язв, призывая в свидетели смерть как самое честное завершение этого кошмара. И девушка стонала в бреду, примочки Стаса делали приносили ей лишь ещё большую боль, словно скалящийся маньяк резал по-живому это нежное женское тело...
Дождь барабанил по жестяному ведру, тушил стасовы окурки, распугал всех собак, и поздняя гроза завершила это представление - ветер и гром дали свои окончательные вердикты закончить самую длинную ночь для Олеси и Стаса. И эта ночь стала для Олеси последней - не только самой длинной, но и самой болезненной.
Труп девушки Стас положил в холодильник, а затем он ушёл к больницы и разбил все окна этого уважаемого помещения. Стоял такой грохот, словно отборная дивизия вермахта крушила еврейские кварталы.
- О, как бы я врезал тебе, Бог, дал бы под самый дых! Ненавидимый справедливый в кавычках, Ты забираешь только тех, кто нужен тебе в услужении... Почему бы Олесечке просто не жить на земле, этой дермовой земле и заниматься со мной любовью, кормить грудью наших детей и курить тринадцатую за день сигарету? Но нет, тебе нужны служанки для твоего гарема, нужны пташки для твоей золотой клетки... Ненавижу! Стас кричал как резаный. В дали запищали автомобили, поставленные на сигнализации.
Стас взял лопату и кирку, ушёл в небольшой сад, припорошённый опавшими листьями, и стал копать могилу для своей возлюбленной, которую он впервые поцеловал пять с небольшим лет назад, в армянском ресторане, под звуки дудука.
Земля была как асфальт. Кричали как сумасшедшие птицы, после раздались три выстрела, кто-то закричал, залаяли собаки, шорохи, вой сигнализации.
- Я любил тебя, моя настоящая девочка, как никто никогда не любил ранее... Эта любовь была моей раной, но я старался приносить тебе лишь радость... Я не создан для высоких чувств, я слишком жесток по отношению ко всему живому... Моим временем должно было стать эпоха Инквизиции, когда бы я старался во имя католицизма принести людям свет... А меня угораздило родиться в твоё время - во время гуманности и атомных апокалипсисов... Это время забрало у меня тебя, и что мне делать, я не знаю... Может, идти в даль как ушёл Вайцман, пропасть как бродячий пёс...
Закопав треп девушки, Стас лёг рядом на землю, раскинул руки и заплакал.
- Ну, это ты зря, - раздался голос Вайцмана. Он вышел из тумана, а позади его остановился автобус, полный солдат в противогазах, висящий на плечах.
Стас встал, встряхнул голову и ошмётки песка и сухой травы посыпались во все стороны.
- Олеси больше нет, - глухо произнёс Иосифу Семёновичу Стас.
- Такова судьба, дорогой, - похлопал тот парня по плечу.
Стас подошёл к автобусу, дверь открылась и вышел офицер, капитан, с сигаретой в руке.
- Привет, дружище! - бодро произнёс служивый, смерив Стаса придирчивым взглядом. - Мы тут у тебя немного приберёмся, а то бациллы гуляют, матушке-России спать не дают, - капитан пожал висящую руку Стаса и побежал в морг. За ним последовали солдаты в костюмах из химзащиты.
Вайцман и Стас сели на пеноблок, задумались каждый о своём. Стас решал, куда теперь ему податься и кончиться ли черёд смертей, а Иосиф Семёнович гадал, оставят его главврачом или вытурят по статье за столь хилые руководящие поползновения на стаже здравоохранения.
- Слушай, пошли пожрём, - предложил Вайцман.
- Пошли, - поддержал его Стас бесцветным тоном.
Защли в автобус, сели на задние сидения, открыли консервы с мясом, шпиком и рыбой. Главврач уплетал за обе щёки. Стас же давился.
- Прошёл я 4 километра, встретил парней, садись, говорят. Сел, говорят, Москву разбомбило вдрызг, а Петербург стоит. Главнокомандующий сейчас находится в бункере под Рязанью, готовит выступление перед народом. Америке тоже досталось. Но террористы получили ощутимые ответные меры...
- Олесе вы очень понравились, - остановил его Стас. - Она любила людей со своим особым мнением, таких, которые во всём угадывают свои интересы.
- Как же ты не заболел?
- Не знаю. Я всё детство рос хилым, хоть и закалялся на море. Отчим говорил, что таких как я нужно ликвидировать ещё в зародыше. Мнение маньяка, у которого было пять жён и ноль детей.
- Ты называл его отцом?
Стас пожевал табак, сплюнул, вышел из автобуса чтобы отлить. Вышел и Иосиф Семёнович.
- Не помню, возможно. Отец родной человечнее был.
- Тогда тебе будет легче смириться с этой утратой. Ты сильный человек.
Фрагмент четырнадцатый
Работы по обеззараживанию морга и больницы велись два с половиной часа. Капитан объяснил, что некая радикальная группировка атаковала 15 российских и 8 американских городов, сотни тысяч человек погибли в страшных мучениях, но паники нет, всё налаживается, идёт планомерная очистка территорий.
- И вы здесь не паникуйте, - попросил служивый. - Первый ли раз России-бабушки страдать? Мы - народ закалённый трагедиями, мы ген защиты свой выработали, нам страшен только ад перед смертью, а самого чёрта не боимся. А тут ещё американцы с нами вровень страдают - значит, выдюжим, не сломаемся, не порвём жилы.
Вайцман холодно поёжился, обмотал горло шарфом. Они втроём ушли в морг, где было уже значительно теплее - работало электрическое отопление.
- Давай тяпнем, капитан! - взбодрился Иосиф Семёнович, потёр ладони, вызывая мурашки по волосатому телу.
- Айда! - по-казачьи согласился капитан.
Офицер разлил по кружкам спирт, разбавил его водой, мутноватой и плохо пахнущей. Выпили как на поминках.
- Я б этих радикалов за яйца хватал и об стенку, как римляне - иудейских детей. Если не желают жить по-добрососедски - к Аллаху, на лепёшки с салом. Мне они вот так дороги - он провёл ладонью по горлу - сколько можно русской бабе рожать для груза-200? Это какие-такие люди должны быть, чтобы целые нации травить дермом, ждать, когда мы как щенки негодные захлебнёмся собственной рвотой?
Подошёл щупленький полулысый сержантик, доложил, что очистка завершена. Капитал сказал, что через полчаса они уезжают дальше.
- Почему ислам приносит столько жертв? - как бы между делом поинтересовался Стас.
- Мусульмане - здравые хорошие люди, но бедности у них много, а бедность толкает на противоправные действия, - объяснил командир химической защиты. - Знаю одного киргиза, мужик вот такой, дети у него золотые, а вот сын в ИГИЛ (запрещена в РФ - ред) ушёл, режет горла неверным, зарабатывает пулю в лоб. Я ему говорю "Ты почему такого сына вырастил?", а он мне "У Всевышнего на каждую душу план свой. Как бы я молился, если он был простым земледельцем? А так молюсь как святой, живее любого муллы. Это Аллах меня разбудил, а то ведь намаз полусонным делал. Глядишь, и сын покаяться, встанет на праведный путь". А у него ещё две дочки, черноокие красавицы, с косичками вдоль спины.
Стас любил такие откровенные разговоры, но сам остерегался много говорить, чтобы не сболтнуть лишнего. Он гадал - скажет Вайцман об его убийстве, сломает его окончательно или нет. Ныла нога, в голове стучали гонги один за одним, а тут ещё мерещилась Олеся с высунутым синим языком, выцарапанными глазами, словно беркут разодрал её лицо, изуродовал память о ней.
- Слушай, служивый, помоги захоронить наших усопших. Для нас двоих это как серпом по гениталиям. - главврач едва не заплакал. Его лицо было пунцовым, на лоб сел комар, а он даже его не чувствовал - он думал об своей убитой сестре, выдать Стаса, этого засранца военным, или простить как Христос учил, ведь православные же. А если он сам следующим будет?
Капитан дал приказ об захоронении. Вдогонку этому пошли две бутыли спирта, чтобы мёртвых не боялись.
- Народ мрёт как мухи, - высказался офицер. - Проезжаем деревни - тишина, и мёртвые с косами стоят, а косить не хотят. Было бы смешно, если это другая страна была, не твоя родимая, которая тебя ссать учила. Народ уходит в лучшие края... Скоро и наш черёд.
- Не будь таким пессимистом, друже, - похлопал по плечу капитана Вайцман, уже пьяный и вспотевший.
Изрядно они выпили за те полчаса: спирт растекался по венам, бодрил и делал храбрым.
- Всех нас роботы заменят. Роботы не поднимут восстания, у них нет противоречий и сексуальных влечений, ими просто нужно управлять. Бесплатная рабочая сила, - подытожил главврач.
О роботах Вайцман умел говорить. Он считал, что православие - единственный противовес разгильдяйству американцев и япошек. Патриарх был его светоносным светом, силой, влияющей на зло, расплодившееся на всех окраинах земли. О зле он молчал, то ли боялся козней дьявола, то ли не находил нужных фраз. А о роботах, пожалуйста...
- Роботы землю накормят. Но всё равно они придут к нам на смену, - деловито, по-спартански произнёс Стас и вышел из морга. Начинало светать, луна светила тускло, свет горел по всей больнице. А где-то всё также работало радио, словно в нём сидели бессмертные батарейки.
Вояки уехали. Стало как-то неуютно, словно весь мир сколотили из грубых досок.
- А нас кто заберёт? - задался вопросом Стас.
- Вояки сообщат. Это дело тонкое, здесь ничего бросать нельзя, мародёры быстро всё растащат, по кирпичу и досточке. Ты не ной, Стасик, всё образумится. Нас Рим не скоро падёт, а Карфаген будет разрушен. Мы с тобой спартанцы, не нам скулить...
- Я не скулю. А всю жизнь мы тут не просидим: жрать что-то надо...
- У меня полный склад еды. И вода есть бутилированная, и спирт, и ещё кое-что.
Стас зевнул, как-то по-особенному взглянул на небо. Они стояли и курили. Вайцман перед этим отыскал свой сотовый, но зарядка села.
- Тогда я пошёл спать. А ты девочек закажи, что-то охота стало.
Иосиф Семёнович скривился.
- У тебя только-только подруга остыла...
Стас хохотнул:
- Сколько у меня их ещё будет!
(2017)
