Ставрополье, или Новогоднее путешествие в нескольких частях с Прологом и Эпилогом

Ставрополье, или Новогоднее путешествие в нескольких частях с Прологом и Эпилогом

ПРОЛОГ

В этот раз так уж получилось, что Новый год встречать мне было попросту не с кем.
Жена  уехала  к внезапно заболевшей старинной подруге. Дети давно уже выросли, и у них свой круг близких. Друзья же оказались приглашены к своим друзьям, мне не знакомым…
Одним словом, почувствовал я себя всеми покинутым сиротой в огромном городе, который  погряз в предновогодних хлопотах, и ему тоже было не до меня.
Вот поэтому-то  утром 30 декабря, пристроив кота Лёву на неделю к соседям, вышел я из дому и отправился в аэропорт, где совершенно нахально купил билет на рейс, на который уже шла регистрация…
Менее двух часов полёта, и я выхожу в аэропорту города Минеральные Воды, который встретил полным бесснежьем и плюс  пятью градусами, по Цельсию, разумеется. После ослепительно-белой Москвы с минус восьмью за окном, это было похоже на Рай, Русский Рай, разумеется.
Иду сквозь традиционный для аэропортов всего мира строй таксистов, выбирая того, который более других придётся по душе, и останавливаюсь напротив  Иван Николаича – «юноши» шестидесяти семи лет, который после выхода на пенсию занялся частным извозом.
Всё это он рассказал мне уже в машине, когда вёз в отель «Кавказ», находящийся в самом центре города, что в пяти километрах от аэропорта.
Мой новый друг и гид, по совместительству, стоял рядом, но с заселением никаких проблем не возникло, и мы распрощались с ним до завтрашнего утра, кажется, обоюдно довольные друг другом.
Бросил я дорожную сумку во вполне пристойном номере, отведённом мне милой немолодой дамой-администратором, и отправился побродить по городу, потому как в этих краях я впервые.
Симпатичный  провинциальный городок, как мне показалось, не слишком-то и был взбудоражен приготовлениями к Новому году. Или все уже сидели за праздничными столами и говели в предвкушении (признаемся друг другу честно) самого долгожданного праздника для каждого из нас.
Ужинал я в довольно просторном кафе «Шашлычный дворик», где ко мне сразу же подошла официантка Света. Она была толстая, довольно старая и некрасивая. Но всё равно – удобная какая-то. Жить с такими хорошо, потому что они живые. Всегда, даже когда кажутся уже непригодными к жизни…
Баранина, которую мне подали, явно не была коньком  местного повара, но Света сделала блюдо…  милой шуткой, так скажем…

ПЯТИГОРСК

На следующий день я звонил Иван Николаичу в девять утра, ибо мы договорились, что он позвонит мне в половине девятого. Он коротко отрапортовал в трубку:
- Чай уже допиваю и еду. Буду через полчаса…
Именно тут в душу закралась мысль о том, что пунктуальность не в чести у жителей Минеральных Вод. По крайней мере, - у мужской половины этого города. В чём  я и убедился неоднократно в течение прожитой там недели.
Но Пятигорск с его изысканными красотами с лихвой покрыл неприятности начала дня.
Стартовал  для меня он с места дуэли и гибели одного из величайших русских поэтов Лермонтова. На склоне горы Машук сейчас расположился  скупой мемориал, где, как мне показалось, лишними были только каменные грифы, сидевшие по обе стороны стеллы, увенчанной  барельефом поэта. Мой гид сказал мне, что памятник этот стоит именно на том самом месте, где и задохнулся под полою пропитанной дождём собственной шинели  тяжело раненый  поэт, которого «заботливо» прикрыл ею трусливый Васильчиков, а сам сбежал, ибо просто струсил остаться один на один с умирающим в лесу человеком.
А потом был великолепный Провал, названный Ильфом и Петровым в их бессмертном романе «Двенадцать стульев» малахитовой лужей. Это именно то место, где Остап Бендер «основал» свой стремительный бизнес по продаже билетов  при входе в каменную галерею, ведущую к этому сернистому озеру, освещённому сверху через овальное отверстие в вершине горы, прячущей его в своих недрах.
И бронзовые фигуры самого Остапа Сулеймана Берты Марии Бендера Бея и его компаньона Кисы Воробьянинова, «гиганта мысли и отца русской демократии», разумеется, были.
Были и «бесстыжие лужи». Это когда из недр скалы течёт горячая сернистая вода, журча по камням «бесстыжей» же канавы и образуя при спуске  вниз микроскопические озерца, в которых люди купаются даже 31 декабря.
А потом была беседка «Эолова Арфа», выстроенная в конце XIX века известным русским архитектором итальянского происхождения  Бернардацци, произведения которого и по сей день украшают Одессу, Евпаторию и Молдавию.
Стоит эта небольшая беседка на вершине горы, продуваемая всеми ветрами.  Благодаря им и хитрому встроенному механизму,  она  полтора столетия «поёт», свивая звуки ветра в какие-то причудливые и прихотливые мелодии, когда думать хочется лишь о хорошем и нежном, когда душа любого человека напоминает ему о том, что она у него есть…
… А рядом с беседкой стояли две женщины, и одна из них кричала в телефонную трубку:
- Что-о-о?!. Я и с сестрой собственной побыть не могу?!.
А потом уже, обращаясь к той самой сестре и зажимая телефон рукою, говорила:
- Как можно жить с таким инвалидом?..
Она говорила это и всхлипывала. А сама была такая… такая… крашеная дура с убожеством вместо глаз.
Глядя на них, я почему-то вспомнил своего старинного друга Вовочку, который уже давно живёт один. Объясняя мне своё одиночество, он как-то сказал:
- Так кричать на людей нельзя, тем более – на мужчин. Однажды моя жена на меня  т а к  крикнула. Больше мы не виделись…

СУВОРОВСКАЯ – ЕССЕНТУКИ - КИСЛОВОДСК

Иван Николаевич предупредил меня, что завтра, 1 января, он – пас. Ну, то есть, не повезёт меня никуда, ибо у него большой съезд гостей – сыновья с жёнами и внуками, а это – святое – да и закрыто же всё будет.
Безусловно. Я даже не стал возражать, а просто рано утром вызвал «Яндекс-такси», и шофёр Петя повёз меня в станицу Суворовскую,  в серные бани.
Когда мы туда приехали, то оказалось, что работать они начнут только с двух часов дня. Это меня даже не очень удивило: 1 января же! Петю, кажется, тоже. Вот он и предложил мне:
- Здесь полдня торчать бессмысленно: всё равно смотреть нечего. Давайте, я вас в Ессентуки или Кисловодск увезу. Просто водички попьём. И вы хоть глянете на эти симпатичные города.
Я был в полном восторге. Потому и двинулись мы немедленно.
Ессентуки оказался тихим провинциальным  городом: ещё бы! Первого-то января, после новогодней ночи, - почти целиком состоящим из санаториев. Мы попили в одном из бюветов знаменитые «Ессентуки № 4» и «№ 17», в тёплом и охлаждённом варианте. Петя же сказал мне, что вода в этом городе «самая сладкая и добрая». Потом, сообразив, что я могу не совсем точно понять его комплимент «добрая», добавил: «Ну, для желудка… Вот кисловодские воды – это жесть!..»
Прощаясь с Ессентуками, я подумал, что, наверное, это идеальное место для немолодых и очень немолодых супружеских пар, потому что в восемь вечера на улицах уже наверняка пусто, а в десять, возможно даже, гасятся и уличные фонари.
В Кисловодске же мы бродили, останавливаясь то у памятника Лермонтову, то у статуи его «Демона», пылавшего красными очами из-за решётки в одном из гротов парка, то у Собора Святителя Николая Чудотворца. Пили такой знаменитый ранее «Нарзан» в не менее знаменитой Нарзанной галерее, где вдоль всей стены, противоположной окнам, расположился миниатюрный вернисаж: выставка-продажа работ местных художников. В основном были это милые, иногда полупрофессиональные местные пейзажи. Но вот имя и работы Натальи Литосовой я запомнил, кажется, навсегда. Она – великолепный рисовальщик. Кроме того, - умный и думающий по-своему человек. Возле её картины «После Афонской службы» мы с Петей простояли долго, пытаясь понять, храм ли православный «рассказывает» нам художник, или, быть может, говорит о геенне огненной. Когда же перешли к следующему полотну, то разговор с автором продолжился. Называлось оно «Прошлая жизнь» или очень похоже…  Перед нами было распахнутое окно с почти уже сгнившей деревянной рамой, из которого словно бы выпорхнула под порывом сквозняка лёгкая газовая занавеска. Почему-то казалось, что в комнате за нею живёт старуха, которая сейчас лежит на своей ветхой кровати или даже топчане, свернувших калачиком, и не удивится даже, если мы сейчас в это окно заглянем.
В суворовские серные бани мы так и не попали, потому что напрочь забыли про них.
Обед наш в каком-то небольшом ресторанчике  при выезде из города был скорее похож на ужин, потому что там работал уже ди-джей, а посетителей, кроме нас, не было. Он, маленький, пухлый и весь какой-то современный, подошёл к нашему столик так, словно – подарил. Себя – нам. А потом галантно… нет, пожалуй, галантерейно стал спрашивать, что бы мы хотели услышать: «Девочку с севера» или песню на стихи «Мандильштадта» - именно так он и произнёс фамилию Осипа Эмильевича. При этом вид сохранял – царственный…

ЖЕЛЕЗНОВОДСК - УАСТЫРДЖИ

Этот город Ставрополья, куда мы отправились с совсем ещё молодым водителем Серёжей, останется у меня в памяти как некий южный Петергоф с его миниатюрными гротами, лестницей-каскадом, павильонами с колоннадами, где пьют всё ту же живительную кавказскую минеральную воду, с которой «главное – не переборщить». Сергей предупредил меня об этом, ибо в противном случае ваши проблемы с желудком растянутся не на одни сутки.
Сергей же предложил мне съездить в Алагирское ущелье, ибо такой красоты, по его словам, я ещё никогда не видел.
На самом деле, горы Осетии восхитительны и великолепны в своей суровости. Здесь взору путешественника откроются и синие, как небо над головой, озёра, некоторые из которых покрыты льдом, а какие-то едва дымятся тёплым паром. Здесь будут и громкие горные реки Ардон и Цейдон. Будут и настоящие тоннели, прорубленные сквозь толщу кавказских скал.
И почти потрясением может стать для вас памятник  Уастырджи. Над головою едущего через Цейское ущелье вдруг, прямо из толщи скалы, возникнет рыцарь на вздыбленном коне, нависающий прямо над дорогой. Среди христиан любой конфессии мира особым почтением пользуется Святой Георгий. Почитается он и осетинами, причём – особенно, почти наравне с Богом.  В местной традиции носит он имя Уастырджи – покровителя всех мужчин и путников. А рядом с полотном дороги стоит гигантский котёл, закрытый крышкой, в которой есть узкая щель, посредством которой каждый потомок древних сарматов, да и просто любой странник,  оставляет пожертвование.
После того, что мы видели,  говорить возможно было только о самом сокровенном, важном и добром. Вот и мой спутник Серёжа, когда мы прощались с ним у отеля, прежде чем пожать мою руку, любовно погладил капот своего автомобиля и сказал мне:
- Знаете, когда я измучусь за день, то мне кажется, что и машина моя устаёт. Урчать она начинает как-то по-особенному, вкрадчиво, словно просит: «Не гони…  Дай и мне перевести дух…»

ЭПИЛОГ

Шестого января, прежде чем ступить на трап самолёта, который унесёт меня домой, за полторы тысячи километров от этих мест, я обернулся и в последний раз посмотрел на эту дивную землю, Русский Кавказ, «Русский Рай» хотелось бы сказать…
Здесь даже воздух… прозрачен и глух, сладок и незаметен. Это,