что в субботу мы пойдем в театр.
- Ой! - вырвалось у Майки Борисовой. И не удержавшись, она захлопала в ладоши. - Как здорово!
Улыбнулась и Нина Федоровна.
- Я очень, очень рада за вас! Театр - это изумительное зрелище! Помните, как сказано у поэта...
- Нет, не помним!
- А как сказано?
- Вот послушайте: "Театр уж полон; ложи блещут..."
- Это здорово! Это блеск! - одобрительно загудели мы.
- Про лужи поэт классно ввернул!
- Не про лужи, а про лыжи. Сейчас зима, а ты про лужи какие-то выдумал...
- Как будто у нас зимой луж нет.
Учительница немного смешалась, но быстро пришла в себя.
- Ну хорошо, хорошо, дети... На чем это я остановилась...
- Вы сказали, что очень любите театр.
- Очень люблю. А знаете, как я его люблю?
- Да откуда же!
- Понятия не имеем.
- Беззаветно?
- Нет, безответно.
- Странною любовью?
- Как мыши сыр?
- Как Славка печенье?
- Как Просиков Катьку Лепилину? - ядовито спросила Ленка Ширяева.
- Дура! - сказала Катька и покраснела.
- Дура! - сказал я и покраснел.
- Я не дура! - сказала Ленка и тоже почему-то покраснела.
- Вы, наверное, любите театр, как я люблю решать арифметические задачи, - рассудительно заключил Витька Меднис.
Учительница болезненно поморщилась, и на ее лице проступили красные пятна.
- Дети, дети, прошу внимания! - перекрывая шум, закричал завуч. - У меня для вас сюрприз! Вы идете не в простой, а в музыкальный театр, слушать оперу "Евгений Онегин".
Но сюрприз ему явно не удался.
- В оперу?! - наши лица вытянулись.
- Да, в оперу, - подтвердил Юлий Цезаревич. - Счастливчики! Вы погрузитесь в чарующий мир волшебной музыки...
- Я бы лучше в тачку к брату погрузился и поехал на хоккей, - раздраженно буркнул Сестренкин.
- А мне бы хотелось посмотреть вечером фильм об искателях приключений, - сказал Сережка.
- И я хочу про искателей!
- И я! И я! - загалдели ребята.
- А я хочу слушать прекрасную музыку, написанную Петром Ильичем Чайковским к опере "Евгений Онегин", - сказала с глубоким чувством Борисова.
- А я не хочу! - сказала с еще более глубоким чувством Варька.
- Лучше "Пискунов" послушать, - заметил Юрка.
Мнения разделились: тридцать к одному не в пользу "Евгения Онегина".
- Довольно спорить! Все уже решено, вы идете в оперу! - повысил голос завуч. - Хочу предостеречь вас от необдуманных поступков и надеюсь на ваше благоразумие и хорошее поведение. Верю, что не повторится "музейная" история, и мне не придется краснеть за вас. Вместе с Ниной Федоровной с вами пойдет наш заслуженный учитель физкультуры и прекрасный человек, Ганнибал Ильич. Он будет присматривать за вами.
- А что заслужил Ганнибал Ильич - медаль или ценный подарок? - проявил интерес Димка.
- Медаль лучше, - сказал Генка.
- Нет, деньги лучше, - не согласился Сашка Прохоров.
- Ганнибал Ильич, - с расстановкой сказал завуч, - заслужил уважение всего преподавательского состава нашей школы, надеюсь, что и ваше тоже. Ведь заслужил?
- Заслужил! Заслужил! - восторженно закричали мы.
- Вы все-таки дайте ему ценный подарок, Юлий Цезаревич! А то я не раз слышал, как он сокрушался и говорил: "Эх, опять не хватает!" - сказал Вовка.
Завуч тяжело вздохнул. Нина Федоровна вздохнула еще тяжелее и несколько раз хлопнула в ладоши, призывая нас к порядку, а когда порядок установился , сказала, что мы свободны и можем отправляться к своим пенатам. Не знаю, кто и куда отправился, может кто и к этим пенатам, но лично я, пошел домой.
Перед тем, как отправиться в театр, меня вырядили как Петрушку: постригли волосы, заставили до блеска начистить ботинки, надеть новый костюм, и даже нацепить на шею разноцветный галстук. Отвратительно! Я чувствовал себя немного не в себе, и чуть не сошел с ума. Это неправильно - так измываться над ребенком! Если взрослые, когда-либо были маленькими, они бы должны понять меня. В конце концов, я не артист какой-нибудь, чтобы все пялились на мой новый костюм.
Но все эти невеселые мысли быстро рассеялись, как только я вышел из дома. Ведь впереди меня ждала встреча с друзьми и с Евгением Онегиным!
