Тихо на Введенском кладбище. Слышно только, как листья деревьев шелестят на ветру, словно смахивают слёзы грусти о почивших.
Здесь, вдалеке от привычной московской суеты, сердцу открываются привычные смыслы человеческой жизни. В конечности земного она может быть измерена лишь особым, неземным мерилом - вечностью. Каким ты ушёл в иной мир, что ценного сделал на земле и что предъявишь Небесному Судье - вот, собственно, единственно важное. Остальное засохнет, как трава, и развеется ветром времени.
Обычная, как десятки других, могила недалеко от главного входа. Простой деревянный крест. Здесь покоится талантливый русский писатель Александр Александрович Добровольский (1886-1964).
Публиковавшийся под псевдонимом А. Тришатов, он снискал популярность в литературных кругах Москвы в 1917 году. Чтения произведений Добровольского проходили в литературных гостиных и богемных салонах. Московские художники спорили о том, кто будет делать обложку к новой книге его рассказов. Молодого писателя сравнивали с Борисом Пастернаком и Андреем Белым, прочили ему большое будущее.
Добровольский был секретарём редакции петроградского "Нового журнала для всех", московского издательства "Сполохи", членом редколлегии и одним из авторов журнала "Маковец", участвовал в литкружке "Современники". Дружил с Сергеем Есениным.
Александр выбрал писательскую стезю благодаря, как ни странно, печальному событию. Студентом Московского университета он в 1912 году был арестован вместе с группой молодёжи по подозрению в причастности к социал-демократической организации и приговорён к ссылке. Как "неблагонадёжному" Добровольскому отказали в продолжении учёбы, и он решил посвятить себя литературной деятельности.
В 1915 году вышел в свет первый сборник его рассказов "Молодое, только молодое". Добровольский много писал, пробуя свои силы не только в прозе, но и в поэзии. У него был несомненный талант и оригинальный авторский стиль.
Как писатель Добровольский тогда, казалось, был весьма востребован. Но неожиданно происходившие события исподволь подтачивали его благополучие. Сначала он потерял возможность публиковаться в петроградском журнале. Потом в Москве так и не вышел в свет долгожданный второй сборник его рассказов: набор был рассыпан в национализированной большевиками типографии П.П. Рябушинского.
Мобилизация в Красную Армию, а впоследствии тяжёлая болезнь, забота о куске хлеба и необходимость заниматься нелитературной или окололитературной работой - популярность Добровольского угасла. Большинство из написанного им не было опубликовано.
В 1948 году Александра Александровича арестовали по делу писателя и поэта Даниила Андреева. Во время следствия сожгли все рукописи Добровольского - дневники, записные книжки, наброски и уже готовые произведения. За антисоветскую пропаганду он был приговорён к ссылке по печально известной 58-й статье. Пять лет провёл в Потьминских лагерях.
"Господь отверг", - так впоследствии писатель оценил утрату рукописей. Став в 1919 году прихожанином храма святителя Николая в Клённиках и духовным сыном известного московского старца Алексия Мечёва, Добровольский всё больше ощущал глубокий диссонанс между своим творчеством и верой. Писательская работа казалась ему серьёзным препятствием на пути спасения души.
Искрой блеснули когда-то обращённые к нему простые слова старца Алексия: "...А ты бы попробовал написать что-нибудь назидательное, что нибудь на пользу людям, близким тебе по духу"*. Но жизнь сложилась иначе. Лишь четыре десятилетия спустя, незадолго до смерти, Добровольский последовал совету своего духовного отца. Воспоминания о старце и десять автобиографических рассказов - это было его искреннее и смиренное приношение Богу.
В мемуарах Добровольского нет и намёка на прежний стиль - здесь всё просто, задушевно и лирично. Но в повествовании автора о пережитом, о встречах с людьми, о духовных поисках и обретении веры - своя драматургия. Ведь сюжеты реальной жизни оказываются подчас гораздо сложнее выдуманных. А за случайными вроде бы событиями писатель ясно видел руку Божию, действие Божьего Промысла.
Вот маленький Саша Добровольский, заблудившийся на московских улочках, начинает горячо молиться. Вняв отчаянному зову ребёнка, ему является святая княгиня Евфросиния Московская и выводит на дорогу к дому. Потом с молитвой Александр пройдёт через все беды и испытания взрослой жизни.
А вот, тяжело заболев туберкулёзом, Добровольский оказывается на грани смерти, но, собрав силы, идёт в маросейский храм. На исповеди происходит непонятное - старец Алексий то спешит в алтарь, то возвращается к аналою, то снова уходит в алтарь. Александр не успевает произнести ни слова - батюшка читает над ним разрешительную молитву. Через несколько дней врачи с недоумением констатируют полное выздоровление пациента. Старец вымолил ему исцеление.
"Десять мин" - название этих последних рассказов Добровольского. Взято оно из евангельской притчи, в которой некий человек высокого рода, отправляясь в дальний путь, даёт своим рабам по одной "мине" (фунту серебра), чтобы пустили в оборот, и и по возвращении хвалит вернувших ему богатство с прибытком. Самый старательный раб отдаёт десять мин.
Дар слова - та же "мина". Перед смертью тяжелобольному Александру Добровольскому, не способному тогда даже читать, удаётся сделать невероятное - написать то, что можно было представить на суд Божий. О чём было бы не страшно сказать: "Вот, Господи, твои десять мин". Удивительно ли, что эти его рассказы впоследствии неоднократно издавались, а в историю Добровольский вошёл ещё и как духовный писатель?
Сложны и порой непостижимы перипетии творческой судьбы. Земная слава зыбка и преходяща. А подлинная ценность творений писателя открывается лишь в Горнем свете. И как хорошо, если среди множества написанного найдётся хоть несколько строк, зовущих к Небу.
Добровольский был секретарём редакции петроградского "Нового журнала для всех", московского издательства "Сполохи", членом редколлегии и одним из авторов журнала "Маковец", участвовал в литкружке "Современники". Дружил с Сергеем Есениным.
Александр выбрал писательскую стезю благодаря, как ни странно, печальному событию. Студентом Московского университета он в 1912 году был арестован вместе с группой молодёжи по подозрению в причастности к социал-демократической организации и приговорён к ссылке. Как "неблагонадёжному" Добровольскому отказали в продолжении учёбы, и он решил посвятить себя литературной деятельности.
В 1915 году вышел в свет первый сборник его рассказов "Молодое, только молодое". Добровольский много писал, пробуя свои силы не только в прозе, но и в поэзии. У него был несомненный талант и оригинальный авторский стиль.
Как писатель Добровольский тогда, казалось, был весьма востребован. Но неожиданно происходившие события исподволь подтачивали его благополучие. Сначала он потерял возможность публиковаться в петроградском журнале. Потом в Москве так и не вышел в свет долгожданный второй сборник его рассказов: набор был рассыпан в национализированной большевиками типографии П.П. Рябушинского.
Мобилизация в Красную Армию, а впоследствии тяжёлая болезнь, забота о куске хлеба и необходимость заниматься нелитературной или окололитературной работой - популярность Добровольского угасла. Большинство из написанного им не было опубликовано.
В 1948 году Александра Александровича арестовали по делу писателя и поэта Даниила Андреева. Во время следствия сожгли все рукописи Добровольского - дневники, записные книжки, наброски и уже готовые произведения. За антисоветскую пропаганду он был приговорён к ссылке по печально известной 58-й статье. Пять лет провёл в Потьминских лагерях.
"Господь отверг", - так впоследствии писатель оценил утрату рукописей. Став в 1919 году прихожанином храма святителя Николая в Клённиках и духовным сыном известного московского старца Алексия Мечёва, Добровольский всё больше ощущал глубокий диссонанс между своим творчеством и верой. Писательская работа казалась ему серьёзным препятствием на пути спасения души.
Искрой блеснули когда-то обращённые к нему простые слова старца Алексия: "...А ты бы попробовал написать что-нибудь назидательное, что нибудь на пользу людям, близким тебе по духу"*. Но жизнь сложилась иначе. Лишь четыре десятилетия спустя, незадолго до смерти, Добровольский последовал совету своего духовного отца. Воспоминания о старце и десять автобиографических рассказов - это было его искреннее и смиренное приношение Богу.
В мемуарах Добровольского нет и намёка на прежний стиль - здесь всё просто, задушевно и лирично. Но в повествовании автора о пережитом, о встречах с людьми, о духовных поисках и обретении веры - своя драматургия. Ведь сюжеты реальной жизни оказываются подчас гораздо сложнее выдуманных. А за случайными вроде бы событиями писатель ясно видел руку Божию, действие Божьего Промысла.
Вот маленький Саша Добровольский, заблудившийся на московских улочках, начинает горячо молиться. Вняв отчаянному зову ребёнка, ему является святая княгиня Евфросиния Московская и выводит на дорогу к дому. Потом с молитвой Александр пройдёт через все беды и испытания взрослой жизни.
А вот, тяжело заболев туберкулёзом, Добровольский оказывается на грани смерти, но, собрав силы, идёт в маросейский храм. На исповеди происходит непонятное - старец Алексий то спешит в алтарь, то возвращается к аналою, то снова уходит в алтарь. Александр не успевает произнести ни слова - батюшка читает над ним разрешительную молитву. Через несколько дней врачи с недоумением констатируют полное выздоровление пациента. Старец вымолил ему исцеление.
"Десять мин" - название этих последних рассказов Добровольского. Взято оно из евангельской притчи, в которой некий человек высокого рода, отправляясь в дальний путь, даёт своим рабам по одной "мине" (фунту серебра), чтобы пустили в оборот, и и по возвращении хвалит вернувших ему богатство с прибытком. Самый старательный раб отдаёт десять мин.
Дар слова - та же "мина". Перед смертью тяжелобольному Александру Добровольскому, не способному тогда даже читать, удаётся сделать невероятное - написать то, что можно было представить на суд Божий. О чём было бы не страшно сказать: "Вот, Господи, твои десять мин". Удивительно ли, что эти его рассказы впоследствии неоднократно издавались, а в историю Добровольский вошёл ещё и как духовный писатель?
Сложны и порой непостижимы перипетии творческой судьбы. Земная слава зыбка и преходяща. А подлинная ценность творений писателя открывается лишь в Горнем свете. И как хорошо, если среди множества написанного найдётся хоть несколько строк, зовущих к Небу.