себя.
Вспомнилась малосимпатичная тюремная история с Клервалем и заключенными аристократками… Лучшим выходом было отключиться, выбросить из памяти сомнительный эпизод…Это был лишь чувственный яркий сон, сон человека вернувшегося с того света…
Политика термидорианцев
Сентябрь 1792 – июль 1794. .. Пока одни погибали на фронтах, защищая границы Французской Республики, другие подавляли мятежи, раскрывали заговоры союзников интервентов внутри страны, эти «герои» наживались на обстоятельствах, делали деньги «на революции» и деньги немалые. Скупив дворянские земли, и имения они ощущали себя «новыми господами».
И этим «господам» не хватало только власти.
К лету 1794 они окрепли: к чёрту народовластие, равенство и братство, пора закрепить за собой захваченное дворянское имущество, они «новая элита», и смерть якобинцам и Робеспьеру, если они стоят на их пути к безраздельному господству и бесконтрольному обогащению!
Робеспьер для них «диктатор и чудовище» уже оттого, что посмел требовать у нуворишей декларации о происхождении их доходов! Поэтому еще в 1793 году они мало что имели против Робеспьера и ничего не имели против казней аристократов, так как сами же начали скупать их конфискованные земли и замки…
Крупным собственникам нужно послушное «ручное» правительство, привилегии для новой буржуазной «знати» и гильотина для всех «друзей народа» и «неподкупных», кто еще осмелится напоминать о высоких принципах Революции, об интересах нации, о совести и чести патриота!
Но открыто так говорить всё же нельзя, надо придумать благородную цель! А значит, Робеспьер станет «козлом отпущения за всё и всех», своего любимца парижане должны возненавидеть…
Отныне любое непопулярное, неудачное или жестокое решение приписывается лично Робеспьеру и преподносится совершённым «по его приказу». Как кролики плодились клеветнические брошюрки Монжуа, Дюперрона, Лекуантра, последний уже давно набил руку на доносах.. он писал подобные пасквили еще при жизни Неподкупного.. с весны 94-ого..
Один из депутатов дантонист Куртуа присвоил себе немалую часть переписки Робеспьера и почти открыто торговал письмами, за их возвращение авторы готовы были платить нешуточные суммы..
И неважно, что все решения в обоих Комитетах принимаются только большинством голосов, а не волевым решением одного человека. Эти настроения умело нагнетались в течении нескольких месяцев 1794 года раздуванием внутренних склок, взаимного недовольства и подозрений.
В ход шла перепечатка английских контрреволюционных брошюр, в которых Робеспьер изображался зверствующим самодуром, вроде восточного падишаха, лично гильотинирующим людей, а французских санкюлотов изображали полу-обезьянами с дегенеративными физиономиями, в длинных рубахах, но без штанов, нередко на изображениях такого сорта они пожирали обрубки человеческих тел...
Будущие термидорианцы против якобинцев, поиски наживы, выгоды и беспринципность против республиканской чести, беззастенчивые политические и финансовые конкистадоры против воинов идеи, брюхо против духа..
Коллеги Неподкупного, участники заговора воображали, что устраняют неудобного им человека и только, но у их теневых сообщников куда более обширные планы, уже через месяц состав обеих Комитетов будет по большей части обновлен.
Коллеги Робеспьера, считавшие себя «мозгом заговора» сами были репрессированы, Билло-Варенн, Амар, Вадье..
В интересах новых членов правительства устранить народный контроль над властью, то есть разгромить якобинскую клубную сеть, путем всеобщей амнистии освободить из тюрем «умеренных» жирондистов и вернуть их в Конвент, освободить также и сторонников «ancien regime» («старый режим») аристократов, роялистов под видом «гуманной акции».
Истинные цели Термидора не только убийство Робеспьера, но и ряд контрреволюционных преобразований режима, что и произойдет в ближайшие месяцы.
Общественность опомнится от анти-якобинской пропаганды, добром еще вспомнит казнённых без суда патриотов, но будет годом позже.
Термидорианцы обещали смягчение режима. Но забыли сказать для кого...
Не для народа, так как голодные самоубийства стали часты в рабочих предместьях Парижа в ту необычно суровую зиму с 1794 на1795 год.
Если в 1793-1794 люди ощущали, что их проблемы и нужды интересуют власть, принимаются конкретные решения, их участие в общественной жизни дает реальные результаты, их голосование в секциях и народных обществах не формализм, то сейчас от них снова почти ничего не зависит.
Полицейские отчеты зимы- весны 1794-1795 гг. покажут, что парижане впервые после бешеной анти-якобинской истерии последних шести месяцев стали добром поминать казненного Робеспьера и прежнее правительство. Это их сильно обеспокоило…
Зато главарей Термидора благословляли в богатых кварталах «новые французы»: коммерсанты, фабриканты и банкиры, которым надоело играть в «демократию» и изображать «уважение» к интересам нации.
Конституционные роялисты - дворяне тоже оживились, если так пойдет и дальше, реставрация монархии Бурбонов не такая уж несбыточная мечта, вопрос времени и цены.
День и ночь работают рестораны и увеселительные заведения, парижане голодные и злые открыто увидели «новых хозяев жизни», не смевших показать нос при власти якобинцев.
Увидели разбогатевших депутатов, коммерсантов, военных поставщиков, разодетых по последней моде франтов и их спутниц, украшенных золотом и бриллиантами красоток, нередко даже из «бывших аристократок», чаще содержанок, чем жён, или девиц с манерами дорогих проституток типа госпожи Тальен.
Восхваляемая вожаками Термидора свободная рыночная экономика уморит голодом не менее миллиона французских рабочих и ремесленников - санкюлотов. Но об этих жертвах и их страданиях никто никогда не писал и не напишет, кому до простолюдинов дело, ведь главное, что новый «бомонд» процветает не хуже, чем дворянство при королях!
Термидор принес «порядок и мир, покончено с террором»? Снова двойная мораль, господа?
По стране кровавым пятном расплывался контрреволюционный, анти-якобинский террор, казни и просто безжалостные неразборчивые уличные убийства, а газеты кричали, что с любыми репрессиями покончено или жизни этих людей ничего не стоили, у них не было жён и детей, а их кровь в отличие от крови дворян и богатых буржуа - «вода»?! «Расе господ» всегда свойственна двойная мораль…
Улицы стали небезопасны, повсюду разгуливали вооруженные шайки мюскаденов, они нападали на якобинцев, жестоко избивали и убивали их. Чаще всего эти изящные господа сочетали жестокость с трусостью и нападали на патриотов в соотношении пять-шесть к одному. Новая власть методом невмешательства косвенно поощряла эти расправы.
Кафе также делились на «свои» и «вражеские», в последних собирались мюскадены. И не дай Бог случайно зайти не в «своё» кафе…Кафе мюскадэнов это своеобразные штабы, где обдумывались и откуда совершались налеты на «якобинские» кафе, которым в связи с нападениями пришлось обзавестись охраной!
Если изувеченным или убитым оказывался санкюлот из Сент-Антуанского предместья или якобинец, полиция вежливо закрывала глаза, но свирепые меры принимались, однако, если патриоты, отбиваясь, намылили шеи сынкам ультра-правых депутатов или нуворишей. Как же, ох уж эти невинные развлечения …les indiscretions d ,une jeunesse doree («шалости золотой молодёжи»!)
Но заметно смягчилась власть в отношении аристократов, в чём вскоре пришлось жестоко раскаяться, их вооруженные формирования резко активизировались после Термидора, новую власть Республики они более презирали, чем боялись.
Как конституционные роялисты в 1791, жирондисты в 1792, дантонисты весной 1794, так и термидорианцы (сложившиеся главным образом именно из дантонистов, уцелевших бриссотинцев и маскирующихся сторонников монархии образца 1790 года), получив всю полноту власти, заняв барские особняки и сколотив состояния, самоуверенно полагали, что «революция окончена».
Кому из этих Баррасов, Тальенов, Роверов на самом деле нужна «демократия, права человека», кого из них волнуют «интересы нации»?, надо торопиться делать деньги, господа, ах нет, всё еще граждане.. А простому народу, санкюлотам, то бишь «черни» следует снова надеть узду и заткнуть рот. И верно, кого интересует их мнение, а то ведь разбаловали это малоимущее быдло проклятые якобинцы, всерьез людьми себя вообразили!
После Термидора национально-освободительная война с интервентами, которые были оттеснены от французских границ еще до переворота была превращена постепенно в серию захватнических войн, вчера еще отстаивающая свой суверенитет и право на существование в окружении враждебных королевств и империй Французская Республика после падения якобинской власти унизилась до роли нападающей стороны, прикрывающей хищные амбиции буржуазии «привнесением демократии угнетенным народам»!
Что же говорил Робеспьер еще в декабре 1791 года, предвидя подобное развитие событий в случае победы Жиронды:
- «Никто не любит вооруженных миссионеров и единственное решение, которое диктует природа и благоразумие это выгнать их вон, как врагов!»
Эти слова Робеспьера стоит почаще напоминать идейным наследникам Термидора во всем мире, «разносчикам» демократии на штыках...
Отныне чистые идеи революции для буржуазной власти фикция, в которую мало кто из них всерьез верит, однако это то, что следует продолжать вещать с трибуны, утверждая, что революция продолжается, усыпляя бдительность нации, о, или следует опять говорить «простолюдинов и черни»?!
Некоторые молодые аристократки, графини и герцогини, маркизы и виконтессы, желая поблистать в богатстве и комфорте в «высшем обществе», хотя бы и при новом режиме, и не желая прозябать и рисковать жизнью ради принципов монархии рядом с мужчинами своего класса, становились любовницами крупных чиновников, депутатов термидорианского Конвента и Директории, по сути, становились содержанками вчера еще презираемых ими республиканцев.
В этом не было никакого подобия искреннего чувства, трудно поверить в любовь большинства этих аристократок-роялисток к республиканцам, к тому же «низкого» происхождения... Исключения здесь скорее подтверждают правило.
Половые отношения в обмен на отличное содержание и безопасность, на уровне клиентов и великосветских проституток. Это характерная примета пост-термидорианской Франции.
В их числе была и красотка модельной внешности Тереза Кабаррюс, 21 года, дочь банкира из Мадрида и маркиза де Фонтенэ по первому мужу, «богородица Термидора», как теперь её называли, легкомысленная и добродушная любительница развлечений, очень чувственная и циничная молодая дворянка с внешностью модели и манерами сексуально озабоченной кошки.
Любовница бывшего бордосского комиссара Тальена, вошедшего в
|
С уважением, Андрей.