Портупея

                                                                                                   
      Познакомился я с портупеей лет в пять. Это был 1965 год. Нет, я знал её ещё раньше, сколько себя помню, она всегда висела на двери в
кухню и ежедневно по утрам, мой отец точил на ней опасную бритву, которой брился перед работой. Таких бритв у отца было четыре. 
Одной он брился перед работой, второй по выходным, а две лежало в его столе в коробочках с непонятными надписями на чужом языке,
замотанные в промасленную бумагу. А более близкое знакомство с портупеей произошло поздней осенью. Моих родителей не было дома,
они уезжали в Польшу каждый год в это время. Я был с бабушкой Леной, мамой моей мамы.  Она приехала со своей  Любомырки,  посидеть
со мной  и  покормить большое родительское хозяйство.  Была бабушка степенной, улыбчивой и всегда спокойной. Строгости, как при
родителях, она не проявляла, по отношению ко мне, гулять отпускала ежедневно, и однажды я заигрался со своими многочисленными
соседскими друзьями, пришел весь мокрый и грязный. Бабушка покачала головой,  полностью раздела меня, помыла на кухне и показала
на портупею:
  - Была бы мама, набила бы тебе попу портупеей за то, что пришел как Водяной. Где только умудрился так набегаться?
  - Играли в выбивалки! Я лучше всех играю. Меня никто выбить не может – я все мячи ловлю.
  - Вот мама тебя бы и выбила этим ремнем, чтобы приходил домой во время, а не через два часа как куры на насесты ушли.
  - Не-е! Не била бы! Папа на портупее бритвы точит. Он не разрешит.
  - Та Володя ещё и добавит нею же.
  - Не! Он меня любит.
  - Вот поэтому, что любит и добавит.  А портупею эту мой сынок с войны привез. Он за неё орден красивый получил в награду. Вот
вырастишь и спросишь у дяди Максима как он портупею эту добыл и что ему за это было…
      В будущем бабушка оказалась права. Били меня портупеей с воспитательной целью и мама и папа. Правда добавляла обычно мама, если
ей казалось, что папа бил мало или слабо, а я заслужил больше. Обычно, перед тем как бить мама давала мне право выбора, кто будет
наказывать.  Поначалу я выбирал папу, зная как он меня любит. Но потом я научился считать и стал выбирать маму. Папа бил три раза по
попе, мама могла добавить ещё столько же. Получалось шесть ударов, а если я выбирал маму, то получал только три и не намного сильнее
она била чем папа, я же был младшим, самым любимым сыном и инстинктивно мама тоже наказывала без фанатизма.
          Я вырос. Стал уже курсантом военного училища. Однажды летом, приехав в отпуск, я застал у родителей дома дядю Максима. Он с
семьей приехал в отпуск к нам на море. Впервые в жизни меня посадили за стол с гостями вместе.
  - Водку уже пьешь? – Спросил дядя.
  - Максим! Вин же ещё ребенок. – Возразила мама.
  - Какой ребенок! Бреется, в погонах таких голубых - красивых. Ставь ему стопку. Мужик уже в доме вырос.- Строго бросил  дядя Максим.   
  – Михалович! Где мои бритвы с Австрии, новые? Я рассчитывал, что две для Вити будут.
  - В столе у меня. Храню как память. – ответил отец.
  - Вынимай. Вот и обмоем подарок. Время пришло ему бриться тем, что для офицера предназначалось! Дожили мы с тобой, что хоть не мои
сыны, так хоть твои защитниками родины и нас - стариков стали. Наливай Вите!
       Мама с обеспокоенностью смотрела как я спокойно выпил три стопки и не  упал в холодец лицом, а спокойно слушал о чем говорили
старшие. В какой-то момент дядя Максим  вышел покурить на улицу под арку. Я вышел следом. Был он красив в свои уже 58 лет, на голову
выше меня, широкоплечий, с крупными чертами лица, крепкими кулаками. Рукопожатие его всегда было как тиски. Однажды в детстве,
будучи у них в гостях, на свадьбе его дочки Люды, я видел как дядя на спор с моим отцом, одним ударом кулака в лоб свалил годовалого
бычка, предназначенного на забой на свадьбу. Я знал, что дядя геройски воевал от начала до конца. Видел его фотографии, подписанные
45 годом, с пятью или  шестью наградами на груди. И решил спросить у него про портупею, благодаря которой я рано стал читать книги о
войне, чтобы узнать, что такое вермахт и почему однажды при очередном избивании моей попы, кто-то из родителей проговорил, что я
поступил как «фашист проклятый».
  - Дядя. Расскажите о портупее. А то всё били и приговаривали, что она вам тяжело досталась, а я до сих пор не знаю как.
  - Ну, теперь уже может и можно. – Задумчиво протянул дядя и достал очередную сигарету. – Пошли за стол.
    … Войну я прошел в разведке до Вены. Сначала в партизанах, потом в  полковой, а с 43 года в армейской на  Втором Украинском фронте.
    В самом начале 1944 года вызвал меня лично ком.разведки армии. В комнате было несколько генералов. Я раньше столько и не видел.
Перед ними была карта линии наступления фронта с немецкими тылами. Один из генералов, до сих пор не знаю, кто это был, растерялся я
тогда сильно от вида стольких начальников, обвел карандашом далекий район за линией фронта.
  - Надо дойти туда, старший лейтенант.  Тихо разведать все склады, которые там находятся. Тихо вернуться живыми. Особо нам интересны
вот эти детали. Тут, тут и тут. С воздуха не видно, но почему-то очень сильно там зенитная артиллерия работает.  Плюс все охраняемые
объекты вокруг вот этих веток железки и вокруг вот этого городка. Не выдать себя на территории чужого государства ваша главная задача.
Срок подготовки три дня. Туда и назад только ногами. Пришли, посмотрели, отметили и ушли. Радист с вами не пойдет, а будет ждать наш
человек вот тут. – Карандаш отмечал точки на карте и данных воздушной разведки. – Бери кого считаешь нужным. У тебя как с немецким?
  - Пленные говорят, что хороший немецкий, только с польским акцентом, товарищ генерал-майор!
  - Почему с польским?
  -  Я с Украины, товарищ генерал!
  - Это хорошо. Детали с нач. разведки армии. Вернетесь со всеми результатами, все получат награды. Прослежу лично. Удачи тебе. Сколько
раз был за линией?
  - 21.
  - Молодец! Ранения?
  - Три легких пулевых и два осколочных, товарищ генерал!
  - Здоров?
  Дядя Максим сплющил рукой гильзу  из-под зенитного снаряда, стоящую на столе.
  - Смотри, старший лейтенант! Не наломай дров.
  - Есть!
  - … В район поиска вышли через четыре дня ночью, залегли. С рассветом начали выискивать все, что имело значение для разведки. И так
неделю. В конце решили отдохнуть, забрались в глухой лес, вдалеке от австрийских сел и завалились спать. Было нас шестеро. Двое со
мной с партизан, с 41 года, остальные тоже опытные и неоднократно ходившие со мной в тыл врага. Я остался охранять. Тишина, тепло
уже. Часа два сидел и слушал округу. В какой-то момент где-то далеко услышал звук машины. Толкнул двоих спящих. Одного оставил
охранять группу, а со вторым поползли на звук. Метров через 800 наблюдаем картину: холеный эсэсовский  полковник стелет белую
скатерть на земле, ставит на неё тяжелую  корзнинку, вокруг машины прогуливается дородная немка в теплом пальто, с зонтиком в руке.
   - Товарищ старший лейтенант. Они тут как дома, давай притащим с собой.  Полковник СС!!!
   - Нам идти три дня до рации, потом через линию фронта, где укажут! Приказ выйти и уйти тихо. Такие начальники задачу ставили, если
не донесем карту, подставим радиста, голову с меня снимут.  Не забывай, что нам и так простили много.
  - Феодосич! Да такой шанс! Раз в жизни такую штуку судьба дает в руки. Допрем! Да и полковник  не фронтовик, вдвоем сделаем все по
тихому. Бабу придушим без крови, оставим в машине. Пока разберутся, что нет полковника, пока найдут тут в глуши - война закончится, а
мы уже в с победой дома. Давай, Максим!
  - Ладно, Петро! Раз сами в руки пришли, грех не пощупать. Я тут останусь, дуй за ещё двумя, всем собраться, все просмотреть, чтобы
следа от лежки не было.  Найдут хоть примятую травку не вылезем.
  - Три часа мы лежали в кустах в десяти метрах от пары. Пара не спеша пила и ела. Войны для них не существовало. В конце концов,
хорошо выпивший полковник начал приставать к немке.  Выждали ещё минут пять и начали тихо подползать к парочке. И тут собака
подняла визг. Распаренный полковник даже ухом не повел. Я с Петром хватаю фрица, хлопцы - немку. Никто ни звука.  Только немка
обделалась.
    До радиста перли как кони без отдыха. Полковника несли на носилках из веток, связанного. Сначала брыкался, мычал, били легко, а он
гад только рычал с кляпом во рту. Но на третий день начал вести себя тихо. В сумерках вышли к месту встречи с радистом. Уставшие,
голодные, злые на тяжелого фрица, но чин полковника СС, с документами, в которых значилось, что он зам. Начальника школы разведки
при каком-то штабе СС, добавляло нам сил.
  ...Радист оказался из НКВД. Увидев фрица, изрек:
   - Прирежьте! Линию не перейдем, хоть и тихо, но ночи светлые и немцы почему-то на чеку. Надо будет ползком километра три, не
вытащите. И приказа не было.
  - Капитан! Глянь в его аусвайс! – Я ткнул ему в руки документ.
Радист  присвистнул.
  - Я докладываю по рации. Как там решат. Карты надо донести по любому-авиа группа ждет. Но такой фриц на дороге не валяется. Как
наверху решат, так и сделаем. Отдыхайте полчаса. Аккурат стемнеет.
  - Радио дало добро. - Произнес через некоторое время радист. - И время перехода двумя группами.
  Непонятно откуда к нам подошла разведка полка с линии перехода. Пять незнакомых разведчиков принесли устный приказ: карты отдать
им, а самим с языком двигаться в первой группе при переходе. Пленного донести по любому.
   - В три часа ночи началась мощная арт. подготовка прямо перед нами.  Тащить волоком полковника не было возможности и мы на плечах,
бегом понесли его на максимальной скорости. Радист был во второй группе, метрах в ста от нас. Давал команду на прекращение огня. Мы
пару раз даже с немцами столкнулись. Но те, оглушенные неожиданным огнем нашей артиллерии, в неожиданное для них время, полностью
деморализованные, даже не подумали, что люди в оборванной одежде, с фрицем на носилках, советская разведка, которая рвется через
них в свою сторону.  И все же нас зацепили свои осколки. Оглушенные, все в крови, с двумя своими, тяжело ранеными разведчиками на
плечах, уже одной группой, мы в какой-то момент просто свалились в свои окопы. Вот этот шрам на голове память об этом безрассудном
переходе. – погладил седую голову дядя Максим, который во  время рассказа как будто помолодел на много лет.
  - Первое, что я увидел, упав в окоп, был летящий мне в голову кулак. А я и так в крови, нога тоже задета. Свалка из нашей группы, почти
все ранены, немец с такими, как тарелка глазами, тоже ранен в руку и плечо. Окоп узкий, пока разобрались, оказалось, что наш радист
ранен на вылет в грудь, а по морде мне дал начальник особого отдела армии.
  - Ты что, старший группы, вытворяешь? Расстреляю лично, если мой радист помрет! Он со мной всю войну прошел. Тебе какую задачу
ставили? Выйти тихо! А ты что? Та на … фрица волок. – НКВДшник сильно ударил ногой немца по ребрам.-  Чуть операцию не провалил, а
там уже авиа группа твои карты ждет в самолетах. Под трибунал отдам!
  - Повернулся к своей охране, - продолжал Дядя Максим, - и приказал меня и немца в штаб армии доставить. А остальных в тыл на отдых.
      Оружие у