Брюссельская капуста.

                                                                                                            1.

      - Пристегните, пожалуйста, ремни… через десять минут идём на посадку!- объявила симпатичная стюардесса, кокетливо вильнула попой и скрылась за занавеской синего цвета.
      В салоне авиалайнера, летевшего рейсом «Санкт-Петербург – Дюссельдорф», наступило заметное оживление. Один лишь Паша Вамхер (читается слитно и с ударением на «а» ), который накрепко пристегнулся ещё в Питере, оставался неподвижен. На его лице была маска фатальной неизбежности и какой-то жестокой скорби. Нет, не из-за фамилии, которую он носил вот уже тридцать пять, лет и всю свою сознательную жизнь терпел от этого определённые неудобства.
      Начиная со школьной скамьи и по сегодняшний день она приводила в неописуемый восторг всех его друзей и знакомых.  В лучшем случае все, кому не лень, произносили её со знаком препинания в середине, а многие и вовсе меняли её части местами. Дело было в другом: Паша страдал аэрофобией и жутко боялся высоты. Но летать-таки приходилось….
     Невзирая на свою замысловатую фамилию, Павлик всё же считал себя отчасти русским человеком.
     Однажды, прокатившись двое суток поездом, Паша посмотрел на себя в зеркало, затем ощупал свою печень, а после этого заглянул в кошелёк…  и пришёл к выводу что, несмотря на все ужасы и страхи, летать самолётом всё же удобнее. И вот сейчас, с ноющей тоскою вспоминая всю свою жизнь, он сидел, вжавшись в кресло, и мысленно прощался с родными и близкими.
Летел он вовсе не на похороны или поминки, что можно было бы предположить, глянув на него со стороны, а к друзьям в гости.
   Когда шасси самолёта коснулись посадочной полосы, и машину слегка тряхнуло, Паша с облегчением выдохнул и натянуто улыбнулся:
   «Ну, слава богу! И на этот раз пронесло!»
 Правда, ему тут же нестерпимо захотелось в туалет, но это уже сущие пустяки по сравнению с тем, что ему пришлось пережить за последние два с половиной часа.
    Супруги Регина и Боря, со странной фамилией Лебедевы, перебрались в Германию ещё в середине 90-х. и, будучи людьми гостеприимными и к тому же до сих пор ностальгирующими, всегда с радостью принимали у себя друзей из далёкой, лапотной России. Особенно всевозможным гостям радовался Боря, так как выпить он был не дурак, а Регина, которая была явным лидером в их семье, смотрела на это не с таким оптимизмом, как её супруг. Ну, а тут, пользуясь случаем, Борюсик мог себе позволить несколько больше, чем позволяли ему обычно. К тому же, зная вкусы и пристрастия хозяев, гости всегда везли с собой что-нибудь вкусненькое, чего немцы и в глаза-то никогда не видели. Вот и сейчас в багаже у Павлика лежала палочка сырокопчёной «Русской», внушительный шмат сала, нашпигованный чесночком, и несколько банок «Балтийской кильки пряного посола», которой, будучи ещё советским гражданином, так любил закусывать Борюсик.
    Когда Паша миновал паспортный и таможенный контроль, в толпе встречающих он увидел знакомое лицо. Регина махнула ему рукой, и Паша нетвёрдой походкой, как будто опасаясь чего-то обронить, направился к ней.
     –  Приве-ет!- сияющая Регина обняла Павлика и легонько прижала его к себе, отчего тот чуть не обделался прямо на месте.  
      – Ну, как долетел?
     – Привет, нормально, - скороговоркой ответил Паша, выпученными глазами рыская по сторонам. – Регин, мне бы это… погоди, - он поставил сумку и не торопясь  двинул к заветной двери с нарисованными человечками.
Спустя минут десять, весело потирая руки, он вернулся к Регине.
      - Ну, что? Как вы тут поживаете? А где Борюсик?
      - Да дома остался. Я его пылесосить заставила. И так-то целыми днями ни хрена не делает, а тут хоть повод есть.
     Павлик с улыбкой до ушей обнял свою подружку и чмокнул её в щёку.
Его глаза искрились от счастья. Ещё бы -  столько напастей, поджидающих на каждом шагу, сразу свалилось с его плеч: в самолёте мог разбиться, потом чуть было не обосра…ся при всём честном народе, таможенники могли отобрать кильку с колбасой… да мало ли чего ещё!  А тут -  всё… он на месте, в заботливых и добрых руках Регины.

                                                               2.

      Дома всё было готово к приезду гостя из России. Стол накрыт, салаты нарезаны, водка в холодильнике.
  За то время, которое Пашка не был у ребят, изменилось многое. Во-первых, они поменяли квартиру на более комфортную и переехали в соседний дом, на первый этаж. Теперь не надо было ютиться по утрам в маленькой кухне, а застолья устраивать в спальне или на балконе. В новой квартире всё было совсем по-другому: здоровенная кухня метров так на семнадцать, со встроенной мебелью, огромным аквариумом и стеклянным обеденным столом посередине, шикарная спальня с выходом в сад, детская и комната для гостей. Во-вторых, Борюсик наконец-то устроился на работу, что доставило его жене немалое душевное удовлетворение. Ну, и в-третьих, из-за сложностей эмигрантской жизни и где-то разных взглядов на внешнюю и внутреннюю политику Германии, ребята балансировали на грани развода….
      И всё это заслуга, конечно же, деятельной и прагматичной Регины.


     - Ну как? У вас там медведи-то по улицам не бегают? - полагая, что он очень остроумен, спросил Борюсик, отрезая чуть розоватый, нежный кусочек сала. К тому времени выпито было всего лишь по несколько рюмок, и Павлик, привыкший к плоским Бориным шуткам, парировал:
     - Ну, как же! Бегают… и не только по улицам! Вы что, телевизор не смотрите? Они у нас…
     - Ладно, хватит вам чепуху пороть! - вмешалась Регина, почувствовав политическую подоплёку, которая ей совершенно не нравилась. – Расскажи лучше, Паш, как там в Питере: что делаете, чем народ дышит…
     - Да чем… всё тем же, чем и вы дышали, - крякнул Паша после выпитой рюмки. – Только теперь вместо бандитов менты, а вместо ларьков гипермаркеты…а так всё по старому.
   Застолье продолжалось допоздна, и уже за полночь Паша отнёс Борюсика в спальню, под бочок к Регине, а сам, треснувшись лбом об косяк в темноте, кое-как пробрался в гостевую.
      Следующий день ничем, собственно, не отличался от предыдущего, разве что команда лишилась одного «игрока». Регина несколько раз выходила из дома то в магазин, то по делам, и каждый раз, возвращаясь, настоятельно рекомендовала завязывать с этим делом. Но мужикам уже было не до Регины. Они горячо обсуждали международные политические вопросы и старались поменьше обращать внимания на эту дуру, которая ни хрена не понимает в таких делах, как политика. Регина же была несколько иного мнения на этот счёт, и вечером, когда Борюсик попытался просочиться в спальню, пинками отправила его в детскую. На что Боря отреагировал, как настоящий конкретный мужик.
      - Ах, так?! Да пошла ты в таком случае в жопу… дура! Можешь валить на улицу! А я… буду жить с Павликом!
  После этих слов он тут же получил увесистую затрещину от жены и, промямлив что-то нечленораздельное, скрылся за дверью.
      Третий день прошёл без изменений, только Регина почему-то перестала разговаривать с мужчинами, у которых был ещё непочатый край для дискуссий, а ближе к вечеру вообще ушла к подруге ночевать.
       Утром четвёртого дня Регина вошла в квартиру. В нос ударил запах слегка подкисших салатов, рыбы и перегара. Она зашла в кухню.      
   На столе был лёгкий беспорядок… И так-то суховатая колбаска, привезённая Пашей, ещё больше скукожилась и была нарезана уже не такими аккуратными колечками, как в первый день. Несколько салатов имели скучный, удручающий вид и уже действительно безнадёжно прокисли. Сбоку стояли две пустые литровые бутылки из-под водки с окурками внутри, а весь стол был залит чем-то липким. По центру на хозяйском месте мирно посапывал Борюсик. Он сложил руки, как прилежный ученик на уроке, пристроив бочком голову на кучу отходов от кильки пряного посола.
     Регина, увидев этот натюрморт, пришла в неописуемую ярость. Она с ходу треснула Борю по свободному уху, отчего его голова ещё больше вмялась в это рыбное месиво, а затем по столу, прилепив себе к ладони шкварку от сала.
     - Всё!!  Вы меня достали!  - как пожарная сирена, взвыла она, пытаясь стряхнуть жирную шкварку с руки. – Больше ни капли!
   Боря медленно поднял голову и помутнённым взглядом посмотрел на свою жену.
      - Ты чего орёшь, как потерпевшая? - с трудом ворочая языком, пробурчал он. – Что, уже и с другом нельзя выпить?
      - Выпить?!! - завизжала Регина. – Ты на рожу свою пойди посмотри… подонок!   Борюсик трясущейся рукой стал отлеплять от небритой щеки  рыбьи кишки и головы.
      - Ты на свою сначала посмотри, корова, - буркнул он и попытался встать со стула. Правда, с первого раза это у него не получилось.
      - Где второй?! - заорала Регина, оглядывая кухню гневным взором. Её взгляд остановился на большой, встроенной в мебель, стиральной машине. Круглая дверца её была открыта, а на пол вывален целый ворох грязного белья, приготовленного к стирке. Вдруг вся эта куча слегка зашевелилась, и из неё вылез постаревший лет на пять Павлик с огромной шишкой на лбу.
  Какое-то время, не находя слов, она с изумлением смотрела то на одного, то на другого. В воздухе повисла тревожная тишина…
      – Ну вы и козлы! – придя в себя, Регина, как дикая лань, стала метаться по кухне, нарезая зигзаги. – Если я ещё увижу у тебя рюмку в руке, - заявила она, тыча в Борю пальцем, – ты у меня точно на улицу пойдёшь! А ты... – она слегка замешкалась,  – отправишься вместе с ним.
  Прооравшись, Регина пулей вылетела из кухни.
   Мужчины, немного очухавшись, сели за стол и начали совещаться. Водки и пива больше не осталось, с деньгами тоже была небольшая проблемка. У Бори их не было вовсе, а Паша отдал свои на хранение Регине, от греха подальше.
    – Ну что? Кто пойдёт? – шёпотом спросил Боря. – Меня она сразу на хер пошлёт, тут и думать нечего.
     – Не знаю, - мотнул головой Павлик, потирая свою шишку. – Я думаю, что сейчас она меня тоже пошлёт… даже подальше, чем тебя.
  Мужчины ещё немного покумекали и пришли к выводу, что идти всё же придётся Павлику, иначе всё это предприятие вообще может накрыться медным тазом.
     - Ладно, – согласился бедный Павлик, чмокнул пересохшими губами и облизнулся.
     – Схожу…–  при этом выражение лица у него было такое, как будто его, как курдючного барана, вот-вот поведут на заклание. Он медленно поднялся со стула, отдёрнул вниз заляпанную кетчупом некогда белую майку и, подойдя к спальне, как нашкодивший кот, царапнул дверь:
     – Региша-а, можно?  – педерастическим голоском пискнул он и, не дождавшись ответа, прошмыгнул внутрь.
  Сначала из спальни донеслись возмущённые женские выкрики вперемежку с мужским робким бурчанием, затем дверь слегка приоткрылась ровно настолько, чтобы бочком проскочить человеку, и оттуда, с испариной на своём больном лбу, появился Павлик.
     - Есть!  - Паша держал в руке поллитровую бутылку ликёра «Егер мастер».
  Боря тут же просиял.
   Не успели они налить по первой, как в кухню вошла Регина.
     – Всё, мужики,  – уже спокойно сказала она. –  Сейчас похмелитесь и давайте-ка приводите себя в порядок. – Ты что, Паш, сюда бухать приехал? Ты посмотри, что у тебя с лицом творится! Если будешь столько пить, тебя же пограничники обратно не выпустят… Мы ведь хотели