Прощай, беда! или Карты не врут

почему они
были так напуганы. Они думали, что она, не выдержав горя, собралась прыгнуть с
пятого этажа.

«Но
кончать с собой мне как раз хотелось меньше всего. С тех пор я особенно
ненавижу т.н. «маленькие победоносные войны». Пусть меня назовут сепаратисткой,
предательницей, да как угодно – хоть ящером-рептилоидом с Сириуса. Но
территориальная целостность явно не стоила таких жертв. Я бы очень хотела,
чтобы наши дети и внуки жили мирно – как граждане России или как соседи –
неважно, только бы не стреляли друг в друга!».

Если
бы рядом была Жанна, она, возможно, упрекнула бы племянницу в излишней
откровенности. Но той сейчас было явно не до писем. Со вчерашнего дня её
положили в больницу на сохранение.

Однако
заканчивать письмо на такой грустной ноте не хотелось.

«Может,
Вы, Зелимхан Султанович, знаете содержание и перевод той песни про Португалию,
что поёт Иглесиас? Если да, можете мне его написать? Очень хочется знать, о чём
та песня, что привела меня в чувство.

Заранее
благодарна!

Hasta pronto! (3)

Полина».

 

Всю
неделю Жанна, а с нею и все родственники, переживали за нерождённого ребёнка.
Вася так и вовсе буквально не отходил от любимой женщины. Когда Жанна
забеременела, он стал к ней особенно внимательным. Каждый каприз несравненной
Жанет был для него превыше всех законов. Впрочем, та ни о чём противоправном и
не просила. А как трепетно и нежно утешал Вася свою возлюбленную в ту тревожную
неделю!

На
этот раз Иоанн Кронштадтский снова оказался милостив к своей тёзке – вскоре
угроза выкидыша, к всеобщему счастью, миновала, и Жанну выписали домой. Однако
о запланированном на август теплоходном круизе пришлось забыть.

«Так
что поеду одна», - писала Полина в своём письме к Сулейманову.

Мать
– она ни за что бы не согласилась составить ей компанию – её на водном
транспорте сильно укачивало.

Писала
она своему корреспонденту уже в колонию, куда его отправили на четыре года,
невзирая на явные доказательства невиновности. В своём последнем письме из СИЗО
он писал ей, что прекрасно понимает её горе, и как хорошо, что она сумела с ним
справиться.

«Насчёт
песни про Португалию, наверное, речь идёт о песне «Abril en Portugal», то есть «Апрель в Португалии». Вкратце
– молодой человек восхищается этой страной и с ностальгией вспоминает тот
апрель, что провёл с любимой. Ну, а если подробно…».

«Извини,
что не художественно, но уверен, у тебя получится красивее.

Закругляюсь.

¡Hasta pronto!

Зелимхан».

Украсить
перевод так, чтобы было близко по звучанию, Полина сочла просто долгом чести. И
вскоре Сулейманов на пару с цензором (молодым и не слишком опытным, если верить
адресату) читали следующие строки:

«Чудесная
страна,

Седых
легенд полна,

В
тебя влюбился я,

О,
Португалия!

Душа
моя теперь

Навек
с тобой, поверь.

Вернётся
в песнях тот апрель.

Коимбра,
ты мечта!

Любовь
с тобой слита!

А
Лиссабон и Порту – просто праздник!

От
фаду слёзы лью,

С
крестьянами пою.

Апрель
твой я навек люблю!

Мне
позабыть невмочь

Счастливую
ту ночь

С
любимою моей.

Ушли
печали прочь,

Душа
моя поёт,

В
ней тот апрель живёт,

Что
песня мне теперь вернёт».

Также
Полина расспрашивала Зелимхана Султановича, как звучит по-испански: «И расправились
злые собаки над бесстрашнейшим горным орлом» - фраза, которую сказала Жанна,
узнав о приговоре. И выражала надежду, что тот вскоре выйдет по УДО и вернётся
к правозащитной деятельности, как и желал. Ведь руководитель обещал взять
Зелимхана в штатные сотрудники. А из школы его теперь наверняка уволят, хотя
все знают, что он не виноват.

Впрочем,
о грустном Испанец (так за глаза называла его Жанна) решил не распространяться.
«У меня всё в порядке! Настроение и здоровье тоже в норме. Ты пишешь, что уезжаешь
в круиз. Надеюсь, он будет интересным, удастся отдохнуть и расслабиться.
Спрашиваешь, бывал ли я в Саратове, Волгограде и Астрахани? В Астрахани был
очень давно – ещё в юности, и хорошо её запомнил. В Саратове я, кажется, не
был. Почему кажется, потому то я не все города помню, где бывал. А бывал я во
многих городах. В Смоленске, например, живёт мой двоюродный брат с семьёй,
ездил в гости. А вот в Волгограде был, кажется, только проездом и то не помню
когда. Там мой родственник воевал, был орденоносцем. В 1944 году, когда нас
выслали, моего родственника с одной ногой отправили домой. И всё, что он
получил от советской власти, это была автомашина «Запорожец». В те годы самая
дешёвая машина. Но для нас это была роскошь. В общем, буду ждать от тебя письма
с описанием круиза. Жанне от меня большой привет и самые добрые пожелания!».

 

Пожелание
Сулейманова сбылось – круиз и впрямь оказался весёлым и интересным. Хоть Полина
и поехала одна, скуки ей не довелось испытать. Сначала молодая женщина
добралась поездом до Самары. Поскольку приехала она утром, а теплоход отчаливал
от пристани только вечером, у неё было достаточно времени, чтобы погулять по
городу.

После
отплытия пассажиры пускали в небо воздушные шарики, пели песни под баян, затем,
поужинав (а ужин показался Полине поистине королевским), отправились на
вечерний концерт.

На
второй день в Усовке была зелёная стоянка с купанием, а на третий теплоход
причалил к славному городу Волгограду.

Город
Полине понравился. Обилие парков, аллей, зелёных насаждений делало его
неотразимым. А памятники и плиты с высеченными именами напоминали о трагических
страницах истории. Площадь павших борцов, Мамаев Курган, музей-панорама
«Сталинградская битва» напоминали о тех, кто ценой своей жизни защитил Родину
от фашистов. Ужель для того, чтобы в Москве звучало радостное для Геббельса:
«Понаехали чурки!»? Или чтобы русские и чеченцы, сражавшиеся под Сталинградом
плечом к плечу, друг друга убивали, а «тёти Маши» с обеих сторон желали друг
другу атомной бомбардировки? Простите нас, победители, потомков своих
недостойных!

Следующий
остановкой была Астрахань. Нелегко было выбрать: или город посмотреть, или в
дельту Волги отправиться? В конце концов, после долгих колебаний Полина выбрала
экскурсию по городу.

Астрахань
действительно оказалась красивой. Кремль с изразцовой отделкой, снятой с печей
из ханского дворца, рыбный рынок, где можно купить множество видов рыбы и икры,
речушка с большими сладко пахнущими лотосами, бульвары с цветами и фонтанами.
Словом, о своём выборе молодая женщина ничуть не пожалела.

На
обратном пути после зелёной стоянки в Никольском снова заплыли в Волгоград –
посетить планетарий и прогуляться по городу. И там же купить цветы, чтобы,
отплывая, бросить их в воду в память о павших героях.

А
вот в Саратове стоянка была слишком короткой, чтобы успеть всё как следует
рассмотреть и погулять по городу. Сначала была обзорная экскурсия, из которой
Полине больше всего запомнилась консерватория, институт Вавилова и памятник
Чернышевскому, потом туристов повезли на Соколову гору – памятник тем, кто не
вернулся с войны, и затем – последний пункт экскурсии – лимонарий, где в
теплице на ветках желтели крупные сочные плоды. И на теплоход – до Самары.

Впрочем,
во время плавания тоже скучать не приходилось. Полина быстро нашла себе занятие
по душе – каждый день приходила в зал, где под баян туристы пели русские
народные и советские песни. Иногда наведывалась и на мастер-классы по танцам,
когда по времени они не совпадали с пением. Также туристов развлекали
профессиональные музыканты, играя на пианино классику, и аниматоры на вечерних
концертах. Если же на концерт идти не было желания, можно было послушать по
бортовому радио сказку на ночь. Это же радио, кстати, будило по утрам
чириканьем птиц и бодрой музыкой. По нему же поздравляли тех, чей день рождения
приходился на время круиза. Полина, появившаяся на свет месяц назад, в число
этих счастливцев не попала.

В
Самару прибыли утром. Поэтому до вечера, когда поезд должен был увезти её в
Москву, Полина снова гуляла по Ленинградскому проспекту, полюбившемуся ещё в
первое посещение. Отчего-то вспомнилось предостережение Светланиных карт. Туз
пик, рядом шестёрка… Опасность в дороге. Эх, горе-гадалка! Круиз-то уже почти
закончился – и никакого тебе хоть мало-мальского ЧП – только положительные
эмоции.

Поездка
на двухэтажном поезде до первопрестольной обещала быть комфортной. Ничего что
на нижнем этаже, главное – в отдельном купе. С Полиной вместе ехали две молодые
женщины, одна в платке, очевидно, мусульманка. Другая со стрижкой каре путешествовала
с мальчиком лет пяти. Притом ребёнок был очень подвижным – всё время вертелся,
и Анастасии – так звали его мать – приходилось не спускать с него глаз. Сама
она жила в Москве и возвращалась домой от матери, которая живёт в Самаре.
Милана – женщина в платке – также ездила в гости к родственникам. А так живёт в
Грозном.

«Ох,
везёт мне в последнее время на попутчиков из Чечни!» - подумала Полина.

-
Вы случайно не учительница? – поинтересовалась она, предвкушая, что если Милана
ещё окажется коллегой Зелимхана Султановича, это будет ну очень интересное
совпадение.

Но
ответ поверг Полину в шок:

- Нет, я судья.

Полина
хотела было задать ей ещё один вопрос, но в этот момент вошла проводница:

- Нефёдова… Сидоркина… Гизатуллина... Ваши билеты.

- Милана Гизатуллина? – Полина отказывалась верить своим ушам. – Судья? Так это
Вы вынесли Зелимхану Сулейманову обвинительный приговор?

- Да, это я, - ответила та, немного смутившись. – Такие были обстоятельства.

- Какие такие обстоятельства, когда Вы безвинно засадили человека в тюрьму? Вы же
давали присягу судить по чести, а сами продали правосудие ради тёплого места!
Не будет Вам от этого счастья!

С
этими словами Полина взяла сумочку и вышла из купе, прежде чем Гизатуллина
успела её как-то осадить.

«И
прокурора, который требовал Вашего осуждения, и судью, которая вынесла
обвинительный приговор, я презираю не меньше, чем их презираете Вы, Зелимхан
Султанович, - вспоминались строки из собственного письма, написанного сразу
после приговора. – Встречу их – ей Богу побрезгую за один стол сесть с
такими!».

Думала
ли Полина, что когда-нибудь кого-то из них реально встретит, да ещё и совсем
скоро? И что у неё будет выбор: либо, преодолев брезгливость, всё-таки сесть с
судьёй за один стол (как ни крути, а в купе по-другому не получится), либо
простоять всю ночь в коридоре или тамбуре? Если бы она не вела с Сулеймановым
задушевных разговоров, кто знает, может, она скоро остыла бы и вернулась в
купе. Но сейчас сама мысль о том, чтобы провести ночь в обществе такой вот
бесчестной особы казалась ей просто кощунственной. Лучше уж в тамбуре постоять.

Однако
разглядывать проплывающие мимо леса, поля, вокзалы с нижнего этажа было не так
интересно, поэтому Полина поднялась на верхний. А поезд, рассекая темноту ночи,
нёсся всё дальше на север – к Москве златоглавой.

Рассматривание
быстро меняющихся пейзажей за окном так увлекло молодую женщину, что она
потеряла счёт времени. В какой-то момент ей захотелось крепкого горячего чая с
сахаром, и она уже собралась спуститься, чтобы попросить его у проводницы, как
вдруг услышала