Сотворение любви - Глава 12

четвертом этаже в квартире “Д”, как раз прямо подо мной. Оно было накарябано на карточке шариковой ручкой неровными буквами, словно человек писал из неудобного положения, держа листок на ноге или стене. Из кривых строчек выплыло какое-то женское имя, которое я тут же забыл. Тот самый Самуэль, о котором мне было известно лишь то, что он много говорил и мало делал, который не захотел уйти от жены и жить с Кларой, когда она его об этом попросила, и который, по словам Карины, был ушлым эгоистом. Тот самый Самуэль, что бросил Клару незадолго до ее гибели, когда она на машине врезалась в дерево или стену, возможно, перевернувшись после того три-четыре раза. Мне невыносимо сознавать, что я не знаю точно, как погибла Клара. Вдруг она умерла не сразу, зажатая грудой металла? Слышала ли она голоса первых людей, подбежавших, чтобы помочь ей, видела ли пожарных и полицейских? Что, если она была в сознании, и понимала, что умирает, чувствуя ужасную, неотступную боль, предвестник конца?

Мне хотелось знать, был ли рядом с Кларой кто-нибудь, кто держал ее за руки, успокаивал, пока она умирала.

Я поднялся по лестнице и, почти не сознавая того, подошел к его квартире. Мне пришло в голову позвонить в дверь, а как только он откроет, сразу в лоб, не представляясь, без всяких объяснений, выпалить: “Мне очень жаль, Клара погибла”. Я представил, как он остолбенело замрет на месте, сознавая весь ужас своего положения, поскольку за спиной стоит жена, и ему придется выкручиваться и врать ей.

- Какая Клара? – пожалуй, спросит он. – Я не знаю никакую Клару.

- Какой же ты трусливый сукин сын, Самуэль! – с удовольствием отвечу я. – Твоя любовница погибла совсем недавно, а ты...

И, может быть, в эту минуту его жена поймет, что за человек ее муж, и, не говоря ни слова, пойдет собирать чемодан.

Я стоял на лестничной клетке перед дверью его квартиры. На небольшой черной металлической решетке на уровне лица висел крошечный игрушечный снеговичок, как в андалузском доме, хотя на дворе только сентябрь. Решетка здесь вообще не нужна, потому что за ней находится не люк, а деревянная, резная, темно-зеленая дверь, похожая на мою. В этом доме все однотипное, в том числе и ванная комната, в которой когда-то фотографировали Клару: обнаженной и в пеньюаре, лежащей в ванной и стоящей у раковины, доверчивой и, возможно, счастливой. Я видел этого снеговичка не раз, поднимаясь и спускаясь по лестнице, когда мне не хотелось ждать лифт. Я часто спрашивал себя, как долго он здесь провисит, оставят ли его до следующего Рождества или нет, но никогда не интересовался, кто живет в этой квартире: мужчина или женщина, обычная пара или семья с детьми, молодые или старики? И о чем говорит этот снеговичок – шутка это или пофигизм? До этой минуты, я никогда не задумывался над очевидностью, что под моей ванной есть другая, похожая ванная, а под ней еще одна копия.

Я подошел к двери и прислушался. Все указывало на то, что в квартире никого нет: не было слышно ни музыки, ни голосов, доносящихся из телевизора, ни шагов, ни разговоров. Я достал из кармана брелок с ключом и ткнул острием в дверь. Замок и ручка двери оказались надежными. Я с силой надавил на ключ и провел им по двери. Из-под ключа на пол посыпались крошки зеленой краски. Я водил ключом по двери во все стороны – вверх, вниз, по кругу, восьмеркой. В любую минуту из другой квартиры на площадку мог выйти кто-нибудь и увидеть, как я царапаю ключом чужую дверь. Я торопливо прокорябал еще несколько загогулин и помчался вверх по лестнице, преодолевая два последних пролета. Дома я немедленно налил себе стакан бурбона, изо всех сил сдерживая свое желание позвонить Карине и рассказать ей о своей проделке.