мокрые  еще  от влаги  в  ручейках  воды, как  и  все  ее, только  что  оттаявшее  от  заморозки тело. Заложила  их  ладонями  за  пучок  туго  стянутых  на  затылке  волос. Она, громко  простонала. Судорога  потянула  больно  от  длительного криогенного сна  ногу. Она  принялась  ее  быстрыми  движениями  растирать, молча  морщась  от  боли. Потом  с  трудом  развернувшись, Беатрис, села  на  край  своего  только, что  открывшегося  саркофага. Все  давалось  пока  с  трудом. Тело  затекло  так, что  даже  введенные  автоматически  медицинской  контрольной  системой  при  пробуждении  специальные  препараты  не  очень  то  помогали.   
  Она  посмотрела  вокруг, и  перед  собой. На  стены  отсека подернутые  еще  холодом  морозильника. На  них еще  серебрился  иней. Было жутко  холодно. И  как-то  не  так, как  должно  было  быть. Стоял  ели заметный  сырой  и  теплый  туман  от  ее  открытой  настежь  криогенной камеры. Он  уже  практически  рассеялся  по  всему  отсеку.
  Беатрис  прогибая  свою  оголенную  в  облегающем  телесного  цвета  тесном с  глубокими  вырезами  купальнике  спину, расправила  осторожно  свои девичьи  плечи. Тело, плохо  слушалось, затекло, и  было  почти  бесчувственно. Только  ноги  почему-то, вот  так  всегда  тянуло  судорогой. Одну  за  другой. 
  Она  пока  не  решалась спуститься  на  пол, а  только  сидела, растирая  все свое  залежавшееся  затекшее  тело  вслед  за  ногами. Все  тело  тянуло и ломило. Как  корабельный  врач, она  знала  все  последствия  длительной заморозки  и  такое  влияние  на  человеческий  организм. Но сделать  ничего было  нельзя. Разве, что  поставить  после  пробуждения  уколы  специальной лекарственной  дополнительной  инъекции  для  ускоренного  прогрева  всех  затекших  и медленно  отходящих  от  криогенной  заморозки  мышц.
  Она, прислушалась  к  шипению  пара  вырвавшегося  из  оттаявшего  рядом  с ней  соседнего  саркофага.
  Затрещали  датчики  на  приборном  контроллере, и  открылась  следующая криогенная  камера. После  того  как  с  шипением  из  нее  уходила  по  трубкам назад  в  резервуары  под  полом  азотная  ледяная  смесь, оттаявшая  прозрачная верхняя  створка, скрежеща  механизмами, оборвав  вмерзшую  в  край  ребра резиновую  герметичную  прокладку  между  стыками, с  шумом  оторвалась. И  поднялась  вверх  над  самим  саркофагом. Вертикально  вверх  к  центральному столбообразному  приборному  устройству, соединенному  с  камерами  в  самом  изголовье  множеством  разной  величины  упакованных  в  общую стяжку  шлангов  и  проводов, уходящих  внутрь  самого  этого  устройства. Окруженного  со  всех  сторон  тремя  еще  запечатанными  камерами. Стоящими  на  высокой  от  пола  литой  платформе  каждая.
  Спертый, и  горячий  внутри  одной  из  них  клубящийся  кажущийся  живым пар  вырвался  наружу  вместе  с  каплями  за  край  камеры. Ручейками заструился  по  стеклу  поднятого  вертикально  вверх, вытянутого  овального плафона  створки. Все  окуталось  белым  туманом. И  из  этого  тумана поднялась  вверх  следом  за  створкой  человеческая  рука. Жилистая  в предплечье  и  широкая  в  кисти  мужская  рука. Она, вырвавшись  из  пелены белого  тумана  вверх  еще  как-то  вяло, стояла, также  параллельно  открытой створке, вертикально, как  будто  нащупывая  растопыренными  пальцами свежий  в  помещении  воздух.
  Беатрис  повернув  свою  на  затекшей, как  и  все  ее  тело, шее  девичью миловидную  головку, посмотрела  в  ту  сторону.
  Все  же  было  как-то  все, не  так. Что-то не  так  работало. Соседняя  камера  с трудом  открылась, оборвав  герметичный  уплотнитель. Холода  было  больше чем  надо. Все  смерзлось  даже  снаружи, что  подтверждало  ее  выводы.
  Она  покачала  из  стороны  в  сторону  головой, как  бы  разминая  шею. 
  Беатрис  посмотрела  на  корабельные  настенные  светящиеся  цифрами  часы напротив  ее  саркофага. И  сверила  с  теми, что  были  у  нее  на  руке. Они показывали  15 марта  3017  года  08: 30  по  земному временному летоисчислению. Время  совпадало, и  Беатрис, осторожно  ступила  на  пол, и пошла  ели-ели, с  трудом  передвигая  одеревеневшие, пока  еще  голые  ноги по  очень  гладкому  геккерамическому  покрытию  криогенного  отсека. Ступая мягкими  подошвами  маленьких  ступней, аккуратно  передвигая  их, словно боясь  упасть. Этот  ее  узкий  стягивающий  женское  гибкое  и  тренированное спортивное