"ИНФЕРНАЛЬНЫЙ ОХОТНИК".(Военно-Мистический хоррор)

ее волос  и  черных  вьющихся  змеями  локонов  сверкали, такие  же, как  и  венец, бриллиантовые  большие  сережки. А, на  изящных  руках  девичьих  блестели  тонкие  золотые  браслеты. На  пальцах  были  надеты  чашечками  сагаты. Специально,  для  пляски  и  аккампонимента  и  подыгрывания  себе  самой  в  ритм  бьющихся  барабанов  и звучанию  флейты. Именно  тем, что  звучали  там  за  полуразрушенной  каменной  стеной. Где  в  медленно  ползущим  по  земле  сочащимся  кровью  тумане, слышен  был  дикий  смех.  Многоголосый смех. Перемешивающийся  со  звериным  таким  же  диким  неудержимым  ревом. 
  И, чтобы  не  смущать  молодого  призрака  мальчишку  красавица  девица, держала  одной  рукой  накидку  на  груди, прикрываясь  от  его ледяных, но  очарованных  не моргающих  теперь  глаз.
- Красивая, да? - пролепетал  он, нет, пролепетала  она  ему  женским  нежным  тонким  голоском.
- Невероятно! – пролепетал  ей  в  ответ  призрак  мальчишка, держа  сумку  в своих  холодных  мертвеца  руках - Такому  в  школе  Корнилова  не  учат? – спросил  ошеломленный  и  смущенный  появлением  красавицы  девицы  призрак  Хусаим.
- Нет, не  учат  - ответила  нежным  певучим  голосом  очень  молодая, прелестная  восточная танцовщица  - Это  я  придумал, вернее, придумала  сама. 
- Ты  просто  безумно, красивая – произнес  Хусаим – Ты  просто, божественна.
-  Нет, я  более, чем, Божественна  Хусаим – ответила  молодая  восточная  красавица  танцовщица  ему – Я  пришла  из  других  миров  за  этой  мразью  из  глубин  Ада. У  нас  с ними  давняя  война. Также  как  и  у  вас  тут. С  выродками  из  черной  Сатанинской  тени  моего  родного  Божественного  брата. И  он  будет  рад  моему  появлению  Хусаим. Вот  увидишь.
  Она  сверкнула  черными  как  уголь  под  изогнутыми  черными  тонкими  бровями  и  золотым  бриллиантовым  на  ее  голове  венцом  глазами. И  произнесла – Мир  на пути  первого  человекоубийцы  Каина  Хусаим. Что  за  мир  ты  создал? О, мой  родной  брат, золотой  дракон  Хаоса? – взмолилась, вверх  глядя, восточная  молодая  танцовщица  красавица. И  снова  сверкнув  уже  резко  черными  своими  обворожительными  девичьими красавицы  очами, произнесла, обращаясь  к  призраку  мальчишки - Ну, ты готов  теперь,  мой  мальчик  Хусаим?
- Да, готов – ответил  тот, крепко  сжимая  в своих  мальчишки  призрака  руках  сумку  с инфернальной  бомбой.
- Тогда, держись  за  мной. И  идем, мальчик  мой  любимый – проговорила  красивая  восточная  танцовщица – Время  пошло, Хусаим. Мы  должны  выполнить  свой  долг  и  спасти  еще  многих, кто  может  погибнуть  завтра. Жены, мужья  дети, Хусаим. Держись  за  мной, за  моей  спиной. Эта  тварь  не  должна  проснуться  живой  завтра  Хусаим. Как  и  его  подручные  бандиты.
  Я  прикрою  тебя  и  ты  проскочешь  незамеченным  стороной  и  вдоль  забора, прячась  в тень  за  их  спинами. Я  отвлеку  их  всех  на себя, ты  внесешь 
эту  бомбу  внутрь  этого  дьявольского  сада. Главное, внести  сумку  Хусаим. В  этот  сад. Главное, только  теперь  это. Что  ты  должен  сделать, мой  мальчик. Мой  мученик, Хусаим.
  Я  отвлеку  их  всех  на  себя, а ты  бросишь  ее там  как  можно  ближе  к  главарю  банды  и  сразу  беги, что  есть  уноси  ноги, Хусаим. Беги  отсюда  и  не  оглядывайся. Понял?
  Хусаим  качнул  ей  головой, понимая  ее.
  И  красавица  танцовщица  повернувшись  ко  входу  к  воротам  заполненным  кровоточащим  ползущим  медленно  у  ее  уже  ног  туманом, распахнула  свою  почти  невесомую  из  белого  полупрозрачного  шелка  накидку. Расставив  девичьи  в  золотых  тонких  браслетах  и  на  ее  тонких  девичьих  пальчиках  сагатах  руки. И  открыв  свое  убийственной  красоты  гибкое  полногрудое  с  голым  животом  смуглое  тело. Сверкая  голыми  девичьими  по  краям  широкой  длинной  до  ее  золоченых  на высоком  каблуке  шпильке  туфель  свисающей  вниз  с золотого  на  поясе  юбке  широкими  бедрами  ног. Девица,  встряхнув  своей  чернявой  головой  в  золоченом  бриллиантовом  венце  и  зазвенев  большими  в  ушах  под  завитушками  височных  волос  такими  же  бриллиантовыми  серьгами. Разметав  по  плечам  груди  и  голой узкой  и  гибкой  восточной  танцовщицы  спине  до  самой  задницы, вьющиеся  длинными,  как  змеи  локонами  густых  черных  как  смоль  волосы  произнесла – Бойтесь  господа  мусульмане  юных  дев  в  Раю  вас  ублажающих. Алах  Акбар  Хусаим. Алах  Акбар. 
  Смуглая, похожая  на  арабку  или  сирийку  убийственной  красоты  девица  танцовщица  вихляя  крутыми  голыми  в разрезах  шелковой  белоснежной  полупрозрачной  юбки  на  золотом, похожем  как  на  ее лифчике  и  узких  туго  натянутых  на  бедра  и  девичью  широкую  женскую  задницу  плавках  змеиную  чешую  поясе. Гремя  золочеными  обвесками  в ритм  барабанов  и  под  звук  флейт. Трепыхая  пышной  женской  полной  грудью. В  тугом, на  тоненьких  обхвативших  ее голую  узкую  смуглую  спину  и  плечи  лямочках  золоченом  лифчике. Почти  бегом, щелкая  громко  и  специально, привлекая  к  себе внимание, шпильками  золочоных  туфлей  по  камням  в  кровоточащем  кровью  липком  тумане, ворвалась  в  наполненный  черными  демонами  и  тенями  сад. Она  ворвалась  в  мир  спящего  Рахмада  Куиб  Дель  Рахиба.
  В  полумраке  в  окружении  летающих  по  саду  черных  теней. Она  летела  почти  бегом  на  звуки  льющейся  где-то  недалеко  в  глубине  сада  восточной  музыке. И  за ее спиной  прячась  и  раскрытой  вуалью, бежал, догоняя  ее  и, пригибаясь, молодой  шестнадцатилетний  мальчишка. В  руках, которого  была  большая  сумка. И  работал  взведенный  часовой  механизм  инфернальной  бомбы. Бомбы  способной  разрушить  тут  все  и  превратить  место  в  черный  полностью  безжизненный  хаос. Без  любой  жизни. Уничтожая  всех  демонов  и призраков  любого  вида  и  породы. Превращая  это  место  в пустоту  между  мирами  реальности  и  нереальности. Просто  в  пустоту  без  чего-либо.

                                                    ***
  Она  полетела  как  белоснежный  мотылек, распахнув  свои  белоснежные  из  шелковой  ткани  крылья.  В  кровоточащем  кровью  вверх  подымающемся  в  саду  демонов  тумане.  Среди  таких  же  кровоточащих, корявых  низкорослых  таких  же  кровью  сочащихся  деревьев. Среди  больших  таких  же  кровоточащих  кровью  камней  по  каменной  тропинке  на  гул  барабанов  и  заунывный  звук  свирелей  и  флейт.
  Она  была  уже  не  тем, кем  была  до  этого. Уже  не  была  тем  русским  солдатом. И, хоть, чем-то  напоминающим  мужчину.  И  внешне  и  внутренне. 
  Она  не  помнила  уже  своего  того  земного  имени. И  не принадлежала,  теперь  никаким  мирам. И, она  хотела  только  одного. Хотела  есть. Есть  и  танцевать. Ее  завораживала  эта  громкая  льющаяся  из  самого  кровавого  мокрого  сочащегося  кровью  ползущего  и  свивающегося  клубами  тумана  музыка. Ее, змею. Огромную  змею  в  этом  девичьем  молодом  гибком  обворожительной  красоты  теле. Огромного  змея  левиафана. Жителя  междумирья  и  далеких  запредельных  просторов. Мира, где  только  дикая  такая  же  кровожадная  страсть  и  вечный  голод. Где  много  таких  же, как  и она  ее  братьев  и  сестер. И  она  ненавидела  их  демонов. Этих  отщепенцев  отморозков. Мусор, порожденный  злом  инфернального  мира  самого  человека.
  Этих  выродков  и  мутантов  темноты. Мусора  и  отбросов, порожденных  не  Богом. А, чем-то, вообще  инородным. Не  свойственным  самому  Богу.
  Этот  мусор, вышедший  из  творения  ее  родного  брата  золотого  левиафана. Бога  создавшего  этот  загробный  и  реальный  мир. Мир  людей, ангелов  и  бесов. Мир, погрязший  в  дележке  и  войне. И, идущий  к  закату  и  к  своей  полной  неизбежной  гибели.
  Она  его  любила  и ненавидела  как  своего  брата. Как  и  положено  левиафанам.  Она  дочь  своей  матери  Тиамат. Великого  дракона  Хаоса. И  она  здесь  посланная  ею, чтобы  следить  за  этим  и  внешним  миром. Миром  своего  отбившегося  от рук  матери  сына. 
  В  образе  прекрасной  восточной  красавицы  танцовщицы, она  сразу  же ворвалась  в  круг  кружащихся  перед  ее  теперь  личным  врагом,  таких  же  красавиц  танцовщиц. Таких  же, почти  голых. В  одних  золоченых  гремящих  обвесками  лифчиках  и плавках  и  с  золотыми  поясами  на  самих  бедрах. С  развевающимися  длинными  разноцветными  из  почти  невесомого  шелка  юбками. Кружащихся  вокруг  горящего  костра  посредине  самого  сада  в самом  мраке  и  в  самом  месте  жуткого  кошмара. Извиваясь  в  танце  живота,  они  как  дикие  змеи  кружились  перед  ним, перед  главным  демоном  Рахмадом  Куиб  Дель  Рахибом. Который  сидел  в высоком  из  человеческих костей  сложенном  троне  в  окружении  своих  подчиненных  военачальников  и  командиров  подразделений. Черных  душ  тех, кто  сейчас  там  в  том  реальном  мире  спал  и  видел  это  все. И  пировал  на  кровавом  пиру, возле  горящего  в  саду  демонов  костра.
  Они  были  все  здесь. И  чеченец  Мехмед  Джафаров  и  араб  Вагиз  Мемильхан. Отморозки  те  еще  и  убийцы, отличившиеся  зверствами  еще  в  самой  Чечне. Потом  в  Ливии, Ираке. А, теперь  еще  и  здесь. И  еще  многие  из  отряд  Эгил  и  Джабхад  ан-Нусры. И  так, называемых,  умеренных. И  даже, тех, кто  был  здесь  с  самого  запада. 
  И  она  ворвалась  в  этот  круг  восточных  демонических  красавиц  танцовщиц. И  она  была  красивее  всех. Красивее  всех  демониц  танцовщиц  этого  кровавого  жуткого  места. Места, где  вокруг  летали  черные  тени  и  глотали  налету  текущую  с  кровоточащих  кривых    низкорослых  черных  деревьев  кровь. И  по  кустам  сада  шарахались  мерзкие  горбатые  черные  твари  с горящими  огнем  глазами. И  вокруг  этого  места, где  горел  яркий  инфернальный  синим  пламенем  костер, валялись  кучами  обезглавленные  трупы  человеческих  голых  тел. И  их  пожирали  эти  горбатые  черные  с  острыми  клыками  и  оскаленными  ртами  твари. Которые  делили  добычу  и вырывали  ее  из  когтистых  лап  друг  у  друга.  А  вокруг  костра, где  кружились  в  танце  живота  голые, почти  молодые  танцовщицы  торчали  колья. И  на  них  были  отрезанные  человеческие  еще  живые  головы.  С  моргающими  вытаращенными  в  ужасе  глазами  и  шевелящими  широко  открытыми  в  оскале  зубов  ртами.  Они  что-то  кричали, но  их  не  было  слышно  под  гром  барабанов  и  звук  флейт  и  свирелей. Который, лился  ото  всюду  из  самого  тумана  и  из  сознания  самого  спящего  где-то  там, в  реальном  мире  боевика  и  командира  отряда  Эгил  Рахмада  Куиб  Дель  Рахиба, немца  по происхождению  и той  еще твари. Лично  убивший  многих  сирийцев, как солдат, так  и  гражданских  в  самом  Алеппо.
  Этой  твари, как  и  его  подчиненным  ничего  не  стоило  отрезать  любому  сирийцу  голову. Хоть  мужчине, хоть  женщине. Хоть, даже