ей из-за меня, что я бабки пожалел. Да, пожалел! Не для того зарабатываю, чтоб отдавать кому-то. Сегодня работаю, а завтра и попереть могут к чертовой матери. И все эти приятели мои, которые при бизнесе, кинут меня, как пса паршивого. Как пить дать, кинут. Правильно жена сказала, что бандиты они все и отморозки. Нет, не надо ему отдавать все! Хватит и половины того, что он нарисовал».
Хлопов потянулся к соседнему креслу и потянул из-под кота атласную подушку.
-Все, брат, хватит на подушках валяться! Ты поспал, теперь моя очередь, - объяснил Хлопов ничего не понимающему животному. Кот вальяжно спрыгнул с кресла, подошел к хозяину и принялся льстиво тереться мордочкой о ноги.
-Ишь ты, хитрец какой! – добродушно сказал Хлопов. – Знаешь, паршивец, как ублажить. – И кинул подушку на диван. Хочешь, не хочешь, а ночь теперь придется коротать в полевых условиях. На пару с Барсиком. Что ни говори, а этот друг – самый преданный: и не продаст, и из спальни не вышвырнет.
«Если, к примеру, завтра я не уступлю подрядчику, что будет? – продолжал размышлять Хлопов. – В суд на меня он не подаст. Во-первых, дело хлопотное, во-вторых, у меня и связи, и все козыри – меня плетью не перешибешь. Наконец, какую-то кость я ему все-таки кину. Ему хватит. А если все-таки он что-нибудь затеет? Или, скажем, устроит какую-нибудь месть? Вон, какие головорезы у него работают. Подпалит дом ночью – ищи, кого попало! Или еще какую пакость придумает. Нет, надо отдать все. Как это в рекламе? Заплати и спи спокойно».
Хлопов выключил свет и завалился на диван. Барсик тут же прыгнул ему на живот. Опять о жене подумал: «Интересно, спит она или нет?»
Нет, жена не спала, конечно. Она размышляла о том, как же это получилось так, что ее Алик, честный и неподкупный Альберт Хлопов, любимец всей женской половины экономического факультета, стал таким циничным хапугой и жлобом? Альберт Хлопов был комсомольским секретарем на факультете. Его отличали и отмечали, награждали и поощряли. За ним бегали, и по нем сохли. Но он почему-то свое сердце и руку отдал скромной красавице-флейтистке второго курса консерватории. Они поженились. И папа флейтистки отдал им свою профессорскую дачу в престижном Комарово. И они каждое утро, за исключением выходных, тряслись в переполненной электричке, спеша на занятия, и украдкой целовались, прощаясь до вечера.
Потом его выдвинули в секретари вуза. А потом грянул 91 год. Комсомол ушел в небытие. Мечты о безоблачной номенклатурной жизни – тоже. И пришлось искать обычную работу. Правда, сама Хлопова уже в то время работала в оркестре консерватории. Не без стараний папочки, разумеется. Да, к тому же, у нее был красный диплом. И хотя время для искусства тогда было не самое прибыльное, на хлеб жалованья флейтистки хватало. Тем более, что вскорости Хлопову взяли в оркестр Мариинки. Глава семьи в это время прозябал на случайных заработках, поскольку кроме руководящей работы ничего не знал.
Но тут о его ораторских и дипломатических способностях вспомнили старшие друзья, которые в ходе развала государства сумели ухватить свои жирные куски. И Альберт Хлопов целиком ушел в политику. И появились большие деньги. Квартира в центре Питера, машина, заграничные путешествия. Сначала Хлоповы ездили за границу вместе. Потом – каждый сам по себе. Хлопова с оркестром, а Хлопов с друзьями-однопартийцами и бизнесменами.
«Большие деньги-то его и развратили и опустили до животного состояния, - подумала Хлопова. – Все легко и доступно. И ничто не имеет настоящей цены. Это страшно. Но разве только в деньгах проблема? Вот ведь у этого строителя наверняка имеются немалые деньги. Иначе откуда такая дорогая иномарка? Но ведь он нормальный приличный человек, прекрасно сохранивший человеческое лицо. Не пьет, не курит, изъясняется абсолютно без брани и сквернословия и честно делает свое дело. Значит, и при больших деньгах можно остаться человеком, если иметь крепкий моральный стержень. Почему же у мужа такого стержня не оказалось? Окружение? Да, это много значит. Но, опять же, у этого принципиального казачка тоже окружение не самое респектабельное. Одни заказчики вроде моего мужа что значат. Рабочие, не утруждающие себя светскими манерами. Да и помощник у него – не чета своему боссу: как раз под стать моему муженьку. Что позволяет ему держать столь высокую моральную планку? Или что не позволяет ему опуститься до положения риз? Воспитание? Так ведь и Хлопов был в свое время прекрасно воспитан. Стало быть, власть. Да, именно власть позволяет совершать недозволенное. Нельзя человеку давать много власти, когда сам человек слаб и беспринципен. Нет, Альберта следует удержать! Нельзя позволить ему упасть окончательно. Это моя обязанность перед богом и людьми. Но как это сделать?»
Хлопова поднялась с кровати, накинула на плечи халат и направилась к двери. Надо сейчас же поговорить с мужем. Он не последний дурак, и к ее советам прислушивается. Хотя, нет, стоп! «Я сказала ему, что не буду разговаривать, пока не рассчитается с рабочими. К тому же, у него сегодня не то настроение. Еще, чего доброго, уломает помириться». И Хлопова вернулась в постель.
Хлопов тоже никак не мог уснуть, хоть и был пригрет верным другом Барсиком. Он все размышлял, отдавать ли завтра строителям всю оставшуюся сумму или не отдавать? С одной стороны, денег было, ох, как жалко! Тем более, что были бы они ему очень даже кстати, поскольку намылился Хлопов как раз на две недельки в Черногорию. Говорят, что там очень привлекательные девушки. А, с другой стороны, просто так не отдать – дело рискованное. Тем более, что и жена на дыбы стала. Ультиматум даже изволила предъявить. От нее что угодно ожидать можно. Последнее время, вообще, волком смотрит. Так что и получается, что лишний скандал ни к чему. Нет, надо завтра обязательно предъявить этому прорабу какое-нибудь серьезное обвинение в нарушении договора. Чтоб и пищать не мог. Ведь как получается прекрасно: вы от нас денежки ждете, а мы вам этакий маленький счетец пред ясны очи. И все – пошли вы все к известной матери! Только какой счетец? Вот, в чем вопрос.
Хлопов вскочил с дивана. Бедный Барсик кубарем покатился под стол. Уселся в недоумении под столом и, решив, что уже наступило утро, принялся тщательно умываться. А Хлопов понесся в свою комнату. Подлетев к столу, стал ворошить бумаги в папках. Вот они, все проекты и отчеты по дому! Хлопов уселся в кресло и углубился в изучение документов. Но чем внимательнее углублялся, тем больше убеждался, что ничего криминального в действиях строительной стороны откопать не в состоянии. В документах все было в ажуре. Ну, прямо комар носа не подточит. «Вот чертов буквоед добросовестный! – рассердился Хлопов на подрядчика. - Хоть бы где-нибудь проштрафился! - Хлопов собрал в папку бумаги.- Ладно, завтра на месте разберусь»! – сказал он себе и пошел спать.
Проснулся утром от жуткой головной боли.
-Даша! Где у нас пенталгин? – крикнул Хлопов в квартирное пространство. Прислушался и, не услышав ответа, вспомнил, что жена с ним не разговаривает. «Тьфу, черт!» - мысленно ругнулся Хлопов и поплелся на кухню. Жены не оказалось на кухне. Как не оказалось на столе и привычного завтрака, которого жена должна была приготовить для Хлопова.
«Смотрите, какие мы принципиальные! – рассердился Хлопов. – Оне с нами не разговаривают! Ну, и пошла к чертовой бабушке!» - Он представил себе, что жена, обвязав голову платком, возлежит на кровати, изображая из себя больную страдалицу. Ждет его покаяний. А он, Хлопов, должен униженно поджать хвост и тихонько приползти к ней в комнату, и умолять о прощении. А потом она еще покочевряжится слегка для понту и начнет предъявлять требование насчет какой-нибудь тряпки или бирюльки. «Нет, уж, голубушка! Проходили это уже! Пусть себе валяется! А я на работу пойду».
Хлопов сварил себе кофе, выпил его прямо так, без сахара и бутерброда и отправился на работу. Полдня он просидел в приемной, потом у него была встреча в ресторане с одним нужным бизнесменом. Как он и ожидал, разговор получился конструктивным и многообещающим. В самом хорошем настроении уже ближе к полуночи Хлопов приехал домой.
Жены дома не оказалось. Это было в порядке вещей. Жена почти каждый вечер пропадала в театре: то концерт, то репетиции, то еще какие-нибудь там театральные сходняки. Что поделаешь? Богема! Хлопов давно уже привык к таким вещам. И потому частенько ужинал сам (в компании Барсика, конечно) тем, что жена любезно готовила. Готовить она умела превосходно, как и сервировать стол. И Хлопов очень даже ценил это её качество. Тем более, что вкусно покушать Хлопов любил и всякой ресторанно-кафешной кухни предпочитал домашнюю.
Переодевшись и тщательно вымыв руки, Хлопов вальяжно проследовал на кухню. Стол был пуст. Девственно чист, если не считать кофейной чашки, оставленной им самим на столе еще утром.
Буря чувств пролетела в один миг в душе Хлопова: удивление, возмущение, раздражение, тревога. «Она, что, действительно заболела? Может быть, ей совсем плохо?» - испугался Хлопов и метнулся в комнату жены.
В комнате никого не было. Зато на туалетном столике обнаружилась записка от жены.
«Я ухожу от тебя, - прочитал Хлопов. – Мне противно все, что ты делаешь, и ты сам мне противен. Твой дом и твои грязные деньги мне не нужны. Прорабу я перевела с карточки всю, причитающуюся ему сумму».
«Как, перевела?!» - ужаснулся Хлопов и тут же дернулся в кабинет. Он все еще надеялся, что жена берет его на испуг, когда, открыв сейф, вытаскивал коробку с документами и ценными бумагами. Банковской карты среди других карточек не оказалось.
