Игнат

  Над городом взошло жаркое июньское солнце. Горячий ветер бодро гонял по пыльному асфальту, словно по льду, мятые газеты и рваную упаковку. Внутриквартальный двор ещё спал, лишь детские качели, от резких порывов ветра, слегка покачиваясь, тоскливо поскрипывали. Три мятых, неумело изрисованых, мусорных контейнера, переполненных, ни кому не нужными вещам и остатками гнилой еды, стояли на проезжей части, занимая сразу же несколько парковочных мест. Они, как жирная наживка, привлекали к себе голубей, бездомных собак и бомжей.   
  Бомжи - люди без определенного места жительства. Отбросы общества. Его изгои. Они, как и мы, все разные. Кто-то из них хронически не любит работать и готов сдохнуть в подворотне, от помоев и сивухи, лишь бы не приносить пользу своему обществу. Кто-то, когда то был очень богат, но для него жизнь оказалась лишь игрой, которую он успешно проиграл, оказавшись бок о бок с такими же неудачниками. А другой просто жил, творил, любил, но оказавшись совершенно бесхитростным был тут же раздавлен жерновами нашей жестокой действительности.

  Раздаётся неприятный, металлический скрежет и крышка с грохотом падает на мусорный контейнер. Высокий, седой старик в белых, тряпичных перчатках, в рваных штанах и в мятом пиджаке, роется в этом мусорном контейнере. Он что-то от туда достаёт, рассматривает, нюхает, отрицательно качает головой и отбрасывает свою находку в сторону.
- Игнат ... Игнат, ты где ? - раздаётся хриплый женский голос.
Старик замирает и растеряно оглядывается по сторонам.
- Маруся ? Марусинька, я тут, - кричит старик и, прихрамывая, идет на встречу к идущей в его сторону женщине. Он подходит к кусту сирени и, сорвав самый крупный цветок, резко разворачивается. Перед ним стоит женщина, среднего роста, в поношенном, вязанном платье. У неё на шее висит, съехавший с растрёпанных волос, мятый, темный платок. На ногах растянутые, все в стрелках, колготки и дырявые, со стертыми каблуками, туфли.
- Ты куда пропал ? Я проснулась, а тебя нет.
- Марусь, так я на работу иду. Сегодня прекрасный день, да еще и пятница.
- На, - Маруся протягивает старику стакан с прозрачной жидкостью - Выпей на ход ноги.
- Нет, милая, я на работе не пью, - старик протягивает женщине цветок сирени, а Маруся, резко отодвинув его от себя, сгибается от смеха.
- Ладно, прости меня, старый. Просто мне ни кто и ни когда не дарил такое, - Маруся успокаивается - Вернешься, как всегда, поздно ?
- Не знаю, как пойдет, день та у нас, как у царей, ненормированный, - Игнат нежно погладил Марусю по волосам и улыбнулся.
- А то смотри, сегодня у Василича праздник, он проставляется, - женщина осеклась и отвернулась от Игната - прости, я совсем забыла, тебе же всё это не интересно, - Маруся залпом выпивает содержимое стакана, равнодушно смотрит на Игната, резко разворачивается и, сильно качаясь, скрывается в кустах уже отцветающей, но еще сильно пахнущей, сирени.
Игнат медленно выдохнул, беззвучно кивнул, подошел к низкой, покосившейся ограде и сел на неё. Он опустил голову и задумался. Игнат очнулся лишь от хлопка входной двери в жилом доме и от громкого, звонкого, детского смеха, моментально разрезавшего воздух. Старик поднял голову и сразу же увидел, стоявшую перед ним,  очаровательную девочку, лет шести. На ней была соломенная шляпка и коротенькое, белое платье в крупный, черный горох. На ногах лакированные, цвета слоновой кости, туфельки. Её овальное личико, ещё по детски пухлое, с двумя глубокими, симметричными ямками, светилось, а светло-серые глаза, не моргая, в упор, смотрели на него. Девочка поправила  рукой свои крупные, белокурые кудряшки и застенчиво улыбнулась.
- Здравствуйте, - тихо сказала девочка и на её щеках выступил румянец цвета спелой малины.
- Здравствуй, красавица, - ответил ей Игнат и тоже улыбнулся - на вот, возьми, - он протянул девочки цветок сирени - это волшебный цветок, он из сказочного леса, его обладатель может загадывать любое желание и оно обязательно сбудется.
- Любое, любое ? Честно ? - и девочка взяла у Игната цветок.
- Честно, моя красавица, я ни когда ни кого не обманываю.
- Спасибо, дедушка ! А ты волшебник ? - девочка широко раскрытыми глазами посмотрела на Игната.
- Да, самый настоящий.
- Кристи ! - громко позвала девочку, проходившая мимо, молодая и очень ухоженная женщина в короткой, золотистой юбке - не мешай дедушке, пошли, мы уже с тобой опаздываем, - она крепко берёт девочку за руку и тащит за собой - и что это у тебя за веник, ну ка выкини, опять руки испачкала.
- Мамочка, это не веник, это волшебный цветок из сказочного леса, мне его настоящий волшебник подарил, - закричала девочка и спрятала сирень за спиной.
- Ладно, пошли, видела я твоего волшебника.
Девочка резко обернулась и посмотрела на Игната, их взгляды встретились, и он, ослепленный светом из её глаз, поплыл в пространстве ...
...
Как сейчас помню, это был июнь сорокового года. Поезд. Плацкарт. Я сижу на нижней полке, пью чай, встречаю рассвет и думаю про себя.
- В следующем году мне уже поступать в институт, - и тут я замечаю, лежащую на столе, военную фуражку соседа, - правда отец меня видит только военным, я же мечтаю только о живописи. Он меня убьет, когда узнает, что я решил поступать в художественное училище. Он художников за людей не считает, а относится к ним, как к насекомым, которых вся страна, по не понятной для него причине, обязана кормить. Всё, не хочу больше об этом, у меня еще целый год впереди. В конце концов всегда можно сбежать из дома, - я смотрю в окно, на пролетающий мимо лес, он совершенно синего цвета, на низкое, полностью затянутое облаками, но уже с предрассветным свечением, небо - совсем скоро я увижу своего любимого дядю Захара. Он родной брат моей матери, но по чему-то именно с ней он, чаще всего, и ссорится. Странные какие-то эти взрослые, всё время что-то делят, о чем-то спорят, не живется им спокойно, - мои мысли текли сами собой и так же медленно, как вытекает засахарившееся сгущённое молоко из банки. Стук колес и равномерное покачивание сделали своё дело и я, совершенно обессиленный, положил голову на руки и крепко уснул.
- Ихнат ! А вот ты хде ! Просыпайси, приехалы, - я резко поднял голову и сразу же увидел, стоявшего передо мной, дядю Захара. Он был высокий, тучный, физически сильный мужчина средних лет. На нем была белоснежная, украинская рубашка и шаровары. Лицо дяди Захара всегда было пунцового цвета, виной всему были его украинские корни, а значит и непреодолимая любовь к самогонке. У него огромные, пушистые усы и крупный, похожий на картошку, нос, всегда с крупными каплями пота.
- Здравствуй, дядя Захар ! Ты прям Тарас Бульба, - мы громко рассмеялись и крепко обнялись.
- Собирайси племяш, карета ужо подана, - и дядя Захар указал на окно, за которым стояла, темно-коричневая, с густой гривой, лошадь, запряженная в покосившуюся телегу с горой сена внутри.
...
Деревня. Пыльная, но ровная, широкая дорога. По обе стороны от неё глубокие и сухие канавы, дождей в этом году почти нет, а за ними глухие заборы, за которыми видны лишь верхушки крон яблонь, груш и слив. Больше всего в деревне неба. Оно окружает тебя со всех сторон. Время от времени слышно мирное мычание коров, крик петухов или лай, охраняющих свою территорию, собак.
Я и дядя Захар не спеша подъехали к одному из домов. Эта был большой, светлый, двухэтажный сруб, полностью построенный руками любимого дяди. Мужик он был, что надо, хозяйственный и рукастый, хоть и с крутым нравом, и частенько, после нескольких стаканов домашней самогонки, он становился и во все неуправляемым, безбашенным и чрезмерно эмоциональным, впрочем, это национальная черта и с этим уж ни чего не поделаешь. Захар остановил телегу и я, кряхтя как старик, начал сползать с неё.
- Шош ты как дид то старый, Ихнать. Тэбе по дивкам бехать, а ты с телехи слизть не може, - дядя Захар засмеялся и слегка толкнул меня в плечо, я тут же спрыгнул на землю.
- Здравствуй мой хороший, как доехал ? - на крыльце дома стояла жена дяди Захара, тетя Катя, и улыбалась. Она была в белом, в мелкий цветочек, сарафане, по верх которого был накинут большой, весь в кружевах, платок. Тетя Катя была прямая противоположность своего крутого мужа, мягкая, добросердечная, очень женственная и спокойная. Не смотря на свой, уже не молодой, возраст она была ещё очень стройная и грациозная.
- Отлично, спасибо теть Катя ! Как вы ?
- Да мы то хорошо, как вы то там, в своих городах ? - тетя Катя спустилась с крыльца и подошла ко мне.
- Да вот, тётя Катя, в следующем году уже в институт поступать, - я стащил с телеги свои вещи, кинул их на землю и крепко обнял свою тётю.
- Совсем большой, - сказала женщина и сильно прижала меня к себе.
- Ну хватыть мне ужо этих кошачых ! На стол накрыла ? Жена ! Жрать охота, - встрял дядя Захар - и Нынку зови ! Ихнатий, помнишь таку ? - дядя Захар лукаво посмотрел на меня.
- Помню.
- Она, давеча, про тебя интересовалася. Ну у сё, пошлы у дом.
...
Городской двор светился от, сканирующих его, лучей солнца. На детской площадке появились первые детишки. Они, с радостными воплями, бегали по всему периметру и пытались запустить воздушного змея. Игнат медленно поднялся с ограды и посмотрел на них. На лице появилась грустная улыбка. Он достал из кармана пачку беломора и закурил. Мятая папироса затрещала и обильно задымилась.
- Олюшка ! Как же я тебя любил, - Игнат смахнул с щеки слезу - да и люблю, - он развернулся и, сильно прихрамывая, побрел по проезжей части в сторону арки. Не дойдя до неё он остановился и прикрыл глаза.
...
Вытянутое помещение с квадратными окнами за которыми уже темно. Длинный стол весь заставлен тарелками в которых недоеденные овощи, картошка в мундире и большие, ломти жирного сала. Множество бутылок с мутной жидкостью и граненые стаканы. Несколько, изрядно выпивших, мужчин и женщин, тихо поют. С другой стороны стола сижу я с Ниной.
- Игнат, я сегодня иду к своей подружке, на день рождения, пойдешь со мной ? - прошептала мне в ухо Нина и тут же покраснела. На вид ей было не больше четырнадцати лет. Она была болезненно худая и вся в веснушках. Толстая, русая коса закрывало пол её подростковой спины и доходила до, ещё несформировавшихся, бёдер.
- А что за подружка ?
- Эта наша любимца, Олюшка ! Пойдёшь ?
...
Чёрное, густое, как бархат, с миллионами, живых, пульсирующих, светлячков, небо, завораживает и, одновременно с этим, манит в свою бесконечность. Горячий южный ветер, ударяя в лицо, заставляет глубоко дышать, вдыхая ароматы полевых цветов, от чего приятно кружится голова. Я сижу рядом с костром, рядом сидит Олюшка и молча смотрит на речку, из-за бегущих по её лицу бликов кажется, что она слегка улыбается. Спокойный и бесшумный, но тугой, поток темной воды отражает идеальный круг лунной тарелки. Я, не отводя от Олюшки глаза, пытаюсь её быстро нарисовать.
- Олюшка, я люблю тебя, - тихо, почти заикаясь, говорю я, тут же откладываю бумагу, карандаш, подхожу к ней, сажусь рядом и двумя ладонями нежно обхватываю её совершенное лицо. Её бледная, почти прозрачная, кожа каррарского мрамора, светиться изнутри. Тяжелые, длинные волосы подчеркивают утонченность и женственность. Но всё это меркнет по сравнению с её глазами.  Два светло-серых, миндалевидных, бездонных колодца. Взгляд, не по возрасту умный и