Соната Бетховена (10-21 гл)

вскочил прокурор. – Прошу разрешить мне сделать разъяснение!
-Разрешаю! – ответил судья.
-Потерпевшая Комарова Богдана Николаевна сейчас  в своих показаниях все время утверждает, что обвиняемый приходится ей братом. Однако в ходе следствия было достоверно установлено, что между нею и обвиняемым нет никаких родственных связей…
(Я вытаращил глаза от  этой новости)
…- Это подтверждается  показаниями матери потерпевшей, которая не смогла признать в предъявленной ей фотографии отца обвиняемого своего бывшего мужа, а также  выпиской из Книги актов гражданского состояния о рождении Комаровой Богданы Николаевны, где указано, что отцом потерпевшей был Комаров Николай Матвеевич. Отцом обвиняемого является гражданин Комаров Николай Михайлович. Все эти материалы приложены к делу. Том 12, стр. 25. Прошу, Ваша честь, разъяснить потерпевшей, что она не имеет права в показаниях ссылаться на родство, поскольку это меняет картину происшествия.
-Каким образом? – спросил судья.
-Потерпевшая вместе с обвиняемым пытаются убедить суд, что брат защищал честь сестры. В действительности же любовник  устранил более удачливого соперника в порыве ревности.
-Протестую! – крикнул адвокат. – Обвинение не вправе высказывать выводы.
-Принимаю протест, - согласился судья. – Действительно, я просил бы обвинение  соблюдать законность. Только суд может определить, что было на самом деле. Однако я хотел бы задать вопрос потерпевшей. – Судья обратился к Дане:
-Богдана Николаевна, вы могли бы разъяснить суду, на каких основаниях вы  утверждаете, что обвиняемый приходится вам братом?
-Потому что с того момента, как познакомились, мы оба ни минуту не сомневались в этом. Во-первых, мы похожи друг на друга. Разве не так? – Дана выдержала при этом небольшую паузу, чтобы присутствующие могли удостовериться в справедливости её слов.
И действительно, по залу прошло этакое легкое шевеление. Судья тоже слегка улыбнулся.
…- во-вторых, у нас же одинаковые фамилии, отчества и даже имена. Понимаете, наши друзья и близкие называют нас «Дан» и «Дана». Ну, это сокращенно от имен Данил и Богдана. Согласитесь, это довольно редкие имена, чтобы быть просто совпадением. И, наконец,  биография родителей. Как и бывшая жена  Николая Михайловича, моя мама тоже в некотором роде иностранка. Она родом из Болгарии. Она тоже жила в Питере. У меня и Данилы  оказалось очень много  совпадений, которые указывали на наше родство. И мы искренне верили в то, что мы брат и сестра. Честно говоря, я и теперь не могу поверить, что это не так. Да и  Данил, вероятно, тоже. У нас исключительно братские отношения. Ну, скажи, Дан, что это так!
Я невольно рванулся к Дане. Однако адвокат вовремя придержал меня за плечо.
-Ему будет еще предоставлено слово, - заверил судья. И позволил Дане сесть.
Наконец-то, они оставили её в покое! Но она молодец! Одна против всех, а держится, как целый батальон. Боже! Какое счастье, что Дануля вовсе не сестра мне! «Теперь я могу любить тебя, моя родная, так, как любит мужчина женщину! И не бояться греха».  Господи,  дали бы хоть на секундочку приблизиться к ней!
«Мы обязательно будем с тобой вместе! – ответил мне Данин взгляд. – Ты же видишь, что я и сейчас  с тобой».

19
          Мне дали два года. Условно. По статье, квалифицирующей мои действия как пределы необходимой обороны. С учетом всех смягчающих обстоятельств, явки с повинной, раскаяния (на суде я, действительно, искренне покаялся и даже попросил прощения у родителей аспиранта), несовершеннолетия и того, что я никогда и нигде раньше не привлекался. Меня освободили в зале суда. То есть, мент, стоявший все время возле меня, просто  отвалил  за дверь.
Как только судья, объявив приговор, удалился в свой предбанник, родители, представители из школы и остальные стали меня обнимать и целовать, будто я  совершил подвиг. Но я  лихорадочно крутил головой и искал глазами Дану. Где она? Неужели, ушла? Вырвавшись из толпы, я побежал к выходу.
Она ждала меня у парадного. Мы бросились друг к  другу  в объятия. Я покрывал поцелуями её лицо, совершенно никого не стесняясь. Мне было абсолютно по барабану, что там обо мне подумают. И я прижимал её все сильнее.
-Осторожно, - прошептала мне Дануля в ухо. – Ты сильно давишь. У меня будет от тебя ребенок.
Тут только я почувствовал  своим телом  довольно твердую  выпуклость на месте её животика. Эта выпуклость приятно упиралась в мой живот.
-Даночка! Лапушка! Как я счастлив! –  радостно заорал я и закружил её на месте. Потом я бережно поставил её на землю и, уткнувшись носом  в её роскошные волосы, прошептал:
-Я люблю тебя!
Вокруг нас собралась приличная толпа. Оглянувшись, я на секунду выпустил Дану из рук. Меня тут же подхватили под руки родители, адвокат, новая классручка – вся толпа обступила и потащила меня к машине. Даны в этой толпе не было.
-Дана! Погодите!  Где Дана? Мы поедем с нею вместе! – отчаянно кричал я, расталкивая локтями моих добродетелей.
Куда там! Как в басне: «Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел». В одну минуту я очутился в машине, и меня повезли прочь из города. Домой.
Итак!  Вместо одной тюрьмы – другая. Понятно! Теперь за мною будет установлен гласный и негласный надзор.
-Вы не имеете права разлучать меня с Даной! – заорал я на родителей, едва переступил порог отчего дома. – А вы… вы не дали мне даже поговорить с нею!  Это подло!  Низко! Вы оба… Слышите? Вы оба самые настоящие предатели!
-Света,  объясни все ему ты! -  спокойно обратился к маме отец, когда я выпустил пар. – Меня он не станет слушать.
-Данечка, - тронула меня за руку мама. Я тут же  одернул руку. – Сынок, мы прекрасно понимаем твое состояние. И мы  всецело готовы тебе помочь. Сейчас и потом. Но для начала я прошу тебя, выслушай нас!
-Давай! Плети свою сочиняху! Вы давно уже  её придумали! –  увалился я в кресло.
Мама сделала вид, что не заметила моей демонстративной  развязности:
-Сынок, решение суда вступит в силу только лишь через 10 суток. Любое неосторожное действие с твоей или Даниной стороны может вызвать определенную реакцию, а затем и действие со стороны обвинения, а также родственников погибшего.  Ты и без того совсем не по-родственному на глазах у всей публики обнимал Богдану, в то время, как  и она сама, и вся защита утверждали на суде, что ты руководствовался только братскими мотивами. Мы договорились с Даночкой, что пока не закончатся все эти судебные дела, вам не следует встречаться. Хотя бы 10 дней ты можешь подождать?
-Десять дней могу, - согласился я. – А потом я поеду в Питер. Надеюсь, её адрес у вас имеется?
-Её адрес находится у твоего адвоката, - сказала мама. И тут же добавила, - Но ты не волнуйся! Адрес адвоката у нас имеется.
-Это он мотался к её матери?
-Нет, этими делами занималось следствие. Как видишь, ты напрасно подозревал отца. Он говорил  нам правду.
-Напрасного ничего не бывает, - сказал я, направляясь в свою комнату. – Надо аккуратнее быть со всякими иностранками.
Отец крикнул мне что-то в ответ. Но я захлопнул дверь.

20
         Я  жил все эти 10 дней как во сне. Что-то делал, куда-то ходил, точнее, слонялся без всякой цели.  Даже посещал занятия в школе. Между прочим, в школе я  избегал общения, как с одноклассниками, так и с учителями. Чихать хотел я на всех них! Я чувствовал, что после всего, что со мной произошло, я выпал из той среды, которая называется школой. Все дела, интересы, тусовки и  проблемы  моих бывших одноклассников, приятелей и, вообще, всех сверстников показались мне какими-то мелочными, бестолковыми – детскими, одним словом.
  А в словах и поступках учителей, особенно нынешней классручки, я  почувствовал лицемерие и притворство. Я понял, что, по большому счету, все мы, их ученики, им, учителям – до глубокой фени. Они с отвращением отбывают  в школе  свои часы и презирают учеников всей душой так же, как их презирают  ученики.  Но при этом все всегда делают  важный вид. Учителя делают вид, что жутко пекутся об учениках: вещают о высоких материях, следят за  нравственностью, воспитывают любовь  к прекрасному. Сами же при этом  элементарно не умеют заботиться о себе и своем внешнем виде, совершают мерзости, грызутся друг с другом и представления не имеют о прекрасном.
         Нет, имеются, конечно, среди них отдельные самородки, вроде Татьяны Владимировны, которые действительно являются учителями. Но таких школа  выталкивает, как нечто инородное.
         Ученики тоже все время вынуждены делать вид. Точнее, изображать из себя учеников, которые всеми своими чистыми и невинными душами стремятся получить всесторонние знания. Которые всегда и везде готовы слушаться своих наставников, и которые любят и почитают  своих учителей: поздравляют с праздниками, вручают цветы и подарки, произносят слова благодарности. Если у школьников и есть все это по-настоящему, от всей души, то лишь к отдельным учителям, каких, я уверен, почти уже и не осталось в школе. На самом же деле ученики ходят в школу вовсе не за тем, что предлагают им учителя.  Нас тянет в школу  романтика общения, возможность потусоваться, покуражиться, самоутвердиться за чей-нибудь счет. В школе мы по всей программе получаем информацию обо всем на свете и толковую практику  любого навыка, начиная от  способов приема наркоты и кончая способами и приемами любого секса.
          Учителя и ученики  в школе – это два враждующих лагеря. И пусть там хоть что кричат об обновлении школы и модернизации работы школы.  Черная плесень, исторгающая жуткую вонь, все глубже и шире расползается по  стенам  гниющего храма наук.
Я увидел все это и понял, как ни странно, только  теперь, после того, как полностью ушел в себя. Отрешившись от суматошной школьной суеты, я получил возможность осмотреть все вокруг себя откуда-то со стороны. И я пришел в ужас оттого, что я сам был частью всего этого дерьма.  Нет, сказал я сам себе, теперь я в эти игры не намерен играть.
Десять дней, между тем, истекали. Накануне последнего дня я подошел к матушке:
-Завтра  приговор принимает законную силу.
-Я помню, - спокойно ответила мама.
-Значит, завтра-послезавтра я могу отправиться в Питер?
-Может быть, ты все-таки дождешься весенних каникул? – спросила мама. – Ты и без того довольно много пропустил.
-Но я же занимался дома, - поправил я.
-Хорошо, завтра мы поедем к нашему адвокату, - согласилась мама.
Наутро я, мама и отец  двинули  в  Краснодар. Адвокат принял нас радостно. Даже как-то слишком восторженно. Хотя и сообщил нам прямо с порога, что противная сторона, то есть родители потерпевшего подали кассационную жалобу на решение  районного суда:
- Они посчитали наказание слишком мягким. Кроме того, они потребовали от нас  компенсацию морального ущерба.
-И что это значит? – нахмурился отец.
-Это значит, что было бы неплохо, если бы вы увезли вашего мальчика куда-нибудь подальше, - заявил адвокат.
-Правильно! – воскликнул я. – Я поеду в Питер!
-Ни-ни-ни! – решительно замахал руками адвокат. – Какой Питер? Питер – это сейчас самый опасный  для вас город. Поехать туда, где живет ваша любов…, простите, девушка, из-за которой эти люди лишились сына? Да это же все равно, что сунуть красную тряпку  в морду разъяренному быку! Нет, нет! Об этом и думать