Вредный эксперимент

радужных надежд, на колючую реальность автошколы, оправдываясь в дальнейшем перед самим собой тем, что его никто не предупредил о необходимом условии успешного получения водительских прав, которое заключалось всего лишь в умении водить машину.
На курсах набрали группу в двадцать пять человек, и Виктор с радостью увидел там знакомое лицо такого же молодого папаши, с которым они водили детей в одну группу детсада и оказались за одним столом. Звали его Коля Погорелый, не по причине пожара, а просто фамилия у него была такая редкая. Коля, в отличие от Виктора, в свое время не утруждал себя никакими институтами, после армии вкалывая стропалем на заводе ЖБИ. Это позволило ему накопить на Москвич – 412, продвинутый по тем временам автомобиль, о чем Виктор и мечтать не мог, как не мог бы представить в руках кучу денег за такое авто. На первом же занятии группе был первым вопрос о том, кто не умеет водить машину. Виктор радостно поднял руку, с удивлением обнаружив, что таких рук поднялось всего три, из них одна рука принадлежала ему, а обладателями других оказались два старичка явно пенсионного возраста. Все остальные сидели в классе с таким видом, словно уже завтра были готовы получить права и покончить со всей этой тягомотиной, на которую Виктор собирался как на волнующий и приятный праздник. Всей троице объявили, что до начала езды на машине их ждут занятия на автотренажере, который стоял в коридоре и представлял из себя каркасный контур автомобиля без колес, из тонких трубок, с водительским сиденьем внутри каркаса и торчащим рулем перед этим сиденьем. Позже Виктор узнал и о, невидимых снаружи, педалях, ставших для него неодолимой голгофой.
После этого группу разбили на две части для вождения на Жигулях и на Москвиче. Виктор охотно записался вместе с Колей на Москвича, не видя для себя никакой разницы между этими белыми пятнами и радуясь словам Коли о том, что скорости у Москвича переключаются как у Запорожца. Еще Виктор был рад тому, что группе откровенно повезло с преподавателем по правилам дорожного движения. ПДД им читал бывший преподаватель военного училища, который, похоже, тосковал по своей работе и выкладывался на занятиях с удовольствием. От буквы до буквы рассказывал он очередной раздел Правил, словно препарировал на операционном столе каждую главу, разжевывал слушателям каждую букву и следил при этом ,  чтобы все они достигли ушей,  перед ним торчащих и переварились там, где им положено перевариваться. Понятно, что в таких условиях Виктор с жадностью впитывал в себя новую информацию и с легкостью все запоминал на занятиях, не заглядывая в сами Правила, выучив все на слух. После каждой темы были контрольные и Виктор их с самого первого раза сдавал первым и раньше всех уходил с занятий. Коля Погорелый, более привыкший на работе к своим стропам и панелям ЖБИ, нежели к тетрадке и ручке, подолгу потел над контрольными и делал много ошибок. Но Виктор все равно ему завидовал и считал настоящим шофером, слушая его рассказы о том, как он гонял на разных машинах.
На переменках, когда все уходили курить, Виктор со старичками осаждали тренажер, по очереди забираясь в этот скелет автомобиля. Для Виктора это были первые прикосновения к рулю, к педалям! Оказалось, что ему надо было научиться одновременно включать рычажок поворотника, нажимать на педали, да еще переключать рукоятку скоростей и как же это было возможно, если все эти штуки находились в разных местах? Этого он никак понять не мог и никакие ПДД помочь ему в этом не могли. Как можно было нажимать те чертовы педали, если сначала их надо было увидеть – где они там находятся?! Ноги его педали могли нажимать худо – бедно, но видеть они эти педали никак не могли. Виктору приходилось каждый раз наклонять голову вниз в поисках глазами того, на что надо нажимать. Ладно хоть сердобольные из некурящих подсказывали что надо делать, да и Коля временами подходил, показывал и советовал, хотя для него все это было неинтересно, как если бы молодой мамаше вместо ребенка предложили нянчиться с куклой. Виктор сидел в тренажере и видел перед собой экран с изображением дороги, которая поворачивала при повороте руля и ускорялась при нажатии на педаль газа. Но Виктору было не до экрана – дай бог с педалями разобраться! Прежде, чем нажать на нужную педаль, он машинально искал педаль глазами, потом нажимал ее, переключал скорость, но забывал про педаль газа и тренажер глохнул как настоящая машина, молчаливым видом выказывая презрение к чайнику, место которому не в приличном тренажере, а на кухне, среди стаканов для чая. Приходилось заводить тренажер снова, и снова ему было некогда смотреть на экран в поисках педалей. Головой Виктор понимал, что во всех этих операциях нет ничего сложного и обезьяну можно научить жать педали, но тело его было далеко от способностей такой обезьяны и не понимало что от него требует многострадальный тренажер.
Много вечеров Виктор промучился на тренажере, пытаясь научиться искать педали ногами, а не глазами, только ноги редко попадали на нужную педаль с первой попытки. Занятия тем временем шли своим чередом. После изучения дорожных знаков началась учебная езда по городу. Однажды вечером в класс вошел низкорослый мужичок без признаков высшего образования во взгляде, но в полном расцвете шоферских манер и особой, шоферской, кепке. Ни больничный халат, ни скафандр космонавта, ни фрак лондонского денди не смогли бы скрыть от постороннего взгляда этих шоферских манер, приобретенных многолетним родством с их величеством автомобилем. На нем была потертая кожаная куртка, лицо украшали добродушные усы. Потом Виктор не мог взять в толк почему они показались ему такими в тот,  первый, вечер. Помахивая ключами, он представился инструктором по вождению с Москвича и предложил желающим начать курс вождения. В дальнейшем Виктор точно помнил, что у него не было ни малейшего желания уйти с этим бравым дядькой, но черт в лице Коли Погорелого шепнул ему сбоку: 
-  Чего ты сидишь? Иди покатайся. Мне-то что? Я и так умею. Иди. Вас ведь на автодром повезут сначала, - авторитетно закончил он. Виктора подкупила та легкость, с какой были сказаны слова - будто ему предлагали семечек погрызть. Подумаешь - на машине покататься! Неожиданно для себя он поднял руку. Инструктор взял еще двоих парней и увел их с занятий. Сначала ехал один парень, потом другой, все было буднично и просто: инструктор почти не вмешивался в их действия и только указывал направление, и все у них получалось! Виктору надо было ехать обратно в автошколу, к центру. Виктор надеялся, что сначала им дадут прокатиться где-нибудь на автодроме или в поле и никак не ожидал такого поворота событий. Ему ехать по дороге?! Среди всех этих машин?! На настоящей машине, не прикрученной к полу?! Он не находил слов, контуженный, словно Москвич был коброй, а сам он – кроликом, прыгающим в пасть этой змеи. Виктор сел на водительское место и впереди у него был не экран тренажера, а забитая машинами всех мастей дорога и ему казалось преступлением садить его за руль. Для него только оставался вопрос о масштабах последствий, которые не заставят себя ждать. В шуме проезжавших мимо моторов он слышал звериный рык стада хищников, приветствовавших в его лице легкую и глупую добычу. На тренажере он успел усвоить главное – надо смотреть всегда вперед и не опускать голову вниз. Кое-что он уже знал, садясь за руль. Мотор работал. Виктор, как на тренажере, старательно глядя вперед, нащупал левой ногой педаль сцепления, нажал ее, переключил рычаг скоростей так же, как это делали до него парни и нажал правой ногой педаль газа. Обычно тренажер у него поспешно глохнул, и Виктор надеялся, что на этом все закончится, но – о чудо! – Москвич вздрогнул и вдруг поехал, совсем не оставив Виктору времени оглядеться на проезжавшие машины, про которые тот напрочь забыл, занятый своей попыткой тронуться с места и абсолютно не готовый к тому, что Москвич возьмет и поедет. Подумать он ничего не успел, потому что справа раздался дикий вопль обладателя добродушных усов:                    
- Поворотник!... Включи!... Поворотник!... Крик инструктора сложился в неожиданно длинную речь, в которой обучающую информацию содержали всего два слова, а все остальные оказались пышным букетом, которым шоферский бог украшает язык любого своего подопечного в шоферском кожане. Но для Виктора, которого на курсах еще не успели приучить к ароматам этого словесного «букета» и к его содержимому, шоферская речь показалась не букетом, а дубиной, оглушившей его голову и сковавшей волю. Учебная терапия инструктора не пошла ему на пользу, но профессионал не замечал ничего и продолжал орать: 
 - Вторую!... Включай!... Вторую!... В новой речи учебных слов было опять два, но букет шоферских изречений неимоверно расцвел в отличие от ушей Виктора, беспомощно увядавших под шапкой. Единственно, чего теперь хотелось Виктору, так это оторвать, отвинтить, отпилить торчавшую сбоку ручку скоростей и запихать ее в орущий справа рот под ненавистными усами. Ехать ему уже не хотелось. Слова справа продолжали лететь и теперь они больше напоминали потревоженный неуклюжестью Виктора пчелиный рой с той разницей, что ни один улей не смог бы вместить содержимого, летевшего в уши Виктора. Парни сзади притихли, восхищенные виртуозностью речей, наверное, они были благодарны Виктору за то, что обычная поездка для них стала поездкой в мир неизведанных слов, которых они не услышали бы никогда за свою серую не шоферскую жизнь. Виктор нашарил правой рукой рычаг скоростей, изо всех сил стараясь не выдать своих истинных намерений. Впереди маячила широкая и высокая спина троллейбуса, равнодушная к его проблемам. Виктор старался как мог держаться за этой спиной, продолжая ехать на первой передаче. Под колесами был гололед, сзади напирал грузовик, фары которого словно разглядывали через заднее стекло Москвича недотепистого водителя, мелькали встречные машины, презиравшие гололед, мельтешили пешеходы – все это заставило Виктора напрочь забыть про тренажерный запас навыков. Троллейбус вдруг встал, и Виктор машинально нажал на тормоз левой ногой, не убрав правую с педали газа. Москвич громко заорал, подражая инструктору, споткнулся о тормоз, и мотор заглох, но в салоне от этого тише не стало.
- Газ!..., - раздавался рев справа. -  Убери... ногу… с газа!.. Сцепление!... Но было поздно – Москвич стоял как тренажер, только посреди дороги. Из сказанного инструктором Виктор при всем своем желании не смог бы воспроизвести на бумаге и сотой доли, опасаясь за бумагу, не привыкшую к таким горячим шоферским словам. Что было дальше, Виктор не помнил, потому что не хотел помнить ни сразу, ни потом, впоследствии. Он не помнил кто ехал дальше, и где он вышел из машины, и как добрался до дому. Когда жена открыла ему дверь, увидев его, она ахнула:
- Витя, что случилось?! Кто умер?! На тебе лица нет!
- Ничего, - кратко успокоил он жену. -  У нас сегодня вождение было.
В ушах стояли палочным боем крики инструктора, от которых горели уши и шумело в голове. Он чувствовал, что не хочет идти к зеркалу и смотреть каким бывает лицо когда на его месте