Мои воспоминания о старшем брате Николае скупы, ибо он ушёл на войну в шестнадцать лет, когда мне было три годика, а возвратившись в 1946 году, сразу уехал учиться в Ленинград и виделись мы только во время его коротких наездов в Карачев да моих поездок в Ленинград, где заочно училась в Институте Культуры.
Письмо Николая:
«Здравствуйте, родные. Как правило, напоминание о письме к вам исходит от Вали. Знаю, этот факт не украшает меня, но что поделаешь! Эти задержки объясняются не только моей ленью, но и отсутствием событий, которые могли бы заинтересовать вас...»
Это письмо сегодня вынул из почтового ящика муж и я, не сумев заставить себя открыть его дома, читаю теперь, в вагоне... читаю по абзацу, и потому, что…
Утром позвонил племянник и тихо сказал: «Папа умер».
Черные верхушки сосен хлещут раскалённый за день шар солнца, словно пытаясь дотянуться до него и побыстрее столкнуть за темнеющую линию горизонта, но оно стремительно летит и летит, ныряя за левый край вагонного окна.
Да, Николай писал нам редко, и если бы ни Валя, а вернее, Валечка, как он всегда называл жену, то были бы мы для него ещё дальше, - «где-то там»!.. не только в смысле протяженной удалённости, но и в сердце. Да нет, не осуждаю его за это, - в шестнадцать лет покинуть семью… Вначале – фронт, потом – учёба в институте, женитьба на «ленинградке», работа на Дальнем Востоке, - эти годы и разделили нас. Правда, мама рассказывала, что из Совгавани приехал он в Карачев и попытался остаться с нами, предложив заработанные деньги на покупку нового дома, но мама рассоветовала, - жена, мол, твоя городская и не привыкнет к провинции, - вот и уехал в Ленинград, в двухкомнатную квартиру Валиных родителей.
И всё же красный диск вот-вот нырнёт за метущиеся и уже нечёткие силуэты дальнего леса. Какое диковатое сочетание красок! Синее небо у верхней рамы окна и переходящее в желтое, розовое и серое - в нижней. Да ещё эти скользящие, тревожные, чёрные изломы линий... Есть в этом даже что-то зловещее.
«А еще задержки ответных писем объясняются не только моей ленью, но и отсутствием событий, которые могли бы вас заинтересовать, а, скорее, динамики этих событий. Но есть и то, что вызывает вопросы относительно вашей жизни…»
Ах, Николай! Твоя профессия инженера пропитала тебя насквозь: «задержки объясняются… динамика событий… вызывает вопросы относительно…» Ну да ладно, зато ты «чётко формулируешь свою основную мысль».
«Так, например, мы теряемся в понимании судьбы Викторова романа «Троицын день». Как нам известно, какая-то его ученица приобрела станок для его напечатания, но ведь Виктор сообщает, что он основательно переписывает уже написанное, так что же дальше? Желательно из ответного письма узнать что-то об этом противоречии».
Размытые силуэты привокзальной площади, сероватые тени провожающих, спешащих к поезду… Какие же у меня разные братья! Один – фантазёр, мистик, у которого не только вещи, предметы живут там, где им заблагорассудится, но и мысли не выстраиваются в логической последовательности, мечутся в зависимости от настроения, а другой - аккуратен, в квартире у него всё разложено по полочкам, да и в голове мысли – тоже.
«Теперь - о положении Виктора. Он живет один, а в старости это недопустимо и страшно. Не ставился ли вопрос об обмене поместья в Карачеве на что-то упрощённое в вашем городе? Наверное, совместными усилиями это можно было бы сделать. При положительном решении этого вопроса всем будет спокойнее и нам – тоже».
Да, конечно – спокойнее и ему... тоже. В общем-то, отцом для меня стал Виктор, а не старший брат. Так сложилось, что Николаю было не до нас, и я принимала это как должное, но всё же… Вместе с лёгкой обидой, запомнилось: мы идем с ним по Марсову полю, я рассказываю об институте Культуры, куда приехала поступать, о том, что экзамены сдала и меня берут, но без общежития до первой сессии. Я рассказываю ему это, а он идёт рядом, молчит, а потом тихо говорит, словно оправдываясь: я, мол, и сам на птичьих правах в квартире, а тут еще и ты… может, на заочное отделение поступишь? И я поступила на заочное. А если бы помог мне тогда? По-другому бы сложилась моя жизнь, по-другому.
Чёрные верхушки сосен хлещут уже не раскалённый шар, а красный полукруг. Но вот и он метнулся над линией электропередач, над синим льдом реки с красными всполохами бликов и врезался в вершины деревьев. Ну и хорошо, ну и, слава богу, пускай эта сине-черно-красная, - зловещая! - картина скорее нырнет в ночь.
«Много вопросов накопилось и о семье Виктора. Как судьба его дочери-журналистки Насти, сражающейся с жёсткой Москвой – столицей «империи зла»? Насколько нам известно, она была приближена к свите экс-премьера Фрадкова, положение которого изменилось, и как теперь это повлияло на её положение, на приобретение жилья? Хотелось бы знать и как складывается жизнь её брата Максима. Не оставляем без внимания и жизнь вашего сына, его польской подружки, порадовало возможное увеличение семьи дочки вашей, но мы, по суеверным соображениям, сдерживаемся от эмоциональных славословий по поводу этого события».
Вот и совсем темно. А, впрочем, нет, еще мельтешат в раме окна чёрные кляксы придорожных кустов да размытые пятна проносящихся фонарей. Но вот они стаей повисли над привокзальной площадью и один из них нагло заглянул в окно…
«А помнишь, - шепчет мне память, - как в голодные послевоенные годы получили вы от него из Совгавани посылку с копченой скумбрией? В жизни вкуснее ты еще ничего не ела... А помнишь, как на его стареньком «Москвиче» ехала с ним, Валей и четырехлетним племянником из Карачева до Питера через Смоленск, Даугавпилс?.. А как полгода назад прислал он тебе диск с его и твоим любимым хором из оперы «Набукко» Верди ==============*? Как в последние годы под Рождество присылал тебе и Виктору по тысячи?».. И, значит, деньги, которые ты получила от него с неделю назад, пригодились вот на эту поездку.
«Наша с Валей жизнь: основное положение – старость, а у всех старых людей главная тема разговоров – обсуждение болячек и борьба с ними. Но тему своего здоровья, а вернее, его отсутствия, я постараюсь не затрагивать, чтобы не подражать тем, у кого это переходит в манию и для них посещение врачей становится основным занятием и развлечением. А способствует этому то, что наши городские правители приняли законы, по которым все люди города военных времен (без разбору) получили звания участников войны с бесплатным лекарственным обеспечением, и настоящие фронтовики смешались со всеми, в том числе с детьми блокадного Ленинграда, полностью потеряв свои преимущества, ведь все старое население города стало осаждать поликлиники, врачей и приобретать неимоверное количество лекарств, тем самым создавая большие очереди, после чего лекарства и пропали. По этой причине я вынужден отказаться от врачебных услуг, т.к. если их добиваться, то можно и окончательно потерять здоровье».
Когда в последний раз виделась я с Николаем?.. Ну да, полтора года назад, когда он приезжал к нам. И как же заговаривал меня! Особенно, когда начинал рассказывать о своих изобретениях, и не о тех, за которые получил авторские свидетельства, а о тех, которые применял на своей даче. Вот и преследовал меня траншеекопателем для посадки картошки и я, наконец, взмолилась: «Николай, ты, конечно, молодец. Твой траншеекопатель – чудо. Но скажи, зачем мне знать подробности его устройства? Ведь я же не стану его собирать… даже из готовых деталей?» Выслушал, согласился, и - опять…
«А так все дела жизни - в норме. Нашей стихией остается дача и огород: посадка, прополка, борьба с вредителями, урожай, его сохранение. И таким образом неплохо преуспевая на земле, мы утверждаем свою гордость, одаривая потом детей, внуков и друзей консервами, вином и настойками. А в последние два года я успешно освоил самогоноварение – изготовление гарантированного качественного спирта, на котором делаю настойки из разных ягод. Пришел к заключению, что ягодное вино более вредное, чем настойки, т.к. в вине (в результате его брожения) образуются сивушные масла, а настойки свободны от них и, следовательно, менее вредны. Валя почти систематически употребляет их, правда, микроскопическими дозами, а мне, к великому сожалению, противопоказано и то, и другое».
Нет, уже не буду смотреть в окно, там тянется лишь тёмная полоса, изредка рассекаемая желтыми всплесками придорожных фонарей… Вот ведь как бывает: у Вали - больное сердце и она давно «сидит» на нитроглицерине», а Николай никогда не жаловался на здоровье и только в последние два года… Племянник вчера сказал: «Положили папу в больницу для очередного профилактического осмотра сердца, стали там делать какие-то процедуры, а он и умер». Легкая смерть.
Как долго стоит поезд!.. Нет, лучше пусть идет, стучит и стучит на стыках… В Петербург я приеду в половине шестого утра. Плохо. Надо будет ждать, когда заработает метро, когда хотя бы немного посереет, ведь идти-то по темным кварталам, да и дома их не знаю, только адрес, - недавно получил всё же Николай однокомнатную квартиру, и они с сыном разъехались, но, знаю, что живут рядом.
«Теперь – о детях. Сын и невестка много работают, много получают и тратят бездумно, не оставляя на черный день. Так, например, купили для себя и сыновей акваланги для подводного плавания и, естественно, тут же полетели в Египет на Красное море. Или: приобрели современные лыжи, для которых нужны специальные горы и которых нет в окрестностях Петербурга, поэтому опять же - поездки в Финляндию, Польшу с большими расходами и опасностями. Всего этого мы, естественно, не одобряем, правда, молча, т.к. всей своей жизнью приучены экономить и всего бояться».
Да уж… То же самое крепко сидит и в нас с Борисом. Но, наверное, в Николае страха больше, - в шестнадцать лет попасть на войну! Никогда не слышала, чтобы о ней рассказывал. Почему? Наверное, не хотел будить в душе тот, самый последний страх, не хотел заражать им нас? Но осталось о «его» войне то, что рассказала мама:
«Он же в войну сразу на передовую попал, при самом фронте части их стояли.
А как раз тогда изобрели чертовину какую-то, что б огнём немцев жечь. Повесють эту оружию солдату на плечи и должен он с ней подобраться к окопу немецкому и поджечь его... Как-будто там тараканы какие сидели! Да немец и высунуться им не давал из окопов этих! Как высунулся какой, так тюк!.. и готов. Вот и лежали солдатики зимой в них по неделе голодные и холодные. «Мы как вылезли из них, - рассказывал, - так нас даже узнать нельзя было!» Из их отряда только несколько человек в живых осталося, кто погиб, кто замерз в окопах этих... Свернулся, должно, калачиком и замерз. Вы хоть в хате сидели, кое-как да накормлены были, а уж Коля мой бедный так настрадался, что и не приведи Господь!»
Да, война брата для нас - тайна, которую унёс с собой.
«В поле нашего постоянного внимания находятся внуки и особенно Вася. Старший как-то рано
