Якобинец

никогда не было жалости к нам, мы же для них не люди, чернь, отбросы, отчего нам, теперь жалеть их! Ты чрезмерно добр, Норбер.. слишком добр, это совсем нехорошо, будь осторожен!
  Куаньяр смотрел на него спокойно, даже с долей сожаления.
- На ступенях Тюильри я тоже без жалости убивал их. Но там.. всё будет по-другому, перед тобой будут уже не те, высокомерные и вооруженные до зубов,  эти будут  беззащитны перед тобой и измучены ужасом. Что ж, иди, ты сделал свой выбор!
  Но Арман уже успокоился:
- Я сделал свой выбор много лет назад, как впрочем, и ты.., - и вдруг резко повернулся в сторону замершего у стены де Бресси и остальных,- а это еще кто тут у нас? Видно, что боятся, просто чувствую липкий запах страха!
      Опустив пику, неторопливо он подошел к ним.
- А ну-ка.. подними шляпу с глаз, любезный! Честному человеку бояться нечего..
  Норбер, видя опасное возбуждение Армана, решил вмешаться:
- Оставь их, они со мной! 
  Но Арман тихо присвистнул:
- Какие люди.. милейший граф,.. какая встреча.. моё почтение, мадемуазель и вам.. молодой господин!, - насмешливо улыбаясь, он снял красный колпак. В остановившихся зрачках таилась угроза убийства.
Девушки в ужасе прижались к де Бресси.
  Норбер понял, что обе они очень недалеки от обморока. Он решительно встал между семьей де Бресси и пикой Армана.
- Я же ясно тебе сказал, эти люди со мной. Я отвечаю за них перед…(чтобы срочно придумать).. Советом Коммуны!, - тон стал очень властным и холодным, - клянусь, одно резкое движение в их сторону и....Революция  потеряет одного из своих защитников! Ничего личного, Жак!
    Рука сама дернулась к эфесу.
- Да ладно! Я что, понимаю.., - Арман слегка отступил и опустил конец пики,- добрый улов.. Ну что, Бресси, пока не посчастливилось тебе украсить фонарь? Жаль, ты бы смотрелся на нем великолепно!, - глаза его зло блестели, ноздри нервно раздувались, -  а твои цыпочки могли бы  доставить немало удовольствия добрым санкюлотам, такое случалось с аристократками в Тюильри 10 августа... а потом и их..., - сделал характерный жест, ударив себя ребром ладони по шее и даже  не заметил, как при его последних словах Норбер брезгливо поморщился.
  Было странно видеть, как  свирепая физиономия Армана  изменила  обычное выражение, на ней вдруг появилась растерянность и даже грусть. Даже низкий грубый голос стал гораздо мягче.
-Норбер.. мы выросли вместе, твой отец и брат поддерживали нашу семью в самые трудные дни, я всегда считал тебя товарищем.. братом...я всегда уважал тебя, ты читал нам Рейналя, Руссо.. Но уже дважды ты угрожаешь мне и почему? Из-за  проклятых аристократов! Тех же самых, что и в прошлый раз в Санлисе! Разве их родственничек, Белланже не причастен к убийству твоего брата с семьей?!    Ты один из самых искренних, честных патриотов, каких я знал... Я всегда доверял тебе, но, ни тогда, ни сейчас не могу понять. В чем дело, Норбер?
  Куаньяр подошел ближе и опустил руку на плечо Армана.
- Жак, я ничего не имею против тебя и сейчас. У нас много общего, наш маленький Санлис, наше детство, общие друзья. У тебя есть все причины для такой ненависти. А у меня есть свои и крайне веские причины поступить так, а не иначе.  Но не спрашивай меня ни о чем, это касается только меня одного, мое дело сопроводить их.. куда следует,  и никто в этом мне не помешает! 
- Ладно. Я понял тебя и не держу зла. Что ж, был рад встрече, Норбер, я, кажется, отстал от ребят, надо спешить, может, когда еще и встретимся!
  Отсалютовав пикой, он бросился догонять санкюлотов.
  Лица всех участников сцены, кроме Куаньяра были были бледны до зелени, девушки едва держались на ногах.
- Вы обязаны этой встрече своим упрямым недоверием, Бресси и сурово наказали себя и своих близких. А теперь извольте следовать за мной без разговоров. Я сниму для вас комнату на улице Сен-Жак, а завтра решу, что с вами делать дальше..Постарайтесь не устраивать мне сюрпризов...
- Что за чудовище! - вырвалось у 16-летней Жюли, дочери графа. 
  Норбер не понял, в чей адрес это прозвучало, в адрес Армана или его  самого и потому откликнулся очень жёстко:
- Народ все эти века жил в аду, так что легкие изменения температуры мы уже не чувствуем.. Мадемуазель, ваши братья по классу столько веков подряд были уверены, что над дверью в АД
висит надпись: « Только для черни!!!», что мы рады вас разочаровать: «Вход для всех!!! Демократия!
      Упрямиться граф более не собирался. На фоне Жака Армана  Куаньяр предстал перед ним в ином, чуть более мягком и выгодном свете.
      Однако следующим ранним утром квартира, снятая для них оказалась уже пуста..
    От отчаяния он  зло швырнул старый облезлый стул, попавшийся на пути. Старуха консьержка опасливо уставилась на него.
- Но, гражданин,  вы не говорили, что за ними надо следить..., - и осеклась, встретившись с тяжелым мрачным взглядом, замерла, увидев, как молодой человек в трехцветном шарфе медленно съехал по стене и сел на пол, подтянув колени к подбородку и закрыв голову руками..
    (Я идиот! Надо было всё предусмотреть! Бресси, спасибо, любезный! Ну, и где теперь она?! С ней может случиться всё, что угодно, может их уже снова поймали, вернули в Аббатство или в Ла-Форс, может  её уже убили?!)
    В одном из кабинетов Тюильри  у окна Куаньяр нашел Робеспьера и Сен-Жюста. Молодой друг Неподкупного мерил его прохладным взглядом, Норбер не был обижен, он понимал причину, юноша относился отстраненно к большинству людей из окружения Робеспьера, это касалось даже Демулена, исключением были только интеллектуал итальянец Буонарроти и общительный, добрый Леба. Сам он воспринимался в большей степени, как близкий друг Огюстена. Ясно, что не без их поддержки Куаньяр вскоре окажется одним из депутатов Национального Конвента.
- Гражданин Куаньяр, у вас есть, что сказать мне? - это было брошено  вполоборота, но Норбер успел отметить, что Неподкупный выглядит неважно, бледнее обычного, лишь скользнул по нему взглядом и отвернулся снова к окну..
- Да.  Интересующие вас люди живы и в безопасности. 
- Я знаю, вы сопровождали не троих, а восемь человек, - снова тот же скользящий, боковой взгляд.
- Да..всё так. Эти люди не враги,  я за это отвечаю лично и потому счел своим долгом…
- Хорошо.., - легкий, отстраняющий жест рукой, -  каждый из нас на своем месте и делает всё, что в его силах.., - и помолчав с минуту, - вы были в Аббатстве… что там? - и снова боковой взгляд.
- Страшно, - честно и коротко ответил Норбер, также, не встречаясь с ним глазами, - думаю, в эту ночь мне трудно будет заснуть,  как, впрочем, и в предыдущую..
- Не только вам, гражданин…
- К чему лишние эмоции? Это был необходимый акт, и мы все это прекрасно понимаем, - Сен-Жюст холодно сузил  глаза.
  Норбер хмуро и выразительно склонил голову.  Неподкупный ничего не ответил другу и отвернулся к окну.                                                                                   
                                                 
                                                  Вечер 10 августа 1792 после штурма Тюильри

      Норбер успел переодеться, вишнёвый  сюртук красиво облегал сильное стройное тело, брюки такого же цвета и на ногах высокие до колен сапоги. На голове гордо красовался красный колпак патриота с национальной кокардой.
    Он решил наведаться в особняк маркиза де Белланже на улице Рая в секции Бонди. Маркиз состоял в секретных отношениях с Веной, на что указала молодая девушка из его прислуги, добрая республиканка.
    Не стоит хлестко и презрительно называть это доносом, заявление оказалось справедливым и обоснованным, а сам маркиз де Белланже отнюдь не безвинная жертва клеветы и классовой ненависти.
    После смерти маркиза секретная переписка с Австрией без сомнения, оказалась в руках его родственников, остается надеяться, что они еще не сбежали. Несколько молодых санкюлотов отправились с ним, но Куаньяр оставил своих людей на улице, с задачей окружить дом и охранять парадный и чёрные выходы.
          Испуганный лакей попятился, увидев человека опоясанного трехцветным шарфом, выдававшим чиновника-якобинца. Дома оказалась лишь 45-летняя мадемуазель де Белланже, его кузина, сестра и мать,  вот-вот должны вернуться.
    Обычная надменность и презрение исчезли с лица мадемуазель совершенно. Неловкий и скромный «плебей», над которым они так весело насмехались в Санлисе, предмет ненависти и злобных сплетен местной знати, теперь выглядел совсем иначе, он стал для них смертельно опасен.
    Но испытать страх мадемуазель де Белланже  заставило то, что с грубо-красивого лица Куаньяра исчезло выражение скромной почтительности, этой привычной защитной маски простолюдинов, она наткнулась на холодную свирепость остановившихся зрачков. Момент истины, мадемуазель?
    Вот что таили в себе покорность и униженные поклоны ваших слуг и безответных крестьян… В руке он держал пистолет. 
- Вместе мы дождемся ваших родственников!, - его бархатистый голос приятно завораживал, чудовищно не соответствуя выражению глаз.
  Куаньяр медленно подошёл к мадемуазель де Белланже и, приподняв её голову за подбородок, заглянув в расширенные глаза, их губы оказались совсем близко, она сразу же  сделала из этого свои выводы, уперлась ладонями в его грудь, в ужасе косясь на пистолет:
- Нет, ради Бога, нет, возьмите что хотите, вот хотя бы мои золотые украшения, возьмите деньги, месье, только не делайте этого!
- Как же изменился твой тон, милая.. вот уже и «вы», и «месье», а то всё «плебей и негодяй  .., - губы Куаньяра против воли расплылись в презрительной усмешке, - я не насильник, так что успокойся, может я груб сейчас, не слишком галантен,  непохож на ваших кавалеров, как в известной песне «я санкюлот, горжусь тем я, назло любимцам короля», но не бойся, при твоих внешних данных ты умрешь девственницей...не стесняйтесь,      мадемуазель, откройте вот этот шкаф...  нет,  я не грабитель, мне не нужны ваши деньги, а вот документы, пожалуйста, доставайте быстрее…пока не случилось беды, а то я человек очень нервный, очень устал… и очень ненавижу аристократов. Мне надо торопиться, а вдруг господина    Монморанси, бывшего министра Капета, повесят без меня? Никогда себе этого не прощу…, - последнее было сказано, скорее, с насмешкой, чем со злобой.
    Его немного развлекал испуг этой еще недавно надменной и властной особы, разом растерявшей всю привычную барскую спесь.
    С четверть часа он, молча, перекладывал бумаги, бросая на женщину хмурые взгляды. Всё это очень интересно и всё же не совсем то, что нужно.
- И где же старуха Белланже, где сестра маркиза? Где кузина? - заложив руки за трёхцветный пояс и сузив глаза, обратился Куаньяр к мадемуазель де Белланже, - ну же, я должен знать правду! Сбежали? Бросили вас? Не удивлюсь ничему, семейка моральных уродов…
- Они пошли к председателю нашей секции, узнать, сможем ли все мы получить пропуск и выехать из Парижа…
  Норбер спокойно пожал плечами:
- Значит, они уже арестованы. Представляю себе бессильную ярость мамаши Белланже, приятно было бы повидать её... кузина  менее достойный противник, но даже она не лепетала бы сейчас, как вы… что вы знаете о переписке маркиза?
  Мадемуазель де Белланже слабо вздохнула:
- Достоверно, ничего. Как понимаете, всё это слишком серьезно, чтобы кузен