Далеко до весны. Глава III

- Ридигер, будьте добры, объясните нам, пожалуйста, что происходит! - произнёс, наконец, Мопс (он своим видом и правда напоминал мопса - небольшого роста, приземистый, пузатый, с толстыми щеками, выпученными глазами и в очках на маленьком курносом носу), - ведь это были вы, не правда ли? Вы пришли показать нам фокусы? - возмущался он, краснея. - А я вам скажу, что это ни к чему. Здесь же собрались серьёзные люди! Здесь вам не цирк!

Бейнард тем временем продолжал с весьма серьёзным, задумчивым видом сидеть на своём месте и смотреть в пол, скрестив на груди руки и молча слушая. Собрание же пребывало в замешательстве и смятении. Наверное, один лишь Райн, пришедший послушать вечерние профессорские дебаты, но не участвовавший в них, тихо торжествовал. А ведь начало дня вовсе не предвещало ничего чрезвычайного…

- Слушай, Райн! - Георг догнал его, когда Райн уже спускался по узкой и скрипучей лестнице к выходу из университета. - Ты пойдёшь вечером к Бейнарду?

- Пока не знаю, а что? – спросил Райн.

- Насколько мне известно, там будет новый гость.

Райн вопросительно посмотрел на друга.

- Ридигер, профессор.

- Кто это?

- Ты разве ещё не слышал?

- Нет... кажется нет.

- Это знакомый нашего Бейнарда. Кстати, большой любитель метафизики и поклонник идеалистической философии. Так вот, я слышал, что Бейнард еле уговорил его прийти на сегодняшнее мероприятие. Сегодня там, говорят, должны состояться дебаты с участием Мопса и Ридигера. Мопса-то ты точно знаешь! - Георг засмеялся.

- Здорово. Ну так пойдём вместе, послушаем, - предложил товарищу Райн.

- Если честно, я не совсем понимаю, зачем они постоянно мусолят эту тему. Идеализм и материализм! Они всё ещё спорят, что первично, материя или дух. Я раз сходил послушать - ничего интересного.

Райн ничего не ответил, лишь сумрачно взглянув на своего товарища.

- В общем, смотри сам. Если я был бы тобой, я бы сходил, - подытожил Георг, рассмеявшись.

Райн и Георг познакомились в первый же день учёбы в университете. Георг работал продавцом в подвальном антикварном магазине в старом городе. Как и все разрозненные собрания старинных вещей, пылящихся под тяжёлыми сводами подвалов в исторической части Тремонта, магазин этот под неброской зелёной вывеской с жёлтыми буквами «Антикварный магазин Вейкера» был неприметен, хотя и привлекал немало различных любителей старины. Кто-то приходил сюда за старинными стульями с мягкой обивкой и овальными спинками. Кто-то интересовался книгами на иностранных языках, изданными в позапрошлом веке и написанными старинным шрифтом, буквы которого на пожелтевшей от времени, как-то по-особенному пахнущей бумаге выглядели удивительными и затерянными в пустыне времени артефактами. Кого-то привлекали резные механические часы с маятниками и кукушками, потому что таких в Тремонте, по-видимому, уже никто давно не делал.

Райн любил иногда после университета зайти в магазин к Георгу, где можно было в отсутствие посетителей попить чаю, поболтать о жизни и учёбе, полистать старые, будто погружённые в собственные мысли тома, которые время, как метель снегом, тихо заносило пылью… Райн любил бывать здесь, потому что его привлекало всё старинное, всё уникальное и необычное, изготовленное умелыми руками безымянных мастеров, такое как резные деревянные часы с изображениями птиц, драконов, виноградных гроздьев и цветущих веток. «Хочешь, я тебе подарю такие на день рождения?» спросил как-то раз, задумавшись, Георг, увидевший, как его друг внимательно рассматривает часы на стене магазина. «Мне? Спасибо, но не стоит…», ответил тогда Райн. Часы эти были с резным деревянным корпусом, на котором были вырезаны дубовые листья. Над циферблатом сидела, расправив крылья, кукушка. Кстати, старая печатная машинка, стоявшая у Райна на письменном столе, была подарком Георга на день рождения, и Райну этот подарок очень нравился. Его вдохновляли необычные вещи, но больше всего он любил книги и путешествия в пустынях и шелестящих чащах их таинственных страниц...


Заседание тремонтского «Общества философии и психологии», проходившее по пятницам, было в самом разгаре (старомодным названием «Общество философии и психологии» профессор Бейнард, отличавшийся всегда консервативностью взглядов и вкусов, окрестил свой кружок, имевший не очень большое, но зато стабильное число участников). Заседание проходило в дальней комнате, где напротив окна с занавесками синего морского цвета стоял стол, за которым сидели собравшиеся - знакомые и коллеги профессора Бейнарда, сидевшего во главе стола - всего двенадцать человек, включая Райна, который сидел в конце стола и имел почётное право задавать вопросы участникам дебатов. На стенах комнаты были узорные зелёные обои и несколько картин с изображениями морских и горных пейзажей. В углу стояла в большом коричневом горшке высокая пальма с зелёными полосатыми листьями. Над столом висела не очень изысканная, но вполне вписывающаяся в обстановку комнаты люстра с восьмью стеклянными плафонами, изображавшими тюльпаны. У стены напротив окна было мягкое тяжёлое кресло.

Как и ожидалось, главными действующими лицами собрания были двое: профессор университета Тремонта Мопс и профессор Ридигер – тот самый загадочный гость, о котором говорил Георг. Профессор Мопс, как обычно, то и дело ссылался на данные эмпирических научных исследований, отстаивая позицию, сводившуюся к тому, что люди на самом деле не нуждаются ни в «гипотезе духа», ни в «гипотезе Бога». По его мнению, люди не нуждались в ней, так как все наблюдаемые во Вселенной явления и процессы можно (и нужно) объяснять действием естественных (то есть физических) причин, а если мы пока не в состоянии установить причины тех или иных явлений, то это не значит, что нужно приписывать их действию каких-либо сверхъестественных сил. Мопс был энергичен и напорист, как и подобает хорошему оратору. Он всегда вцеплялся в противника мёртвой хваткой, повисая на нём, как бульдог, пока его самого не ловили на чём-то, что представлялось крайне сомнительным, противоречащим высказанному ранее самим же Мопсом или попросту неверным. Однако такое случалось нечасто. К тому же, Мопс был преподавателем логики и его почти никогда нельзя было уличить в нелогичности выводов, но при этом почтенный господин иногда не гнушался некоторых сомнительных приёмов.

Ридигер, в отличие от своего визави, был всегда спокоен и сосредоточен (или же так только казалось окружающим). Он обычно больше слушал, чем говорил. К тому же, он не был столь же хорошим оратором, как Мопс. Но Ридигер считал, что иногда лучше молчать и позволить миру и вещам звучать и говорить самим. Чтобы узреть истину, надо позволить самим вещам открыться, думал Ридигер, а не навязывать им какие-то свои представления. Познание истины требует внимательного вслушивания, вглядывания, сосредоточенности. То же относилось и к людям - надо позволять людям высказываться до конца, не перебивая и не мешая им. В отличие от своего оппонента, Ридигер был человеком созерцательного типа, и профессору Бейнарду с трудом удалось убедить его прийти на собрание.

Итак, увлекательная дискуссия продолжалась, и Ридигер явно проигрывал своему оппоненту, отличавшемуся куда большими, чем Ридигер, красноречием, энергичностью и напористостью. Мопсу уже несколько раз аплодировали, в то время как слова Ридигера участники собрания воспринимали прохладно. Несмотря на очевидно проигрышную для себя ситуацию, Ридигер, которому было свойственно невероятное самообладание, старался сохранять спокойствие, хотя его напряжение уже было заметно всем. Он никогда не перебивал Мопса, когда тот говорил, хотя Мопс несколько раз перебивал его. Теперь Мопс видел, что победа находится уже на расстоянии вытянутой руки.

- И ещё, Ридигер, отдаёте ли Вы себе отчёт в том, что величайшие преступления в истории и величайший тоталитарный террор в прошлом совершались и в наше время совершаются во имя того, во что верите Вы, идеалисты? - произнёс, завершая своё выступление Мопс, который уже готовился торжествовать победу.

Некоторые из присутствующих снова захлопали. Но аплодисменты скоро стихли, а за их волной, прокатившейся по комнате, повисла какая-то странная тишина. Ридигер, напряжённо смотревший до этого на стол перед собой, перевёл вдруг пристальный взгляд на Мопса, имевшего выражение лица уже явно торжествующее, хотя и несколько глупое. От этого жутковатого взгляда оппонент Ридигера даже изменился в лице.

- Простите, но ваше последнее замечание не имеет отношения к предмету сегодняшнего обсуждения, - собрался наконец с мыслями Ридигер, который, несмотря на пока ещё спокойный тон голоса, внутри кипел и был полон решимости действовать. - Мы говорим ведь о том, что первично - Дух или Материя, Материя или Сознание. Я говорю вам, что Дух первичен. Дух, Сознание имеет власть над материей, а мысль - над косным веществом, которое без Духа мертво. Я могу показать,  что это правда. А вы неправы.

В ту же минуту собравшиеся, смотревшие на Ридигера, вдруг с испугом заметили, что он начал становиться прозрачным. Ридигер быстро исчезал, как бы растворяясь в пространстве комнаты. Прошло десять секунд, и Ридигера уже никто не видел. Казалось, что он полностью растворился в воздухе. Вдруг в комнате, заставив всех присутствующих вздрогнуть от неожиданности, раздался громкий удар оконных рам о стену, будто внутрь ворвался ураганный ветер. Но урагана не было. За окном падали с неба лёгкие мартовские снежинки. Зато присутствующие, тут же обратившие взгляды в сторону окна, неожиданно увидели прямо перед окном Ридигера, стоявшего за спиной у профессора Бейнарда. Ридигер сделал два шага в бок, и собравшиеся увидели восемь летящих в окно комнаты ослепительных светлячков или, как подумали некоторые, шаровых молний, светившихся голубым светом. Оказавшись в комнате, светлячки на какое-то непродолжительное время зависли в воздухе, после чего они, как бы подумав и приняв какое-то совместное решение, быстро взлетели к люстре, и каждый из них занял один плафон. В ту же секунду, когда они оказались внутри плафонов, гости услышали над головой громкий хлопок. По всей комнате разлетелись осколки, свет погас, после чего на несколько секунд воцарились замешательство и тишина. Гости молча сидели, пригнувшись к столу и закрывая головы руками. Молчали Бейнард и Ридигер, которому было любопытно изучать реакцию присутствующих.

Наконец воцарившуюся тишину нарушил всё же голос жирного Мопса, который, как и все присутствующие, сначала был напуган необычными явлениями, а теперь, когда первоначальный испуг прошёл, был возмущён.

- Ридигер, будьте добры, объясните нам, пожалуйста, что происходит! Ведь это были вы, не правда ли? Вы пришли показать нам фокусы? Оптические иллюзии? - возмущался он в темноте, - А я вам скажу, что это ни к чему. Здесь же собрались серьёзные люди! Здесь вам не цирк!

Встал, в конце концов, с места и профессор Бейнард.

- Ридигер, знаете, хорошо бы всё же вернуть свет. Вряд ли здесь найдутся запасные лампочки. Вы же почувствовали, наверное, что люстра разлетелась на куски… Вас не задело? - произнёс он.

- Простите меня,