спросить, так спрашивай», – определённо удивил Гая хотя бы тем, что его озвучил Антип. Правда, стоило только разморившемуся на солнышке и задремавшему было Гаю, полностью прийти в себя и обнаружить себя не в своём сновидении, а за столиком на набережной в окружении посмеивающихся Ивана и Антипа, то он быстро уразумел, что к чему – его припекло на солнце и от усталости на работе, вот он на мгновение и прикорнул. А само сновидение, с этой его сюжетной линией, стало продолжением всего им до этого переживаемого и так и не до пережитого. В общем, всё шло по прежнему, как и в прошлый раз сценарию. Хотя постоянство и реалистичность всех этих его сновидений, стала для Гая уже пугающей. Правда, на этот раз для этого есть свои объяснения – его организм самостоятельно от него решил отдохнуть перед предстоящим ночным дежурством, где может быть, вовсе не поспишь.
Между тем, задавший всё-таки в реальности свой вопрос Антип, смотрит на Гая и ждёт ответа. Ну а Гай прямо сказать не может и не готов сейчас задавать какие-либо вопросы, кроме разве что самых отсталых, типа, что пристали, и он с тупым видом откланяется от взгляда Антипа в сторону уже остывшего кофе в чашке. И тогда Антип сам берёт слово.
– Вам не кажется странным, – откинувшись на спинку стула, заговорил Антип, не обращаясь ни к кому в отдельности, – что вы в особо волнительных случаях, да хотя бы тогда, когда хотите завести знакомство с кем-то до того привлекательной, что готовы перебороть весь сковавший вас страх и с обмершим сердцем подойти к ней со скованным от напряжения до чего же глупым лицом, и само собой с целой заготовкой вопросительного характера предложений, знаете все глупые и неправильные слова и вопросы для того чтобы начать разговор, и при этом почему-то совершенно не знаете верных и правильных слов. Хотя следуя логике, если вы отлично знаете все наперечёт неправильные предложения, то путём их игнорирования, вы должны отлично знать и их правильную версию. И если всё так, то, что тогда вам мешает выбрать и использовать при своём знакомстве все эти верные словосочетания? – вопросил Антип, окинув взглядом, как в рот воды набравших Ивана с Гаем.
И если с Гаем всё ясно, он и в правду чая в рот набрал, то вот Иван мог бы чего-нибудь такое возразить, чтобы за него не было Гаю стыдно. Типа вот так: «А когда такое было! Если я, вообще, никогда по собственному почину не знакомлюсь». Но Иван только в ответ соображает и слушает. Против чего собственно ничего не имеет против Антип, вновь взяв слово.
– Ладно, скажу. – Проговорил Антип, глядя на своих молчаливых собеседников. – А нам мешает выбрать правильные слова то, что неправильных слов на самом деле нет. А любые заявленные вами слова, в данном качестве будут правильными при одном единственном условии. Они должны быть сказаны вовремя. Ведь вы же не будете спорить с тем, что одно и тоже заявление, произнесённое в разное время, по-разному значит и воспринимается. Как, например, откровенная и всеми признанная глупость, сказанная вами ранее просто незнакомке и сейчас уже вашей близкой знакомой, будет по-разному ею воспринята. И если на начальном этапе знакомства, вы, ляпнув эту глупость, будете в лучшем случае не правильно поняты, то на следующем жизненном этапе, эта нелепость совсем не покажется ей таковой, а даже будет признана милой. И получается, что для каждого своего выражения есть своё чёткое время использования. Скажите, что это всё глупость?! – Здесь Антип выразительно посмотрел на Гая и Ивана, как будто они и в правду посмели его так осадить – а они даже не думали возражать и были крайне удивлены, когда он так о них подумал и требовательно посмотрел.
И хорошо, что они не успели в растерянности дёрнуться, а то бы вполне могли быть заподозрены как минимум в подстрекательстве Антипа на такие слова – Антип опять заговорил.
– Но вы же на одних лишь основаниях своей веры в научно-технических прогресс, – а во что ещё, – вверили себя и свою жизнь в подчинение одному из его инструментов обоснований себя, калькулятору, который сообразно заложенному в него алгоритму счёта (верность и ошибочность его остаётся в пределах компетенции нашей веры), будет вести подсчёты вашей жизни. А калькулятор, каким бы культовым предметом он ни был, – никто из нас даже себе помыслить не мог, что он ошибочно считает и имеет изъяны в своей специализированной по счёту нише, – всё же плод рук человеческих. Так почему тогда это моё предложение, не может с той же вероятностью не иметь права на безошибочное осуществление? – задался вопросом Антип. И хотя всем было понятно, что это вопрос риторический, никто из спрашиваемых не спешил смотреть в лицо Антипа, который опять принялся высматривать в них некие возражения. Но их как не было, так и нет, и Антипу, сегодня уж больно разговорчивому, чтобы на этом разговоре поставить точку, приходится опять брать слово.
– А если нашу и вообще жизнь объяснить в двух словах, то она вся состоит и складывается из общения друг с другом. – Здесь Антип сделал многозначительную паузу и с каким-то ироническим подтекстом добавил. – А не складывается из-за невозможности найти общий язык. – Этот мало прикрытый намёк Антипа на совсем недавние обстоятельства общения Ивана с тёткой с суровыми намерениями на его счёт, Иван не посчитал нужным замечать, а Гай итак не заметил. Антип же продолжил говорить. – А само общение, как инструмент человеческой коммуникации и проведения в жизнь задуманного природой, сводится к одному. Поддержания и продолжения жизни на земле. Ну а всё остальное, – кто, с кем, за что и типа в каких ещё целях, – есть всего лишь сопутствующие этой главной цели факторы. И если мы сумеем правильно считывать и соотносить с местом использования время, то вы получите полный доступ к этому природному инструментарию. – На этом Антип закончил и чтобы подольше отдохнуть от своей болтовни, напоследок задал отвлечённый от этой темы вопрос, касающийся его прежнего пребывания и места их общего знакомства, клиники.
– Ну что там нового в клинике? – спросил всех сразу Антип, как будто не знает. Ведь он ещё с утра в ней был, и неужели думает, что в ней что-то кардинально изменилось. Хотя как посмотреть. И если насчёт фундаментальных основ, на которых базируется клиника, – и общих правил, которыми руководствуется жизнь в клинике, то за такое короткое время мало что изменилось, то вот насчёт его живого наполнения, пациентов, совершенно нельзя быть настолько уверенным. И зная, как быстротечно течёт жизнь в клинике, и как зачастую в один момент всё может резко изменится, – того увезли на немедленно потребовавшуюся операцию и затем не привезли обратно, но за то на его место доставили уже другого, и так во всём такая взаимозаменяемость, – то отсутствие там с утра и не такой уж и малый срок.
И видимо когда Антип задавался этим вопросом, то он определённо имел всё это в виду. Ну а как только он задался этим вопросом, то он вслед за этим прихватил со стола чашку с кофе, и под мягким лучами вечернего солнца принялся слушать окружающий мир, где частью него может стать тот, кто начнёт рассказывать, что там нового в клинике, а он будет заодно вдыхать аромат кофе.
Ну а после такого рода вопросов о новом, ответы, как правило, начинаются с обычного старого. – Да ничего нового, всё как обычно, по-старому. – Взял слово Иван, после того как он многозначительно переглянулся с Гаем, который, как впрочем и Иван, совсем не забыл о том, что у них есть требующие ответов вопросы, до которых они всё добраться не могут по каким-то надуманным причинам (это те, которые простыми словами не объяснишь). Вот они так знаково и переглянулись, через этот взгляд выясняя, кому отвечать на этот вопрос Антипа. И видимо взгляд Ивана был более убедительным, раз ему было доверено рассказывать о делах в клинике и заодно, насколько он умеет, умело подводить свой, ещё пока находящийся в состоянии формирования, вопрос к Антипу. А уж рассказывает Иван так красочно и зажигательно, что и сам уже не замечаешь, как уже весь вовлечён во всё происходящее в его рассказе, то ли полуправде, то ли полу небылице.
И Иван, набрав побольше в лёгких воздуха, начал свой художественный рассказ:
– В клинике всё как обычно, извечная борьба двух противоположных точек зрения на один и тот же предмет рассмотрения, на болезнь. Что вполне понятно, ведь они на неё смотрят с разных сторон. Где с одной, более отстранённой и объективной стороны, что этой стороной считается за большой плюс, – типа со стороны всё видней видится, – выступает докторский коллектив клиники, на вооружении которого стоят все передовые технологии и знания в области медицины и последние научные разработки, а также их авторитет преуспевающих медиков, которых к себе даже зазывают частные клиники, где оклады до небес, тогда с другой стороны им противостоит только сам, до чего же жалкий больной, со своим субъективным взглядом на себя и на свою самую обычную, много раз описанную в учебниках, со смертельным исходом болезнь, с которой он по своему сжился и много чего о ней может порассказать – ведь он как никто другой её знает и по своему переживает о ней, а это почему-то считается его субъективным мнением, которое идёт в разрез со всем написанным в медицинских учебниках.
– Не путайте меня, при этой вашей болезни не такие должны быть симптомы. – Так и пытается сбить температуру у больного его антипод, его лечащий врач Макарий, без тени намёка на намёк, угрожая больному универсальным средством сброса и одновременно поднятия температуры, клизмой. Но больные нынче, если в чём-то и крепкие, так это на задние мысли и свой зад, и его одной клизмой не напугаешь, и он будет с улыбкой на устах все эти угрозы и воздействия претерпевать и отстаивать свою собственную точку на свою болезнь, итак до угрозы успокающего укола.
– А какие? – пока ещё не сдаётся больной.
– А не скажу. – Лечащий врач больного, как его там, а Риддика (в каждой палате, окромя своего пассионария, всегда встречаются люди вот с таким, как у киношного героя Риддика, пронзительно-критическим взглядом на всех и всё вокруг – и этому вокруг он явно не доверяет) Макарий, видимо и сам уже выведен из хладнокровного состояния этим в край обнаглевшим Риддиком, перед которым он ещё должен отчитываться, раз он так начинает огрызаться. – И вообще, ты мне, как врачу, должен на слово верить. А без веры в своего лечащего врача, вообще нет никакой уверенности в излечении.
– А если у меня нет веры в тебя, как во врача. – Риддик продолжает накалять обстановку и всё при его повышенной температуре (хотя возможно, что именно этот температурный фактор, как раз так и сказался на проявлении его несносности).
– Как это всё понимать?! – уже не выдерживают нервы и у Макария, принявшего повышать голос, а не что-то успокаивающее внутрь, как это он любил делать ближе к обеду, то есть почти что сейчас (теперь всё понятно, Макарий был голоден, вот он и начал расстраиваться и нервничать).
– В соответствии со своим умственным развитием. – Прямо срезает Макария этот совсем сбредивший Риддик. И при этом он так ненавистно улыбается своими кривыми от открытия пивных крышек зубами, что Макарий, уже
| Помогли сайту Реклама Праздники |