В никуда

палатку на напарника. Пусть, думаю, без меня с клиентами мучается. Приехали в отделение, завели меня в кабинет, тут, совсем недалеко от вашего.
    Полковник при этих словах недовольно поморщился.
     - Ну, вынимает старлей из шкафчика, - продолжал Мишка, - одну бутылку, вторую достает, разливает - и все молча. Неразговорчивые ребята попались. А я, может, поговорить хочу, потому что тошно мне. Катька моя гулящая, изменщица... шалава такая...
     - Стоп! - оборвал его полковник. - Про Катьку - в другой раз. Ты о себе думай - сутки тебе грозят, Миша, целых пятнадцать. Дальше давай.
     - Я правду, как на духу говорю!
    - Ну-ну.
     - Напоследок, старлей мне говорит, что если кто из наших приедет, то есть из ваших...
     Полковник опять недовольно скривился.
     - ...так чтобы налил. Понял, отвечаю. Как тут не нальешь. Вернулся я вовремя, как раз цистерна с пивом подъехала. Только закончил разливать по бакам, кишку из последнего выдернул, не успел пригубить свежего пивка, разбавить его...
     - А вот этого ты мне лучше бы не говорил. Это что же получается, тебя в кабинете водкой угощают, а ты мой личный состав травишь...
     - Водой не отравишь. А для родной милиции я всегда держу то что надо.
     - Смотри у меня! Ладно, проехали.
     - Так вот, продолжаю... Мамед, значит, сантехник знакомый в дверь колотит. Впустил Мамеда. С бутылкой пришел, как полагается.
     - С дружком твоим мы еще разберемся, как только проспится в камере, негодяй, - заметил полковник.
     - Ну вот, сидит, значит, у меня Мамед. Час, второй сидим... Тут женщины какие-то в палатку стали ломиться, сантехника спрашивают, кричат, что все затопило к чертям собачьим. Пошел я тогда вместе с Мамедом в одну из квартир, из дружеского к нему расположения, конечно. Входим. А там воды... "Поплывем?" - говорит Мамед. - "А не утонем,?" - сомневаюсь я. - "Здесь мелко, - отвечает, - по пояс всего". - "Пошли на пруд, - говорю, - там глубже, можно и поплавать".
     Хозяйке сказали, что за инструментом пошли, ну а сами, конечно, к пруду намылились. "Высоко в небесах сияет весеннее солнце, неизменно, как встарь..." - просипел Мамед. Я сказал ему, чтобы не бухтел. Заткнулся. Короче, раздавили там банку, обратно возвращаемся.
     Кое-как Мамед потоп ликвидировал. Но не отстает хозяйка, хочет, чтобы мы унитазом ее полюбовались. А чего им любоваться, туда гадить надо. "А вот с этим, - говорит она, - и проблема".
     Посмотрел Мамед. "Унитаз-то итальянский, - сообщает задумчиво. - Из Италии мастеров вызывайте". - "Английский", - поправляет его женщина. - "Вот в Англию и езжайте", - стоит на своем Мамед.
     "Ах ты, паразит! - не выдержала женщина. - Ты за что деньги получаешь? И что это за дерьмо ты с собой привел?" - и гневно так на меня указывает.
     "Разве это деньги", - угрюмо отозвался Мамед.
     "Какое же я дерьмо? - стал я оправдываться. - Совершенно на него не похож. Продавец я. А дерьмо у вас в унитазе плавает... Нет, холера меня возьми, уже по всей квартире плывет... Ничего со мной общего!"
     Тут она совсем расстроилась. А в это время из соседней комнаты вылетает очкастенький, тщедушный мужичонка, как выяснилось, супруг мадамы. Тут я возьми - и скажи ему: "У твоей жены, мужик, не жопа, а пряник! Она, безусловно, взяла бы первый приз, если бы проводился конкурс на демонстрацию самой привлекательной..."
    - Ну зачем же ты так сказал, Мишаня! - укоризненно попенял ему, при этом покачивая головой, полковник. - Разве можно судить о женщине по ее этой самой...
     - Заднице, - помог полковнику Панюшкин.
     - Ну да, по ней.
     - Почему же нет? - удивился Миша. - Я вот сужу.
     - Некрасиво это, Михаил, некультурно даже...
     - Ах, как горьки порой плоды померанца! Так ведь и вправду у нее... А впрочем, черт его знает! Но как же мужика ее растревожили эти слова! Ножками затопал, горло стал драть: Я не мужик! Я кандидат!" - "Все, - говорю, - мы кандидаты... в покойники". Что тут с ним сделалось: посерел весь, наскакивает на меня, слюной брызжет, ярится, ветками своими к моему горлу тянется. Ну и что мне оставалось делать перед такой угрозой моей молодой жизни? Пришлось помять его немного. Пару раз в бубен ему зарядил... А чего он! У нас, можно сказать, нервы на пределе... Вот и посудите сами, как тут не сорваться.
     Полковник выглядел утомленным. Когда продавца увели, он промокнул лысину платком, вздохнул, пожевал губами, и переключил внимание на Нефедова.
     - Ну, что у тебя?
     Тот отрапортовал.
     - Что-то у тебя вид скучный, задумчивый какой-то. Случилось что?
     Ничего не скрывая, Нефедов рассказал ему о записке, обнаруженной им в библиотечной книге.
     - Вот ты рассказал... - полковник ненадолго замолчал. - Мне тоже одна история странная вспомнилась. Был я тогда еще молодой совсем, кучерявый... Да... Вот как ты - в лейтенантах ходил. И вызывает меня однажды майор Дереза.
    Вхожу в кабинет. Кроме майора, в углу притулился радист. С интересом приглядываюсь и прислушиваюсь к его работе. "Дуб... Дуб... Я баобаб... Я баобаб. Как слышите меня, Дуб? Плохо? Да не дышите, а слышите... Ты уши чистишь от серных пробок? Что?.. По праздникам? Оно и видно. Вернее - слышно. Еще вернее - плохо слышно. Передай пятому: в квадрате тридцать семь обнаружили шпиона. В каком квадрате?!.. В квадратном! Дуб, передай Березе... Как не растут? Кто ушел домой? Кто вместо того, кто ушел домой? Липа? Эй, Дуб, отвечай! Ничего не слышно. Связь потеряна..."
    "Восстановить! -кратко приказал майор, потом повернулся ко мне и спросил: - Ты комсомолец?"
    "Точно так", - отвечаю, щелкнув каблуками.
    "Сделаем нашу жизнь светлей и чище?"
    "Спрашиваете".
    "Ну да, спрашиваю".
    "Не вопрос! Жаркое сердце бьется в груди. Мы комсомольцы, мы впереди!"
    "А если в плен бандюки возьмут?"
    Я ответил стихами:
 
                                                                "Он молчал, а палачи все били.
                                                                - Расскажи, отпустим...
                                                                - Никогда!
                                                                Только раз, когда спросили:
                                                                - Комсомолец?
                                                                Он ответил:
                                                                - Да!"

      "Гуд, - одобрительно сказал майор. - Вот такие как ты и есть советская власть... плюс электрификация. А теперь к делу. Поступили сведения, что в нашем районе орудует банда преступных элементов. Особенно дерзко ведет себя элемент, проходящий под кличкой Бабка Ежка и ее подручные - госпожа Кутайцева и некая Эсфирь Яковлевна".
     "Кого грабить собираются?" - спросил я деловито.
     "Вот это тебе и предстоит выяснить. А прежде - выследить, потом изловить - и чтобы живыми взять. И без членовредительства. Так, если только зубы выбить для острастки".
    "Есть, товарищ майор!"
     "Задание понял?"
     "Так точно. Ребенок, и тот понял бы".
     "Ребенок, может и понял бы, а комсомольцам все разъяснять надо - они уже не дети. Разъясняю. Дежурить будешь Казанского вокзала. Их там видели. С генералом я уже все согласовал. Выполняй! Сам лично проверю. На выход!"
     И я пошел к выходу.
     Неожиданно дверь кабинета передо мной распахнулась, и от страшного удара я рухнул, как подкошенный. Вошедший генерал сказал недовольно: "Внимательней надо быть, милиционер Фомичев! С вами все в порядке?"
     С трудом поднимаясь, я прокряхтел, что да.
     "Вы комсомолец?" - спросил он строго.
     "Да", - ответил я односложно. В глазах все еще была неопределенность.
     "Тогда выполняйте задание старшего по званию. И будьте осторожны. Преступники очень опасны. Очень! И зайдите к санинструктору Синичкиной: она налепит вам пластырь и даст витаминную таблетку".
     "Слушаюсь", - сказал я и пошел к Синичкиной.
     Полковник Фомичев побарабанил пальцами по столу.
     - Вот так я и познакомился с твоей мамой.
     - Но мамина фамилия Нефедова, - очень удивился лейтенант Нефедов. - И она всю жизнь проработала на телеграфе. Ну, иногда подрабатывала в магазине "Овощи-фрукты".
     - Ага... - произнес полковник и задумался. - Ну да, вспомнил... Сперва я к Синичкиной зашел, а потом уже в овощной магазин направился за тыквенными семечками. - Он опять задумался. - Значит, твоя мама не Синичкина.
     - Нет.
     - А чья же она мама?
     - Не могу знать.
     - Ладно, оставим Синичкину. В конце концов это ее дело. Да... Ну вот, стою я часом позже у входа в вокзал. Смотрю - две бабки болтают, по описанию схожи. У одной на веревке козел безрогий дергается. Подхожу ближе, прислушиваюсь.
     "Что это ты грязная такая, в репьях вся да в листьях?" - спрашивает одна.
     "Так в землянке живу, - отвечает другая. - Ребятишки городские в лес загнали. Тебе, говорят, Бабка Ежка, в избе на курьих ногах доживать век  надо, а не пейзаж городской портить. Где же я избу-то возьму? Сгнила давно та избушка, вот землянку и вырыла".
     "В городе часто бываешь?"
     "По случаю вырываюсь. Вот на Новый год была. Люди думают, что я в маске хожу. Там мандаринчиком обломится, там апельсинчиком... Бывают доброхоты, что и выпить поднесут... Хорошо на Новый год! Вот опять приехала. У тебя как?"
     "Тоже неважно. Совсем ребятня озверела, проходу не дают. Ну, превратила нескольких, особо надоедливых - в мышек, кошек... А они обратно в ребят превращаются! Силы уже колдовские не те, старею..."
     "Да, нехорошо живем".
     "Ничего, мы еще им покажем! Приодеться бы тебе надо, да жирку нагулять".
     "Хочется мягонького чего-нибудь, мяса Иванушкиного, да зубов-то совсем не осталось. Надо бы протезы вставить".
     "Так вставь, за чем дело встало?"
     "А деньги откуда? Пошла тут со своим козлом палатку овощную брать, за какой-то мелочью потянулась... Так такой кипиш поднялся! Омоновцы прибежали, скрутили, по шее надавали, козлу рога обломали, одни пеньки остались... Надо ему шапку с помпоном купить".
     "Зар-раза безрукая", - проблеял козел и зло сплюнул.
     "Хватит из себя верблюда изображать! - закричала хозяйка.
    "Ну, думаю, пора их брать. Подхожу с видом скучным, достаю портсигар, огонька прошу".
     "Давай пыхнем, сударик, - говорит та, что в репьях. - У меня самосад славный! А может "Солнце" или "Шипку" желаешь? У меня есть.
     "Ладно, говорю, бабка, давай твой самосад. Попробуем..."
     "Да какая же я тебе бабка! - всполошилась она. - Всего-то годков тысяча семьсот... Нет, тысяча восемьсот... Запамятовала".
    "Молодая совсем..."
     "Ты бери табачок-то, солдатик, бери. Для хорошего человека не жалко".
     "Не солдатик я, а  лейтенант милиции Фомичев!"
     "Жалость-то какая. Не воин, значит... А по виду не скажешь. Сокол, орел... Вон дубинка-то у тебя какая! С бабками небось дерешься. Столик там опрокинешь, зелень разбросаешь, не тобой саженную, да пенделя дашь кому..."
     "Руки вверх!" - закричал я бабкам и грозно нахмурился.
     "Нет у нее рук, - баском сказала бабка, та, что поприличнее одета. - Кащей в прошлое полнолуние отгрыз".
     "Что?!" -