санитарок, не успевших заправить постель свежим бельем. Как безнадежно больного меня навестила черепно-мозговая почесуха, присела в изголовье и предупредила: "Не уйду!Буду напрягать и мучить до тех пор, пока не вспомнишь, кто же это такой, твой новый сосед по палате".
Надо признаться, что на лица у меня память никудышная, и процесс воспоминания проходит так же неожиданно шумно и вонюче, как у тяжелоатлета при поднятии штанги с рекордным весом. Такова стариковская физиология - будто вентиль в газораспределительной системе проржавел. От грохота, шипения и сухого треска уши закладывало,а от амбре слезились глаза и хотелось вынести всех святых, вместе с Авиценной.
Я очень глубоко задумался. Так глубоко, что сосед, не спросив разрешения решительно дернул ручку оконной рамы и установил её на летнее проветривание при минусовой температуре на улице, потом вышел из палаты, обронив через плечо, точно сплюнув, загадочную фразу:
"Искусство выживания..."
- Выживания кого и откуда? - притворившись наивным, бросил я вслед ему.
Через десять минут, загнутый буквой зю, вернулся из больничного буфета сосед с мороженым и демонстративно схомячил его, прикрываясь широкой ладонью от моего голодного и ненавистического взгляда.
Уже на операционном столе, продолжая пребывать в тех же тяжелых раздумьях, я успел рассказать анастезиологу, как полгода тому назад грохнулся на пол и сломал себе два ребра.
- Со стула? - между делом поинтересовался тот, вкачивая в вену кубики снотворного.
- Бери выше, - гордо признался я, - с барной стойки! И без страховки! Обычно я, когда меняю лампочки на кухне, надеваю парашют, но тогда нечистая сила отговорила, что ли...
- Всё равно парашют не успел бы полностью раскрыться. Высота маленькая, - самонадеянно решил анастезиолог.
- Может быть, и не успел бы. Но, в любом случае, удар смягчил. Это же так ясно, какому богу не молись.
- Не тому Богу вы сейчас молитесь, - обиделся на нас хирург: - У меня - дилемма: чем лучше воспользоваться, скальпелем или лобзиком? Молитесь за мой правильный выбор.
- Почему сразу лобзик? Опять в моче обнаружили много аммиака? - успел пробормотать я. Представил как в лаборатории из трехлитровой банки разливают по мензуркам мою мочу, вдруг отчетливо разглядел за этим святым делом соседа по палате, вспомнил, кто он такой, его ФИО, погоняло, как он измывался надо мной десять лет назад и лишь затем провалился в бесчувственный сон под весёлое исполнение анастезиолога над ухом оптимистической песенки:
"... в общем, пал я жертвою собственной беспечности
И теперь я понял, какой был идиот
Ногу мне отрезали, почку и пол печени
И в больнице Кащенко продержали год..."
- Пидор гнойный, - в сухом остатке застрял на губах у меня комплимент, отпущенный ему, соседу по больничной койке.
5.
Привели меня в чувств сразу же, едва вывалив в койку, как кучу мусора из самосвала, но мудрости в организм не добавили.
Следом принесли пластмассовый рог с ручкой.
Сперва я вдоволь нагляделся в него, как в калейдоскоп-трубу с острыми не шлифованными краями, вкручивая в глазницу, и гоняясь за причудливыми световыми узорами; затем выдул пару маршей и утренний сбор на пионерскую линейку, изображая из себя горниста лагерной дружины им. Лёни Голикова; и только после явилась мед.сестра, силой вырвала из рук рог и объяснила мне, что это медицинская "утка", но сильно недоразвитая по причине поголовной оптимизации производительных сил и средств производства. Значит, в области инструментов и оборудования наша медицина совершила огромный скачок в сравнение с 1913 годом.
Много еще умного и таинственного крылось в больничной утвари и мне предстояло всё это раскрыть и изучить.
Сосед высился барханом на своей кровати, настороженно наблюдая за мной из-под одеяла.
- Не узнаешь меня, Степаныч? - решил я действовать неожиданно и напористо: - А я тебя сразу узнал.
- По запаху всех своих больных пациентов сложно упомнить, - сознался Степаныч.
продолжение следует...
| Помогли сайту Реклама Праздники |