сырыми! – посетовала Джульке Гретта. Та понимающе мела хвостом.
- У-у! – с тихим восторгом мычал Сашка, хлебая варево из тарелки. Именно хлебая: шумно, отдуваясь, потея лбом. – Вкуснятина то какая!
- Ешь, ешь, маленький, я много наварил. Завтра ещё вкуснее будут: настоятся. – Сергей понемногу подливал всем в разнокалиберные рюмки. – С лучком, ребятушки, с лучком. И сухарики берите. Вилли, насыпь себе, попробуй.
Вилли послушно выпивал, послушно насыпал, послушно хрустел лучком и косился на коллегу: никогда не видел его таким шумным и неопрятным за столом. Серёжка это заметил, пояснил:
- Дружище-иноземец, горячие щи так и надо есть: обжигаясь, шумно и с открытым ртом. Они в пять раз вкуснее становятся! Да под рюмашку!.. Эх, - посетовал он. – Ложки деревянные у меня куда - то запропастились, а то бы по полной экзотики хапнули! Сань, а Светка тебе не варит, что ли?
Тот отрицательно покачал головой. А челюсти всё продолжали и продолжали работать
- А чем же питаетесь?
Сашка промолчал.
- Ну, ладно… А чем, ребятушки, сегодня займёмся? – Сергей сыто откинулся на спинку стула, ослабил завязку на шортах. – По грибы можно. Только их пока нет. На рыбалку можно, здесь озерцо в километре. Только не клюёт что - то. Турнир по «дураку»… сканворды… телек… Вечером, конечно, шашлыки, баня…
- Серёж! Серё-ож! – прокричали снаружи.
- О, соседка! – Он затянул шорты. – Явилась – не запылилась. На иностранцев посмотреть, что ли? - Чавканье за столом прекратилось. – Кушайте, кушайте, она смирная, не отберёт.
Минут через пять, когда он вернулся с соседкой, ребята сидели уже в свежих футболках и с чистыми тарелками.
- Знакомься, Тань: это Саша, это Вилли. А это Татьяна. Садись.
Миловидная женщина лет под тридцать, в кокетливой, сломанной по полям соломенной шляпке сказала «здрасьте» и присела с края стола.
- Давай, давай, двигайся, а то без жениха останешься. – Сергей сдвинул её к центру. – Турнир по «дураку» отменяется. Рыбалка и прочее – тоже. Можжевельник и яблоню садить будем, Татьяна припёрла. Далее – посмотрим.
Он сходил в дом, достал из холодильника консервы, колбасу и новую бутылочку. – Тань! – крикнул в открытую дверь. – Тебе вино или водочку? – Ответа не разобрал и решил, что водочку. Когда вернулся на веранду, там царило напряженное молчание. – Чего притихли? Наливайте!
- А как у вас там… ну, как к русским относятся? - виновато спросила после первой соседка, скромно копаясь вилкой в салате.
Вилли поперхнулся, закашлял. Сашка кулаком стукнул тому меж лопаток.
- Нормально у нас к русским относятся! Нормально! – ответил он нервно и вновь от души жахнул по анестезиологу.
- Нормально, - подтвердил Вилли, вытер выступившие слёзы.
Серёжка, стоя за спинами ребят, выпучил предостерегающе глаза, погрозил соседке пальчиком.
- Танюш, это болезненная для них тема. Давай лучше о посевной.
Та окончательно смутилась и покраснела плечами.
- Арбуз! – вспомнилось Серёжке про ягоду, остывающую в колодезном ведре. – Со вчерашнего дня! Будет вам, ребятушки, крюшон по-русски! Я мигом!..
Когда вернулся, на веранде по-прежнему молчали. Но как - то нехорошо, тревожно. И смотрели на него.
- Вот! Охладился! Забыл я вчера…
- Так, значит, по интернету с нами познакомился, да? – с едва-едва слышимой угрозой в голосе спросил его Александр. – Бомжи немецкие, да? Дорогу нам оплатил и на откорм вывез, да? С перспективой трудоустройства? Среднюю Азии заменить, да?
- О! О! Растрезвонила уже! Обиделись! – Сергей положил арбуз на поднос, обтёр полотенцем. – Ты, Танюх, на рожи их посмотри. Исхудали то как, доходяги. На, режь! - Подвинул арбуз Вилли и закурил. – Я здесь, Сань, Пашку-Вертолёта что - то вспомнил…
- Вертолёта? – переспросил Вилли, старательно, мерными – до миллиметра! - ломтями разрезая арбуз.
- Пашка – Вертолёт, дружок наш по юности. Слово не мог сказать без жестикуляции. Как пропеллер…
- Это что! У нас ещё Шлёп-Нога и Пусто-Один были! – Александр как-то разом забыл про бомжей и переключился на воспоминания. – Один хромал, другой с искусственным глазом был.
- … и всё пел песню про Китай: «Любимый город в синей дым Китая…» Когда разъяснили – не поверил, дурак.
- Серый, а ты кого-нибудь видишь?
- Не-а. Как с Надюхой переехали в центр – никого не встречал. Сидят, небось. Или спились. Иль умерли. Нет, вру! Пашку года три назад видел! На Кировке, зимой! Он взвод в увольнение выводил!
- До сих пор, значит, служит… Там же, в автомобильном? А чего, поодиночке сейчас в увольнение не выпускают?
- Так он с неграми! Из Судана, что ли… не помню… И ни бельмеса по-русски, только на инглиш. А Пашка, он же заочно и иняз ещё окончил, его и послали нянькой. В общем, иду, смотрю – толпа девиц у «Центрального». Хотел мимо пройти, думал: колготки со скидкой продают. А меня капитанишка какой - то: «Серый! Серый!» Ё-моё, Пашка! И уже не машет, без жестикуляции: минус тридцать на улице, тосол из носа бежит. Айда, говорю, в кафешку, юность помянем. А он мне на этих братьев по разуму кивает: «Потеряю, говорит, одного на час – полгорода чернокожими наполнится через девять месяцев. Они уже третий месяц у нас на сборах под Чебаркулём стажируются. Без увольнений. Изнемогают. На повара нашего засматриваться начали, а у того трое детей. Вот, начальство и решило. Во избежание… Пусть пофоткаются с девками да мороженое пожрут – и в казарму покатим». Так и разошлись. Тань, а ты чего не допила? Давайте ещё по рюмочке.
- Сергей, утром по много нельзя, - попробовал включить разум и вяло посопротивляться Вилли.
- А где ж мы по много то? По-слегка. Ты режь, режь, а не старших учи! Понаехали здесь…
Оглядел стол, заставленный блюдами и объедками. Да-а, «скатерть-самосранка» какая – то…
Посадили они после трапезы деревья. Во сколько это было и как были посажены деревья – ребятам не запомнилось. И как уснули – тоже не запомнилось. Видимо, сморило после русского крюшона.
Глава 4
Ему приснилась Марта, его девушка.
Он сидел на стуле средь бескрайней пустыни. Барханы, барханы, солнце, белесое небо… Напротив, на коленях стояла его любимая. Нелепая соломенная шляпка на голове, как у Серёжкиной соседки. И меж колен у неё стояло ведро с холодной родниковой водой! С чистой, даже слегка голубоватой! И она, опустив голову, пила из этого ведра! А сзади, из-под короткой юбки торчали два собачьих хвоста!
Вилли проснулся.
Жутко болела голова. Какой-то маленький кузнец – дурак разместился в черепной коробке и поочерёдно дубасил изнутри по вискам! И обволакивала духота. Вилли дышал, как астматик, и всё сглатывал и сглатывал сухим горлом невесть откуда взявшуюся слюну. И было страшно от того, что не мог понять: где он? Вокруг, при лунном свете высвечивались незнакомые предметы. «Утварь», - вспомнил он русский перевод. И сразу же удары «кузнеца» усилились.
- Я в России, - попробовал думать Вилли. – На Урале. У Сергея, Сашиного друга. Живой, - закончил он логическую ассоциативную цепочку. Начал медленно подниматься. Ноги на холодных половицах мгновенно замёрзли. – Надо найти дверь. Обуться надо. – И, опираясь рукой на стену, он, наконец то, дошел до двери. С трудом открыл. Пахнуло противной сладостью мелиссы. – Сад! Сад!!! – Ничего не разглядел средь лунных теней, спустился босяком с крыльца на тропку и зашел за угол дома. На соседнем участке у мангального костра сидели руссиш френд!
- РебятУшки! – промелькнуло в голове, и он поспешил к «своим». – РебятУшки! – радостно озвучил он у костра.
- Выспался? – Ребята будто и не удивились его появлению. – Выпьешь?
- Найн! Воды попью.
- Попей, попей… И обуйся: простынешь. Тапочки на крыльце, минералка в холодильнике.
Эх, мало её в холодильнике оказалось! Что такое полтора литра с похмелья для настоящего немца? Да ничего! Пшик!
Вилли разыскал тапочки, обулся и прошелся по веранде, вдоль длинного стола. Арбуз! Много арбуза! И - хотя он был немецким врачом, но всё ж таки врачом! – он, тяжко вздохнув, налил себе перед арбузом стопку и полечился. И лишь после этого поплёлся к ребятам.
- … ей-богу, стыдно, - тихонько говорил Сашка, помешивая веткой угли. – За многое. – Поднял воспаленные глаза на друга. – Помнишь, вчетвером на Акакуль ездили? Машина перед нами в кювет кувыркнулась?..
Серёжка, не отрывая глаз от углей, кивнул.
- И мы тогда не остановились, - Александр тоже уставился на костёр. – Притормозили только. А Светка сказала: «Поехали, поехали! Там уже тормознули!»
- Ну, там же действительно многие остановились…
- Да… остановились… Саша не подлец… Саша видел, что многие остановились… Саша сам не остановился… Саша хороший…
Он прикурил от ветки и ушёл куда - то в темноту сада. Исчез.
Молчали ребята. Птицы молчали. Костёр молчал.
- Серёжа, - осторожно спросил Вилли. – А что с Сашей?
- Не знаю, - тяжело вздохнул тот. - Загрустил что то, бродяга. Не мешай ему. Как он у вас-то там живёт? Ничего? Со Светкой не ругаются?
- Не-ет, ничего живёт, не ругается. У нас всё хорошо… ничего живут… Но работать в Швейцария хотят, там больше платят. Раз в два.
- В два раза.
- Да, в два раза! А жить – Германия. У нас дешевее… в два раза.
- Счастливцы, - равнодушно произнёс Сергей. – Может, выпьешь всё-таки?
- Выпью, выпью, - покорно кивнул Вилли. – Серёжа, а почему я у Татьяны спал? – голос Вилли утих до шепота.
Сергей медленно повернулся к нему. Удивленные глаза – в пол-лица.
- Так ты что, и про изнасилование не помнишь? Заспал? Ну, ты даёшь!
Вилли окаменел.
- Ты чего, правда, не помнишь? А она ещё засветло, с последней электричкой в город подалась: заяву на тебя в полицию строчить. Пока следы не исчезли. - Лицо Сергея оставалось невозмутимым и медным в отблесках пламени. – Нет, давай - ка я, всё-таки, плесну тебе. Чёй то вы, иностранцы, квёлые какие - то сегодня. – Он сунул стакан в безвольную ладонь Вилли. – Не боись, рот фронт, люди и на зоне живут.
- Серёжа, - с надеждой посмотрел на него Вилли, не замечая стакана в руках. – Ты шутишь, да?
- Да какие шутки?! Т-р-р, расплескаешь! – он перехватил руку Вилли. – Или выпей, или поставь! – Вилли выпил. – Какие шутки?! Ты же её четыре раза! четыре раза по левому плечу погладил! И один раз по спине! А потом спать ушел! Бросил в ожидании! Рыдающую! Вот, Сашка и посоветовал ей: «Ехай в город! Как ты с таким позором сейчас на людЯх покажешься? Кто тебя, опозоренную, замуж возьмёт? Обесчестил, немчура! Пиши заяву!». Она и поехала писать.
Вилли взял бутылку и самостоятельно налил. Но только себе. Выпил.
- Дурак ты, Серёжа, - сказал просто. – Нельзя так шутить.
- Дурак, - согласился тот равнодушно. – Но по одиночке у нас тоже не пьют. Шашлык возьми, опять закосеешь. О, «мыслитель» появился, - увидел он Александра. - Вовремя ты… Третьим будешь?
- Серёга, а чего у тебя забора с Татьяной нет? Коммунизм? Я чуть не заплутал, - вместо ответа поинтересовался Александр, выдрал какой-то репейник с носка.
- Да как-то… По согласию всё. Они с Надюхой подружки по работе. Ну, и воссоединились
