Они всё ещё пока не встают...

Я видела её всего только раз, когда врачи упаковывали бездыханное тело в черный пакет. Слепая со школьной скамьи, но в тот момент запечатлела мрачную картинку во всех ста процентах зрения. Горе и ужас смерти придали моим глазам зоркость.

Врачи постарались принять все меры, чтобы не усугублять мою душевную травму. Сразу после родов ребёнка унесли из поля моего зрения. Я лишь слышала монотонные показания сухой статистики: девочка, вес, рост, без уродств. Они сделали всё возможное, что было в их силах, самоотверженно продолжали бороться за мою жизнь в то время, когда я всей душой желала умереть вслед за своим ребёнком. В самый последний момент, лежа  на операционном столе, отчаянно извернулась, чтобы увидеть дочь - и застёжка-молния со зловещим жужжанием застегнулась над её головой.

С этого момента нас разлучили. Её увезли в морг, а за мной круглосуточно наблюдали в больнице. Я умоляла врачей отпустить на похороны, но они были непреклонны в своём категоричном отказе. Я заклинала родных подождать и не хоронить так быстро, но они посчитали, что для меня будет лучше, если я не увижу, как её закопают в землю. К концу третьего дня сообщили о похоронах. Наверное, лучшим решением в тот момент было бы порыдать и выплеснуть кому-нибудь на словах своё горе, но шок намертво сковал моё тело. Я не плакала и  молчала. Считала дни, когда снова смогу с ней увидеться.

Кладбище встретило тишиной и спокойствием. Целый город, заселённый костями тех, кого я когда-то знала, с кем общалась и дружила, с кем ссорилась и ругалась, кого любила и кого ненавидела. Только они давно уже дома, а я всё ещё топчу траву, проходя мимо их пристанищ. Радужный город немыслимо быстро застраивается однотипными архитектурными формами, которые подобны временным камерам хранения на вокзале. Его токсично-яркие краски перегружают мой мозг.

Идти приходится долго, несколько кварталов и секторов. По дороге размышляю о том, что родина определяется вовсе не местом рождения, а местом, где покоятся кости твоих предков. И сразу становится понятно: кто есть тебе враг. Всё просто. Враг тот, кто пытается нарушить их упокоенный сон, а тебя  - лишить твоих корней.  В отечественную войну фашисты часто минировали кладбища. Их не останавливали ни могильные кресты, ни часовни.

Черные вороны перелетают с места на место, выискивая, чем можно поживиться. Древний обычай оставлять на могилах питье и еду (где конфетку, а где и стопарь, прикрытый кусочком хлеба), дабы «покормить родных», постепенно изживает себя. Даже на Радоницу люди всё чаще следуют христианским обычаям, и съестного на могилах с каждым годом становится всё меньше и меньше. Такой вот современный парадокс: кладбища остаются без храмов и в то же самое время языческие обычаи перерождаются в христианские.

Все старые погосты когда-то принадлежали каким-либо национально-религиозным конфессиям. Древние православные и католические храмы и монастыри строились в буквальном смысле на костях предков. Священнослужители  владели уникальными знаниями о том, как ухаживать за могилами, склепами и усыпальницами, понимали каков срок их памяти. Они разбирались в свойствах различных грунтов и подземных вод, в процессах распада, вопросах захоронений и перезахоронений и прочих премудростях. Современные кладбища принадлежат коммунальщикам, которые в полной уверенности своей правоты захватили обряд погребения в свои руки и выстраивают огромные некрополи, разделяя их на кварталы и секторы. А новомодные храмы почему-то всё чаще строятся либо в природоохранных живописных уголках, нарушая гармонию заповедной зоны, либо вместо парков, скверов и детских площадок.

В принципе, мёртвому всё равно, где спать. Но всё же христианской душе хочется слышать колокольный звон и молитвы в ожидании небесного суда, когда перед Всевышним предстанут все: живые и мертвые. Но вот почему-то на современных кладбищах всё перевернуто с ног на голову. Даже крест, вколоченный в изголовье вместо ног. А ведь его предназначение в том, чтобы душа при воскрешении первым делом увидела свой крест и поклонилась бы ему. Только вот ведь в чем дело: спят они пока всё ещё крепко и не встают!

Мне было лет пять, когда в серванте своей бабули я впервые обнаружила фотографии с сепия-эффектом маленькой мёртвой девочки, лежащей в гробу, к которому был приставлен огромный деревянный крест.  Девочка мирно спала, приоткрыв маленький ротик. Её кудрявые волосы были убраны под кружевной белоснежный чепчик. Я не могла оторвать глаз: фотографии впечатляли своей скорбной красотой и завораживали. Кто бы мог подумать, что через много лет во мне сработает «синдром предков», и я повторю судьбу, точно так же похоронив своего первенца.

Бабули давно не было среди живых, когда мне приснился сон, что покойница пришла ко мне в гости. И я так сильно во сне ей обрадовалась! А она мне в ответ возьми и сообщи, что пришла посмотреть на свою правнучку. И имя мне её назвала. А я беременной в ту пору была. Проснулась утром в недоумении. Пыталась всё разгадать, к чему был этот сон? А уж когда днем в окно детской комнаты ударились два голубя, всё поняла! Бросилась с ружанцем на колени, рыдала, молилась Всевышнему и просила не забирать. Но всё было тщетно, ибо где-то там наверху всё давно было предрешено.  Когда начались схватки, ребенок умер. Накануне моего собственного дня рождения. Такой вот подарок. С тем именем мою дочь и похоронили.

Между миром видимым и миром невидимым есть тонкая связующая нить. Каждому человеку дан дар эту нить узреть, но не каждый почему-то этим даром пользуется! Нетленные мощи Святых мгновенно связывают нас, молящихся, с их Душами. Я-то ведь, глупая, думала тогда, что меня Бог не любит и оставил. А Он наоборот взял меня за руку и повел по жизни, с каждым разом всё больше открываясь передо мной.

И всё же, кладбище нужно больше живым, а не мёртвым. Все эти роскошные дорогие памятники, венки, цветы и лампады. Они ничем нашим родным и любимым не помогут. Христианским душам, спящим в могилах, нужны лишь наши молитвы и крест, которому  по воскрешении они смогут поклониться. А всё это внешнее убранство, мозолящее своей яркой назойливостью глаза, утешает живых скорбящих. Да и в гости как-то не принято идти с пустыми руками, поэтому я тоже несу в подарок своей дочери цветы и лампадку. Иду, чтобы встретиться с ней и помолиться о её душе.

Никто её душу не отпел. И уже никогда не отпоёт!  Никто за неё в церкви не помолится. Душа мертворожденного ребёнка никогда не попадет в рай. Кто же виноват в том, что её смерть предшествовала рождению? Кто виноват в том, что она не успела принять Святое крещение? Много вопросов и мало ответов. На кладбище почему-то душевная боль утихает. Можно часами стоять в молитвах не шевелясь и не замечая ничего вокруг. Мой первенец уже дома. И лишь только одному Всевышнему известно, как скоро туда приду и я...