Зона риска (отрывок 2)

опустилась на стул, с которого двумя минутами раньше встала Ольга Ларсанова.

- Что Вам угодно знать? – спрашивайте, всё расскажу, как на духу, - продолжала она, театрально приложив руку к груди.
Ольга нахмурилась. Панибратства, тем более, со стороны осужденных, она не терпела. Поэтому, пока она листала выписку из личного дела, которую составили ей в архивном отделе, в кабинете воцарилось молчание.
- Водички можно у Вас испить? – с теми же нотками артистичности в голосе спросила Кидяева и потянулась к графину, возле которого стоял прозрачный стеклянный стакан. Ольга незаметно кивнула. Ей хотелось потянуть время, и она как можно внимательнее вчитывалась в строчки со скупой информацией. Но что оттуда можно было выудить?

И вдруг… Ольгу будто обожгло где-то внутри. Она даже глаза на секунду закрыла и тот час же открыла их, словно не веря тому, что видела. И дело было даже не в том, что Кидяева прибыла в колонию, будучи осужденной за убийство. Статья, по которой её осудили, считалась «расстрельной».
Дело в том, что за убийство могли осудить только по двум статьям – сто третьей и сто второй. Сто вторая отличалась от сто третьей тем, что по ней могли дать высшую меру наказания, а именно расстрел. Правда, было у этой статьи, равно как и у других, немыслимое количество разных пунктов и подпунктов, и высшая мера наказания назначалась далеко не всегда, но, тем не менее, номер статьи говорил сам за себя. А с тех пор, как к власти пришёл Ельцин, расстрел к осужденным применять и вовсе перестали. Поступать стали  по-другому: отправляли  лихачей, решивших поиграть с жизнью в игрушки, «на неопределенный срок» туда, откуда многие уже не возвращались. Но невозврат этот был связан отнюдь ни с тем, что осужденный по сто второй статье получал некое количество свинца в затылок. Всё было намного проще! Люди, оказавшиеся в далеко не комфортных условиях, уходили из жизни самым обычным, естественным, путём.

На тот момент, когда Ольгины глаза бегали по строчкам характеристики Кидяевой, её опыт работы пока что считался  работы совсем  маленьким. Но даже находящаяся на стажировке Ольга хорошо знала, что сто вторую статью в большинстве случаев присуждают мужчинам, причём за весьма тяжкие преступления. Что же надо было совершить ЖЕНЩИНЕ, чтобы заполучить себе в «арсенал» такое вот «богатство»?
А Кидяева,  уменьшив содержимое графина на целых два стакана, вытерла губы и самодовольно сказала:  «Ох, и хороша же водичка! Век бы пила такую».
- Ну, спрашивай, гражданка начальница, что тебе обо мне знать хочется, - добавила она, глядя на Ольгу хитроватыми глазками. И вновь повторила: «Всё как на духу расскажу тебе».
Ольга сделала вид, что пропустила обращение на «ты» мимо ушей, сразу спросила: «За что сто вторую-то схлопотала, а?»
- Да… - Кидяева досадливо поморщилась, и вдруг переменила настроение и чуть ли ни с гордостью в голосе спросила: «А что, чай поди, с такой статьёй немного тут народу наберётся».
- Немного, - в тон ей ответила Ольга, откидываясь на спинку стула и постукивая обратной стороной карандаша по оргстеклу, которым был покрыт стол в кабинете Татьяны Ивановны, - да ведь и радоваться нечему: с такой статьёй тебе условно-досрочно отсюда  век не выбраться».
- Ой-ой-ой, - игриво проговорила Кидяева, - можно подумать, что со сто третьей я бы выбралась.
- Нет, - покачала головой Ольга, - со сто третьей ты бы отсюда тоже в лучшем случае по помилованию ушла бы, - да вот только я не слышала…
- Так ведь «помиловку» и с моей статьёй дают, - перебила Кидяева, - так что… она на момент будто задумалась, а затем уж совсем весело сказала: «Будем ждать!»
- Ну, жди, - досадливо промолвила Ольга, которой весь этот концерт уже стал надоедать, поскольку нужной ей информации она почерпнуть так и не смогла. – Свободна.
- А водички ещё не нальёшь, гражданка начальница? – осведомилась Кидяева. – Вернее, я сама налью, ты только дозволь!
- Свободна! – рявкнула Ольга так, что в следующую секунду Кидяеву сдуло из кабинета будто ветром. А Ольга, достав из сумочки маленькое зеркальце, посмотрела на себя с некоторым удивлением: разве бывало такое, чтобы она кричала на осужденных?
- Значит, сегодня это случилось первый раз, - пронеслось у неё в голове. – Всё когда-то случается в первый раз. Сегодня вот голос впервые на одну из подопечных повысила…

Ольга успела записать и отметить всех вновь прибывших, что несказанно порадовало Татьяну Ивановну, которая вернулась из управления чуть ли не к концу смены.
- Солнышко ты моё, - устало произнесла наставница, когда Ольга рассказывала ей о новом контингенте. При этом Татьяна Ивановна благодарно поглядывала на аккуратную стопочку «Журналов осужденных» и на синюю, почти полностью, исписанную ручку. Дверь в кабинет была заперта изнутри, поэтому Татьяна Ивановна, никогда не позволяющая себе вольностей в отношении к нижестоящим по званию сотрудникам, немного расслабилась.
- А нас из-за такой ерунды в управу вызывали, - расстроенным голосом промолвила она, да ещё в такую жару! Какие-то бумаги читали, цифры называли, да разве что-то можно сообразить, когда за окном плюс тридцать с лишним? – Короче, зачем ездили – и сами толком не поняли…