ПРО АКТЁРА ФАВУ, ПРИЗРАЧНУЮ НЕВЕСТУ, ЗЛОДЕЯ КАРЛЕКИНУСА И ЦАРЕВНУ ЛИЗАВЕТУ

странное создание – человечество!)


                                                  Хор
Если что придётся!

        Одна Mädchen жила себе, была, как в сказке, как в сказках говорится… красѝва и счастлѝва.

          Разве можно сказать, что на Земле нет счастья?

…нет правды на земле.
Но правды нет — и выше.

Ах, не смешите, Пушкин. Вы-то прекрасно знаете что такое поэтические экзерсисы, Вы и сами т-а-ак рифмовали счастье с горем, а землю с небом, и, вообще, есть ли что-нибудь такое на земле, чего нельзя было бы зарифмовать с тем, что есть на небе?... или чего такого нет на земле, чего не было бы и на небе?
Штука (не шутка, а штука) заключается в том, что такими рифмами голову можно задурить любому, но ещё, что важнее, что любого может задурить любой, будь то злодей, а хоть и актёр Фава.

Пусть сидит себе, таится
Удивительная птица, -

Mädchen жила себе, была, красѝва и счастлѝва.

Саламандра, в пламени горящего пунша, танцует эротический танец.

Удивительная птица
Может иногда присниться,
И пугать её не надо
Резким жестом, колким взглядом.

Что останется от птицы,
Если птица, испугавшись,
Крикнет криком и исчезнет?
Что останется от птицы?

Не останется блестящих,
Не останется зовущих,
Не останется влекущих,
Не останется манящих…

Саламандра танцует в пламени пылающего пунша. По стенам, отделанным цветными шёлковыми шпалерами, порхают, будто разноцветные бабочки, блески огня и вечно преследуемые их тени.
Две скрипки, альт, виолончель и контрабас - там, за окном, в темноте ночи, в луче луны играют серенаду.
Ти-ри-рам па-па, Ти-ри-рам па-па, Ти-ри-рам пам-пам-пам-пам-па…
Ах, Моцарт!..
Ах, Пьро, - это он стоит в свете луны. Что же, вы не видите, как он своими серебряными стрелами волнуете шторы на окнах?

Сквозь аккорды струн певучих, -

это уже другой волнует занавески, -

слышен сердца стон,
поцелуев твоих жгучих
страстно молит он.

Мефистофель!.. ага, Торчеллини! Эллекен, Халлекен, Эрлекен, Рогатый Охотник, Крокерос, король Херла, Карлекинус, Ар-ле-кин! Злодеей!

Какая-то скучная мораль сейчас должна следовать.

Вы, конечно, уже втянуты в эту игру словами, за которыми есть, я полагаю, но не знаю наверняка, какая-то относительная, вне сомнения, ясность, или относительно ясное сомннение.
А что касается слов, так я знаю таких молчунов, которые боятся даже слова сказать с людьми, зная насколько слово никогда не обозначает то, что им пытаются обозначать. Наговорили  слов таких, таких фигур речи наплели, у которых и значения вовсе нет, а они поверили.
Diese komische Schöpfung – Menschheit! (Это странное создание - человечество!)
Нет, про человечество ещё рано.

      Что-то давно мы не брались за сюжет. Действие, по правилам, развивается, конечно, но уже долго. На чём, дай Бог памяти, мы остановились?
Актёр Фава, вынесенный «силой» в мир искать свою призрачную невесту.
Мими осталась на сцене. Уговаривает девушек в партере не отчаиваться, а злюк в бенуаре не очень улюлюкать.
Актёр Фава пускается в бег.
Пощёчины, пощёчины, «призрачный чад чувств». А что? надо платить за то, чтоб дали гнаться… и догонять. Тысяча пощёчин.
У Пьеро всё перемешалось в голове от разговоров за столом под вишнями.

И всё. На этом остановились.

Дальше:
У Пьеро всё перемешалось в голове от разговоров за столом под вишнями.
Кульминация! Скрытая - разваливает целое мироздание. Луна, звезда, печаль – всё это дальше и дальше, меньше и меньше, всё призрачней, будто Лорелея со своим рыцарем – куда-то в небытие. Призрак отступил.
И вот он, перебрал всех, от старинных Педролиннов, через папу Педролино и маму Педролину, до актёра Фавы, до Карлика Носа, до Белого Пьеро… все заигрывают с Майей, Владычицей, Госпожой… И Майя с ними заигрывает. И всяк из них в страшных сомнениях покидал мир, мол, не ошибся ли я профессией? Ошибся? Будто от тебя зависит твоя профессия.
Дальше Карлик Нос должен встретиться с призрачной невестой. Настоящая кульминация. А та должна оказаться Гусыней Мими (развязка). И Финал. Финал такой интересный, что ну его к Богу.

Хор сопровождает, как в древнегреческой трагедии, из-за кулис, героев, ведёт с ними диалоги, наставляет, вручает, осуждает, дружит с ними против других, а с другими против них, поёт о несоответствиях… и о соответствиях (если кто решится написать партию для хора).
На сцене куча народу, сплошной базар (имеются в виду декорации). Цирки, балаганы, петрушечники всякие, куча народу. Продают, покупают, отдают даром. Народ всё весёлый, на всё способный.
Готовим вместе с декораторами, механиками и рабочими сцены, местечко, павильон выстраиваем, куда должно занести нашего Карлика и нашу гусыню, чтоб устроить им встречу и кульминацию.

У Пьеро всё перемешалось в голове от разговоров за столом под вишнями: то казалось, что если тебе так суждено, то по-другому и не будет, то, казалось, наоборот. Но, причём здесь балясники или тромбоны?.. Да при том, что каждый хочет встрять со своим, к столу ли, не к столу.

И дальше… но, стоп, мучает совесть. Девушки могут не понять. Для них надо разъяснить. Таким, их языком, язычком, таким пёстрым, таким юрким…
- То Торчеллини, то Педроллини, то…
Майя – это «сон наяву».
«Мифическое покрывало Майи это, для воплощённого человека, «сон наяву», когда он увлекается настолько водоворотом своих жизненных событий, настолько становится терзаем страстями грубо-материальной действитеьности, что считает их зримой аксиомой и перестаёт (или даже не начинает) думать о Вечном и Непреходящем: о поготовке души к переходу в Истинную Реальность».
Это изречение было прописано в сети, прописала фея Белая Роза. Слава!
Мне нужно здесь: «…и перестаёт думать о Вечном и Непреходящем: о подготовке души к переходу в Истинную Реальность», - за остальное не отвечаю.
От меня спасибо: так просто взяли и отцепили ещё одну петельку в этом, не совсем и так складном повествовании.
Фея Белая Роза теперь, своим дурманным лепестком прикроет, если что придётся, рыцаря. Вспомнили, как вы воткнулись носом в ослепительно-белые, со искрами изумрудной росы афродизиаки на огромных лепестках розы?
Потом всё лицо окунулось в букет и, если бы не колючка, – Ух, трах-та-ра-рах! – тему можно развить до: что бы делали мы, если бы в нашей жизни не попадались колючки. Но не буду. Уже готовы декорации.  Костюмеры, гримёры, актёры, актрисы, оркестр, как было сказано, фагот, гобой и флейта. Приготовились! Все готовы? Внимание, внимание, занавес! Занавес! Занавес!
Трах-та-ра-рах! Оглушает сразу, будто это не занавес раскрылся, а из преисподней вздох вырвался. Будто все жалобы и вопли собрались в клубок и, вдруг, повернулись своими рожами и костлявыми руками… и безнадёжно огнём дыхнуло. Это вам театр! Это вам не… про колючки в жизни.
Уходит вспять (осветителю) адское пламя, и, как и было заявлено: На сцене куча народу, сплошной базар (имеются в виду декорации). Цирки, балаганы, петрушечники всякие, куча народу. Продают, покупают, отдают даром. Народ всё весёлый, на всё способный. Словом: Я себе гуляю, веселюсь, Птичку подманаю и на ней женюсь!
Ошарашенный застольным разговором, помните? Это у нас было: «…моя призрачная невеста, ах, луна, звезда, печаль, жуки, закуски на подносе – перемешалось всё в голове Пьеро…» - ошарашенный, продвигается актёр Фава через сцену, с левой кулисы в правую.
Из правой в левую, все уже знают кто.
Все те же: …моя призрачная невеста, ах, луна, звезда, печаль, жуки, закуски на подносе – перемешалось всё в голове Пьеро, - крики, визги, трубы, барабаны, свистелки, тарелки, колокольцы, собачий лай и всякое другое дьявольское потрясение нежных ангельских ушек, повалила, как в Принцессе Брамбилле, да какой там!.. как в видении монашка Вальхелино из прихода Лизье, ну-у, все его знают, попёрлось шествие с плясками и выкрутасами лгунов, воров, подлецов, предателей, клятвопреступников, насильников, убийц, блудниц, прелюбодеев и прелюбодеек, потаскух и потаскунов. Словом, это такое имагинарное, (как умники говорят), чтоб вообразить нам куда мы и где мы, и с кем мы, а на самом деле для того, чтоб сказать, что наш Педро пробирается… для настоящего имагинарного надо ещё готический в пламени собор с забрызганными кровью распятого венецианскими стёклами и пару ведьм с бесстыжими глазами, и всю толпу, прикладывающихся к коленке чёрной королевы… и палача на плахе, с отрубленной головой за волосы в руке».
Как это приятно, цитировать из самого себя, такой целый кусок текста!
Но, для настоящего имагинарного - надо, а то болтаемся где-то не далеко, не близко, но всё не там.
И вот, Запустили событие. Главное, кульминационное!
Субтильной, но очень целеустремлённой стрекозой, в такую её превратила Фея Розабельверде, когда прикрывала её своим, пышущем жаром подолом (хороший подол, в воображении любого, хоть мало-мальски художника, всегда пышет), когда прикрывала подолом  от ржущих жеребцов, летела субтильная, но очень целеустремлённая стрекоза (чего уже нельзя было сказать о пробирающемся Пьеро - цели и задачи, после известного разговора, перемешались.) с правой кулисы в левую, летела подруга Мими над всем этим, сквозь которое, тут же пробирался Пьеро с левой в правую: …цирки, балаганы, «я себе гуляю, ве-е-еселюсь»… Пьеро уже не был уверен (ещё бы, после такого массового откровения за столом под вишнями), не уверен, что призрачная погоня или невеста, как кому больше нравится, его «зримая аксиома»,- как сказала Фея Роза. Честно говоря - что такое «зримая аксиома» я не очень понимаю.
Мими летела стрекозой.  Хоть летела, а хоть и пробиралась тоже (какие-то больные фантазии), а впереди были расставлены ловушки и сети для всяких таких субтильных насекомых.
Мими летела, Пьеро пробирался. Что они встречали на своём пути, кого, какие ловушки? Все знают, все такое встречали, когда хотели лишь счастья, а получали, как говорится, борьбу за выживание.  И, если, по примеру великих реалистов, натуралистов, пусть даже соцреалистов, экзистенциалистов и т.д., описывать эту живую жизнь… словом…
Ромашки прятались,
Лютики никли,
А незабудки...
И так страниц шестьдесят, как в лабиринте, бежали они друг к другу, пока не встретились под вывеской.


                                    ПРИСКАЗКА

                                                                      В глубоком омуте, на дне
                                                                      Уже  распалась в тишине
                                                                      Та мысль, что родила сомненье.
                                                                        Сидит без сна, без пробужденья,
                                                                      Старинный Рейн.


Водомерки бегают по воде (интересно, кто раньше был: водомерки  или  Спаситель Христос, то есть: водомерка, как Христос, или Христос, как водомерка бегал?)
До водомерок ли? (хорошо, хоть не сказал, «до Христа ли?»)
Не казалось ли Вам иногда, что, когда Вы заняты какой-то мыслью, сосредоточены на чём-то своём, главном, всё вокруг перестаёт быть. И мысль Ваша и воображение Ваше бегут из этого мира живой жизни в свой собственный живой мир?
Чем больше твоя беда или счастье, тем меньше дела до других. «Печаль другого – это чужое…»  - знали ещё в начале очередного нашего культурологического переворота, а о чём ещё не знали?! теряется в