Осколки минувших дней впиваются в мою память, чтобы засесть там намертво. Залечь в толще крохотными прожилками заметными лишь под определённым углом обзора. Явиться в играх света. Но если поначалу пугал только очередной травмирующий опыт, то благодаря сделке с временем, боишься скорее того, что это мысленное крошево превратится в фундамент. Обиды и ссадины лягут в основу того, что окружающие назовут твоим характером. А значит перспективы не быть замеченным вовсе и быть замеченным из-за того, что взрастила столь ненавистная тебе боль — ужасают равнозначно.
Я на свидании с утраченным. Счёт идёт на десятилетия, но иглы былого презрения разят также безжалостно. Впору сказать им «спасибо» за пресловутое постоянство, ведь столь навязчивая необходимость вонзаться ровно в одно и то же место, даёт мне шанс однажды защититься рубцовым панцирем. Шепчу в настоящее, что всё было сделано правильно, но этого недостаточно, чтобы избавиться от едкой тревоги. Стыд перед теми, кого я не могу сделать счастливыми ложится тяжёлым якорем, так кстати не позволяющим заплывать слишком далеко. Окунуться в пучину вод. Альтернатива этому — снова и снова метаться между просьбами о большем и мольбами о прощении, в попытках совладать с тем что уже успел взвалить на плечи.
Туманной и зыбкой кажется польза от чувств, непомерно огромных, но ничтожно крошечных. Когда рефлексия на долгие мгновения становится парализующей, но вне Тебя не рождает и слабейшего разряда тока. Порой бывает очень обидно, являясь целым миром для себя, оказываться переходным моментом для других.
Мои веки опущены. Перед глазами вереница событий, из которых уже не выжать ни капли нового смысла — они лишь сухая данность. В голове витают обрывочные двустишия. Иногда я намеренно забиваю их информационным шумом, так как не нахожу в душе сил и достаточного градуса отчаяния, чтобы бездну времени штурмовать слова в попытках передать нужное количество образов в довольно размеренном речитативе. Блуждаю по тошнотворно знакомым улицам, но уже мысленно, получая привычный опыт, но без болезненной платы в виде стёртых ног и сбитых коленей.
А во снах... люди так милы и терпеливы. Они дружелюбно выслушивают те десять тысяч слов, что мне нужны, дабы заверить их в моей доброте. Но иллюзии — тот же обман. Дым и зеркала, на миг одурманившие меня привкусом важных свершений. На обратной же стороне — дрожащие пальцы, что вновь знакомятся с непривычным миром, где всё так, на первый взгляд, спокойно. Пытаются совладать с собой, равно как с плитой и чайником, пока разум ещё отбивается от бомбардировки образами. Серыми, угасающими, смазывающимися. Дремлющее сознание степенно заканчивает все мысленные цепочки, дабы они не были чересчур короткими. Стесняющими движения. А к концу дня уже помнишь даже не сны, а степень яркости и тяжесть впечатлений. Просеивая их, словно песок, остаёшься наедине со сверкающими гранулами того, что не блёкнет и не хочет отпускать тебя. Как, например, наивная мечта, что все могут быть свободны и счастливы одновременно.
