Чертово бегство

вечерний сериал, он неслышно юркнул в свою комнату, где замер от неожиданности.
В темноте комнаты, посреди стола, на фоне освещенного уличными огнями окна он увидел сгорбленную фигуру черта. Тот сидел на столе, опираясь обеими руками на край стола и подавшись всем телом вперед. Голова его свисала вниз так, что подбородок упирался в грудь. Казалось, что потолок давил на него. Услышав шаги, фигура подняла голову, и Виктор Петрович не узнал в ней вчерашнего черта. Пятачок его в свете уличных огней переливался оттенками красного цвета, глаза были налиты кровью, а не былой самоуверенностью. От этой раздавленной фигуры веяло растерянностью.
- Да, это снова я, - нарушил тишину черт тихим скрипом. -  Можешь не проверять. Ни один номер не выпал, - не проскрипел, а сипло пробубнил черт, бессильно опустив голову. Он был подавлен и не мог скрыть своего состояния. Это удар.
- Этого не может быть, - бормотал он, не поднимая головы. Вдруг все тело его словно подбросило в конвульсивном рывке, и он резко повернул в сторону Виктора Петровича рожу с красными глазами и таким же пятачком:
- Билет! – взвизгнул он пронзительно. -  Где твой билет?! Виктор Петрович протянул ему билет, и черт жадно схватил его, но тут же отбросил прочь:
- Нет! Все верно, я ничего не перепутал, - уже шепотом скрипел он самому себе. Следующие слова были адресованы Виктору Петровичу, на которого черт избегал смотреть:
- Завтра, все будет завтра. Номера будут те же самые. Не перепутай, завтра, - бубнил черт. Он щелкнул хвостом и растворился, оставив ничего не понимающего Виктора Петровича наедине с его мечтой о выигрыше. Не подходя к компьютеру, тот повернулся и пошел спать.
На следующий день Виктор Петрович, следуя словам черта, заполнил билет с теми же номерами, не зная что и думать по этому поводу. День запомнился только ожиданием вечера, с наступлением которого Виктор Петрович с новой надеждой прокрался в свою комнату, но увиденная там картина заставила его забыть обо всем.
На полу комнаты, сливаясь с темнотой угла, прижавшись спиной к боковине письменного стола, сидел черт. Он сидел, поджав ноги и обхватив их руками, положив голову сверху на торчавшие колени. Глаза его были закрыты. Сегодня не только свиной пятачок, но и уши пылали красным цветом. Услышав шаги, он как по команде высвободил из объятий колени и пружинно выпрямился во весь свой маленький рост, сверкая красным пятачком.
Виктор Петрович невольно вздрогнул при виде его распрямившейся фигуры, серебрившейся в лучах уличного света. Вся его мохнатая шуба сверху донизу, на ногах, на руках, на голове, даже на хвосте, была седой! Разве что он попал в какое – то чистилище с перекисью водорода. Но по его виду было понятно, что причиной таких перемен было совсем другое – не наружный душ, а жар внутреннего огня, который сжигал его изнутри до полного поседения.
Распрямившись, черт не уселся вальяжно на стол с видом хозяина, а устало плюхнулся в кресло и сразу обмяк в нем, как обвисшая шкура на плечиках гардероба. Красные, воспаленные глаза его блуждали по сторонам. Говорить ему явно не хотелось.
 - Ты пришел проверить тираж? – все же прошептал он без привычного скрипа в голосе и не глядя на Виктора Петровича:  
 - Ты, конечно, должен его проверить, как полагается, - медленно, с трудом шептал черт, и было видно как пальцы его отчаянно впиваются когтями в подлокотники кресла, пронзая их мягкую ткань. Да, я обещал, - он уже не шептал, а бормотал, как в бреду:
- Я обещал. Мне подвластны на этом свете любые магии чисел, слов, заклинаний, проклятий – это моя стихия, подвластная мне как слуге того, - он осторожненько потыкал пальцем вниз. -  Того, чье имя нельзя произносить даже нам, его слугам. Казалось, что с каждым словом черт теряет свою силу, но он продолжал бормотать:
- Если вчера я подумал, что случилось недоразумение, и я напутал с твоими каракулями вместо чисел, то сегодня я раздавлен, уничтожен.
Наступила пауза, было слышно только его тяжелое дыхание.
- Мощь моей нечистой силы, накопленной за тысячелетия, оказалось бессильной перед людской хитроумной техникой. Черт убрал руки с подлокотников, на которых остались рваные раны от его когтей. Он в бессилии развел руки, глядя в пол:
-  Я все сделал. Сила моя не ослабела, можешь мне поверить. Твои шарики с номерами были подвластны мне как цыплята в инкубаторе, это плевое дело, - черт дышал тяжело. -  Я видел и шарики, и барабан с ними как тебя, я был рядом с ними, невидимый для всех. Шары выскакивали из барабана по моему малейшему желанию. Я сам это видел.
Виктор Петрович заметил, как после этих слов красный пятачок черта покрылся испариной, черта начало трясти мелкой дрожью, отчего седина на шкуре красиво переливалась в лучах уличного света.
- Я все сделал как надо, - словно на допросе бубнил черт, тяжело вздыхая. Тут Виктор Петрович ощутил, что вся комната нестерпимо пропахла паленой псиной. А черт продолжал, качая головой из стороны в сторону:
- Я все сделал... И что я вижу?! Что?! Включаю телевизор, и своими глазами вижу как из барабана выпадают совсем другие шары!
Последнее слово он выдохнул с жаром, заполнившим комнату новой волной запаха паленой псины.
 - Я отказываюсь это понимать! – его когти снова вонзились в беззащитные подлокотники и начали их рвать. - Что творится в этом мире?! Кто тут правит?! – черт шипел все яростней, наполняя комнату жаром своих речей. -  Шкура моя сгорит от стыда и бессилия, меня жжет огонь изнутри.
Виктор Петрович чувствовал, действительно, что стоит словно возле раскаленной печи. От кресла вдруг начали подниматься струйки дыма, к запаху паленой псины добавился запах тлеющей материи. Черт, казалось, ничего не замечал вокруг:
- Как я скажу ЕМУ об этом?! Как?! Что я бес, и я бессилен? А если ОН сам узнает об этом, то будет еще хуже!
Было видно, что муки черта усиливались, и он корчился в кресле из последних чертовых сил.
Вдруг черт встрепенулся:
- Нет! Не бывать этому! - кричал он самому себе как в горячке. -  Нет мне здесь места! Прочь отсюда!
Он резко вскочил с дымящегося кресла, не обращая внимания на Виктора Петровича, схватил в руки хвост, шлепнул им себя, как плеткой, по спине и бросился к окну, вместо того, чтобы привычно исчезнуть в облаке.
Виктор Петрович машинально закрыл глаза и втянул голову в плечи, ожидая услышать звон разбитого стекла, треск рамы и крики прохожих на улице. Когда он открыл глаза, то увидел, что стоит один в комнате рядом с креслом, подлокотники которого разодраны в клочья, а по сиденью быстро разбегается во все стороны тлеющее пятно. С криком: "Мать честная!" Виктор Петрович сорвался с места и кинулся прочь из комнаты. Он распахнул дверь. Волна свежего воздуха ударила в нос, заполнила легкие, облегчив дыхание. Виктор Петрович бегом вернулся из кухни с графином в руках и выплеснул воду прямо в кресло, в тлеющее пятно. Пар, дым, удушливые запахи заполнили комнату, ничуть не напоминая прощальное облачко черта, но Виктор Петрович и так знал, что никакого черта уже нет.
На улицах города в тот вечер москвичи могли увидеть удивительное зрелище, если бы они не отвыкли от привычки поднимать глаза к небу и смотреть на звезды. В тот вечер можно было увидеть, как яркая светящаяся точка взмыла вверх над крышами домов и стремительно помчалась ввысь, туда, к звездам, прочь от этих крыш, прочь от этой планеты. Это не походило на звездопад, это походило на бегство. Астрономы не успели зафиксировать странное явление из жизни звезд, не похожее на звездопад, настолько маленькой была яркая точка, и настолько стремителен был ее полет.
Виктор Петрович сквозь дым пробрался к окну и с облегчением открыл форточку. Он тоже не видел полет яркой точки и не мог как она улететь прочь, но он испытывал чувство благодарности за то, что никогда больше не пойдет к лотерейному киоску. Выйдя из комнаты, он прикрыл дверь и пошел спать. Все мысли его были теперь о том, где достать денег на новое кресло. Вопрос о том, почему же все-таки он не попросил деньги у черта, Виктор Петрович будет задавать себе потом, всю оставшуюся жизнь.