Белые голуби ефрейтора Лямина.
1.
Старший лейтенант Аршинов, командир отдельной разведроты, при 8-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника В.И.Чуйкова, проснулся с жуткой головной болью, уставший и не выспавшийся. В спертом полумраке, витал отчетливый запах сивухи, давно немытых мужских тел, извечно влажных, от пота подопрелых портянок. В небольшое, надтреснутое стекольце окошка, с завидным упорством билась большая, недовольно жужжащая муха. На столе, стоявшем в дальнем углу подвала, на пожухлых и надорванных газетах, тускло поблескивали пустые бутылки из-под трофейного шнапса и растерзанные штык - ножами жестянки говяжьей тушенки.
Разведчик с протяжным стоном сбросил с себя шинель, трудно поднялся с дощатых застеленных, чем попало ящиков и, выцарапав из мятой пачки папиросу, присел на шероховатый гранит саркофага с выпуклым крестом на округлой, прохладной крышке. Сизый табачный дым, нехотя уплывал куда-то под арочные кирпичные потолки подвала древнего, полуразрушенного костела, в котором вот уже сутки отдыхала рота Аршинова, вернее сказать то, что от нее осталось после участия в тяжелых, кровопролитных боях на подступах к Берлину. Почувствовав табачный дух, к своему командиру начали подтягиваться и подчиненные.
Аршинов сердито сопел, сплевывал липкой слюной себе под сапоги и отрешенно прислушивался к своей, невесть чем недовольной душе. Всю ночь, ему снилось нечто похабное и гнусное: то голая баба на сносях, дородная и простоволосая, с плоской обвислой грудью и расплющенными ляжками, наглая и приставучая, а то корзина полная снулой рыбы, осклизлой и вонючей…. Разведчики, без слов почувствовав дурное расположение своего командира, с вопросами не приставали, покуривали себе потихоньку, перематывали портянки, перечитывали старые засаленные письма из дому, да вяло матерились, прислушиваясь к все еще отчетливо слышимой оружейной канонаде.
- Карнаухов.- Аршинов негромко окликнул рядом дремавшего мужика уже в годах, с погонами старшины на выцветшей, украшенной кругами соли гимнастерке.
– Ты, мать твою, враг народа, признавайся как на духу, откуда вчера это пойло приволок?
Рука лейтенанта безвольно дернулась в сторону стола. Старшина, очевидно деревенский мужик, насквозь пропитанный какой-то извечной сельской хитрожопостью и тайным высокомерием над горожанами, тут же очнулся и словно заранее ожидая вопроса офицера зачастил:
- …А я че? Я ни че…Я тут вообще не причем.…Это вон вы у них, у особиста спрашивайте, что вам вчера под вечер какую-то бумагу приволокли, да и заодно по поручению зам по тылу полка товарища Евстигнеева ящик этого говна…, прошу прощения шнапса. Мол, вроде бы замес-то спирта.…Принес, да и остался…Вы с ним, товарищ старший лейтенант по первости все спорили о чем-то, а опосля накатили ему стакан по зарубку, вот они и сломались.…От устатку, наверное.… Хотя могет быть и пить не умеют…
- Замес-то спирта…- процедил Аршинов и снова сплюнул. – Ну и где сейчас этот особист…? Куда затесался?
- Да вон они, товарищ старший лейтенант, в домовине спят.…И как только не страшно, прости Господи…?- мужик, было, дернулся перекреститься, но должно быть передумал и, махнув рукой невесть, зачем отдал честь, сидя и с непокрытой головой.
- В домовине говоришь?- Аршинов хмыкнул и, приподнявшись, всмотрелся в темный угол, где вперемежку со всяческим мусором: рассохшимися бочками, полу лысыми метлами и пришедшими в негодность корзинами, стояло несколько темно-серых, свинцовых гробов без крышек. В одном из них, спал молодой капитан НКВД, в новенькой форме, при новеньких погонах и сияющем красной эмалью ордене. Рядышком с курносой, веснушчатой физиономией похрапывающего капитана, зиял черными впадинами глаз чей-то череп, рыжеволосый, плотно обтянутый коричневой, донельзя высохшей кожей.
-…Герой…- глянув на часы, протянул насмешливо Аршинов, заторопился, и уже более не думая ни о спящем особисте, ни о собственном похмелии, приказал, неожиданно трезво и твердо:
- Задача у нас на сегодня такая, господа разведчики.…Пока мы здесь, пьянствовали и отсыпались, там, наверху наша доблестная авиация, артиллерия и естественно танки качественно отутюжили улицы Берлина. Да и пехота что уже прошла далеко вперед наверняка основательно поработала.…И заметьте, без нас… Врать не буду, нам редко доводилось воевать позади основных частей (обычно наоборот), но вот сегодня - сподобились. Итак, наша задача: зачищать чердаки и подвалы от снайперов-кукушек, нарочно оставленных отходящими частями фашистов, недобитых немцев случайно отставших от своих, а так же мальчишек из гитлерюгенда и дойчес юнгфолька…
-Батюшки! - всплеснул руками, вновь было задремавший старшина.- А это что еще за фрукты?
-А это Карнаухов, мальчики от десяти до четырнадцати лет, члены так сказать молодежной фашистской организации…- проговорил веско, со знанием дела проснувшийся капитан особого отдела, не без изящества выбираясь из гроба.
– Прошу прощения, фрау, что потревожил ваш многовековой сон.- НКВДшник, шутовски поклонился костяку, разворошенному им во сне, глухо звякнувшему о толстые стенки мягкого металла.
- Так вот, товарищи разведчики (офицер присел рядышком с командиром роты и чуть ли не насильно приобнял того за мигом окаменевшие плечи), мы вчера с вашим старшим лейтенантом немного повздорили как раз по поводу этих мальчиков. Товарищ Аршинов убежден, что с этими детками, можно договориться лаской, по-доброму: дескать, дай ему конфетку, так он тебе сам добровольно карабин или там фаустпатрон к ногам положит.…Хрена лысого вам он положит, а не оружие!- лицо особиста пошло яркими, алыми пятнами, стало злым и отталкивающим.
- Этих детей, Гитлер лично на смерть благословлял, и нет для них большего почета, чем за своего фюрера жизнь свою малолетнюю положить….
В подвале наступила относительная тишина, лишь молодой пацан – ефрейтор, в сдвинутой на макушку пилотке, чиркал и чиркал самодельной зажигалкой, с любопытством разглядывая оранжевый язычок огня.
– …И запомните, товарищи: это вам не первые годы войны – языки нам в настоящий момент без надобности.…Не к чему.…Уже победой пахнет.…Так что пленных особо брать не рекомендуется.…По крайней мере, там (капитан ткнул кривоватым пальцем в кирпичные своды), очень рекомендуют с одиночками не церемониться.…Разве что офицер, какой подвернется…
-Эт-то вы нам значит, товарищ капитан, официально приказываете десятилетних мальчишек в распыл пускать…?- от волнения слегка заикаясь, заговорил, вдруг тот самый молоденький ефрейтор с зажигалкой. Он поднялся во весь рост и оказался совсем худеньким, долговязым и неуклюжим, словно промокший во время грозы воробушек. – Да вы, похоже, там у себя в кабинетах, совсем с ума посходили!? На разведчиках и так крови полно, но чтобы детской!?
– Как твоя фамилия, ефрейтор?- голос особиста приобрел вдруг необычайную звонкость и значимость. - Ты что себе позволяешь, молокосос? – Капитан вскочил было, и лишь от того, что жилистая пять Аршинова, прихватила его сзади за блестящую кожу ремня, не смог подбежать к побелевшему ефрейтору. Тогда, повернувшись к командиру роты, он, четко проговаривая каждый звук, отчеканил:
- Старший лейтенант Аршинов, сегодня вечером, в районе двадцати часов я ожидаю вас лично и этого вашего говоруна (если он, конечно, останется в живых) в моем кабинете. Особый отдел расположен в …
- Я знаю где. Видел…- Прервал его разведчик, и с усилием разжав сведенные судорогой вокруг ремня пальцы, закурил успокаиваясь. – Если живы будем, придем.… До двадцати часов еще много воды утечет…
- Ну-ну…- Хлобыстнув дверью капитан, слегка пригнув голову, на макар молодого бодливого бычка, вышел из подвала.
– Ох, и мудрило же ты, Сережка. Ох, и мудрило…- Аршинов грязно выругался сквозь сжатые, темные от никотина и крепкого чая зубы. – Этот капитан, та еще сука! Из ничего дело может состряпать…Талант, мать его.…Засудит, как пить дать, и не посмотрит, что ты у нас еще мальчик не целованный, и к тому же наш единственный на всю роту поэт... – Он хмыкнул невесело, помолчал, прислушиваясь к плотной и вязкой, прокуренной тишине подвала, слегка нарушаемой лишь недовольным шепотом ефрейтора Лямина( …поэт,… причем здесь поэт?) подошел к столу и, безжалостно сбросив бутылки на пол, расстелил небольшую, замызганную на сгибах карту.
…- Ну да ладно, пес с ним, с капитаном этим… Бог не фраер, он правду видит, отболтаемся как- никак…Командиры взводов и старшина роты, ко мне!
2.
Мельчайшая кирпичная пыль повисла над городом, окрашивая в рыжее и без того довольно мрачное утро. Натруженный рев техники, отвратно-пронзительный скрежет гусениц танков и самоходных орудий по гранитным мостовым, надрывный кашель тяжелых минометов и сухой треск пулеметов, еще затемно переместились далеко за реку. И доносились сюда, на окраину Берлина, в основном засаженную садами и застроенную старинными усадьбами и небольшими замками обедневших фамилий и родов, лишь в виде довольно монотонного фона, гула, несколько схожего с затихающим громом сухих, августовских гроз…
Пустынные улицы, мощенные серой брусчаткой, наверняка в свое время аккуратные и строгие, обсаженные стриженными ухоженными кустами и с кирпичными, по пояс заборчиками, сейчас выглядели грязно и запущенно. Закопченные руины, вывороченные с корнем цветущие яблони, обрывки плакатов со свастикой и крестами, тут и там кучки экскрементов, поваленные столбы с оборванными проводами. Посредине мостовой, с разбухшим брюхом и под сурепку опаленным хвостом, валялась павшая лошадь с рваной раной на шее. Ее широко раскрытый рот, улыбался крупными желтыми зубами, черные глазницы шевелились навозными мухами.…Отчего-то вид этой убитой кобылы, привел парня в большее смятение, чем тут и там лежавшие тела погибших солдат.…И наших и не наших.… Лямин, зло тряхнул головой, прощально махнул пилоткой вслед уходящей вперед группе разведчиков, во главе со старшим лейтенантом, а сам принялся с любопытством разглядывать довольно неказистый, трехэтажный каменный дом, стоящий в глубине сада, с высокой крышей под грязно-бурой черепицей и погнутым шпилем тронутого ржавчиной флюгера. …Вообще-то на зачистку полагалось ходить минимум вдвоем, но людей катастрофически не хватало и Аршинов, чуть ли не обнюхав дорожку и молодую траву прилегающих к вилле газонов, одобрительно кивнул и, бросив веское:- Один справишься, надо думать…- повел остальных к чернеющей поблизости громаде ратуши.
«Das kleine Schloss der Barone den Hintergrund Der schwarze Storch»-пожав плечами как смог прочитал Лямин черную, местами облупленную надпись над высоким дверным проемом и, приоткрыв чудом уцелевшую калитку, направился к дому. Пройдя сквозь ряд невысоких, исходящих розовым цветом яблонь, по небольшой, засыпанной битым красным кирпичом дорожке к парадной двери замка, разведчик, привычно, не задумываясь, поправив финский нож, висевший слева на ремне, дернул витой шнур, покачивающийся над входом.
Где-то в глубине дома послышался глухой звонок, но к двери никто не подошел. Лямин еще раз осмотрелся и вошел в незапертую дверь.
Дом явно пустовал и пустовал уже довольно давно …Тишина, пыль,
