Цена ИСТИНЫ - глава 6

тётка, вмешался дядька, и пошло-поехало… Вёдра и крышки валятся на землю. Где-то в самой гуще народа взвыла собака… Возле угла на всякий случай дежурила «спецмедслужба». За пивом стояли мужики, и то такого не было.

Когда я пришёл домой, поужинал. Папа спал в будке. Я сказал ему «спокойной ночи». И заметил, что ему меня было уже очень жалко.

29 июня 1972 г.


Опять выдался хороший денёк, и я позагорал на крыше сарая. В основном день прошёл нормально. Много занимался английским языком. Пока учу слова. После того, как выучу слова и правила за 7-й класс, возьмусь за старый материал. Много же у меня упущено, как по английскому, так и по другим предметам. Это всё прошлогодние упущения, а больше всего допущенные мною ещё в Кандалакше. Бугаева не занималась моим воспитанием, не требовала от меня ничего хорошего, а значит, эти упущения я делал из-за неё.

Бабушка дала мне денег на кино. Я хотел сходить в 5 часов, но фильм не состоялся. Когда пришёл домой, занимался теорией музыки.

Вечером немного почитал Лермонтова «Герой нашего времени». Здесь меня поразил один эпизод, конец рассказа «Максим Максимыч». Встреча старых друзей. Как горько и обидно было за своего друга после этой встречи штабс-капитану. «Он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку». Как он не умолял Печорина остаться, хоть на два часика, ничего из этого не вышло. «Я спешу… Благодарю, что не забыли — прибавил он, взяв его за руку». Тогда старик потерял всякую надежду: «Он был печален и сердит, хотя старался скрыть это. — Забыть! — проворчал он, — я то не забыл ничего… Ну, да бог с вами!.. Не так я думал с вами встретиться…» Когда Печорин уехал, он стал высказывать свою обиду его спутнику Лермонтову: «Уж я всегда говорил, что нет проку в том, кто старых друзей забывает!.. — Тут он отвернулся, чтоб скрыть своё волнение, и пошёл ходить по двору около своей повозки, показывая, будто осматривает колёса, тогда как глаза его поминутно наполнялись слезами».

Мне очень жаль Максима Максимыча, и я ему сочувствую. Это хороший человек. Так я считаю.

30 июня 1972 г.


Прекрасная погода. Только жаль, что всё утро я проспал. Папа мне говорит, что утро самая лучшая часть дня. Кто просыпает утро, тот не видит настоящей чистой природы. Мне, в конце-концов, нужно взять себя в руки, и лучше вечером пораньше ложиться, но пораньше и утром вставать.

Днём я позагорал на крыше сарая. Позанимался английским языком, черчением, физикой. По черчению мною упущены правила построения чертежей, разные определения и т.д.; по физике всё забыто за первое полугодие. Сколько запущенного материала. Всё это мне нужно нагонять. Иначе в дальнейшем мне будет ещё тяжелее. «Будь жадным к знаниям, — убеждает меня папа, — единственное место, где жадность поощряется». Но не только нужно знать то, что изучается в школе. Нужно быть грамотным и в обиходе. Всё нужно знать, нужно иметь большой кругозор. У меня же он очень мал. «Тяжело в учении — легко в бою». Это слова знаменитого полководца Суворова. Папа их мне разъясняет так: «Ты сейчас ещё подросток, ты учишься в школе, дома и кругом набираешься житейской мудрости. Всё это, пока ты не взрослый, — учение; Жизнь — это бой. Чем труднее будет сейчас, тем легче в жизни».

Да, всё это так. Жизнь у человека долга, и всю жизнь человек учится, но главный-то период учёбы и происходит как раз в то время, когда он подросток. Так что мне нужно учесть это и делать так, как положено.

2 июля 1972 г.


Весь день ждали дядю Борю. Если всё в порядке, то сегодня должен быть. Но пока его нет.

Мы с папой работали у будки. Сделали ещё одну кровать в дровнике. Если приедет дядя Боря, то я буду спать там, а папа с гостем в будке. Навели порядок в будке, повесили карты. Покрасили оградку под окном.

Сегодня был важный случай. Мы с папой делали что-то в будке. Вдруг слышим: тётка Юлька горлопанит во всю, с кем-то ругается. Мы выглянули. На крыльце сидело человек шесть жильцов нашего дома. Среди них во всю катила матюками на нашу бабушку тётка Юлька. Она, а также и остальные обвиняли бабушку в том, что она в свою очередь на этой неделе не мыла уборной. Все собравшиеся здесь давно «точат зуб» на нас. Это всё подлые, бессовестные люди, которые так и хотят чем-нибудь нам навредить. Папа не может пойти туда и заступиться. Он знает, что могут не выдержать нервы: наговорит плохих слов или «всадит» кому-нибудь за обиду. Он проводил меня туда, чтобы я увёл бабушку. Вот где подлецы: они готовы её растерзать. «Нет, ты вымоешь уборную! — драла пасть охрипшая от натуги тётка Юлька и, обращаясь к гопнице Голицыной, — Не принимай очереди!» Ей подвывали остальные здесь сидящие. Как смеют они так не справедливо упрекать бабушку! Ведь бабушка вчера утром мыла, старалась. Она в десять раз лучше их старалась делала, и сделала на совесть как всякий раз. Дядька Витька, домком-самозванец, тоже вовсю приступал к бабушке. Самозванцем назвал его дядя Андрей, который понимал, кто прав, кто виноват здесь и выступал в нашу защиту. Но мы не думали, что дядька Витька такой, вот теперь и раскрылся. Самозванец он потому, что в домкомы его выбирали всего три человека, его сторонники. Я очень презираю таких людей.

ЗА 9 ЛЕТ ДО ЭТОГО…


ПИСЬМО (Письмо отчима Василия с припиской матери на имя отца из Краснодарского края)

Здравствуй, т. Отшельник.
Я бы должен сказать, что ты человек – гамно. Извини за выражение, но как это ни печально для тебя, это факт.
Как тебе не совестно укорять нас за твои подарки, которые ты сделал Славе? Ты говоришь нам, и внушал Славе, чего мы с тобой уговорились не делать, что ты его отец. Да какой ты отец… Как не совестно после шести лет разлуки с ним приехать к нам, сделать подарок на грош и тут же укорить нас. А где же ты был раньше? И как не стыдно тебе было приезжать? Как твои бесстыжие глаза смотрели?
Мы пошли тебе на уступки, разрешили взять Славу с собой. Мы имели право не пустить даже в огород. Но ты подхалимажем своим расположил нас к себе. Вспомни, ты даже дрожал, когда я спросил, зачем пожаловал к нам.
Скажи, что ты купил своему сыну, если ты считаешь Славу своим сыном? Чем ты помог Лиле в воспитании своего сына? Бессовестный ты, вот!
Ты упрекаешь нас, что мы плохо материально живём и детям ничего не покупаем. А вспомни, чем ты кормил почти грудного Славу? Смешно, и позор – чёрным хлебом с водой.
Ты хвастаешь, что хорошо живёшь. Мы этого не знаем. Но ты такой мелочный человек, что даже Лилиных вещей не отдал, когда она ушла от тебя. В частности, машину швейную, которую ты купил на её декретные деньги. Ты, наверное, на эту машину и оделся, а то ведь, один костюм поношенный был. А вспомни, как ты заложил в ломбард пальто Лили, и как с трудом его выкупил.
Бывает много случаев, когда муж уходит от жены. А от тебя жена ушла, так выходит, ты недостоин даже плохой бабы. И зачем тебе Слава? Ведь если ты соберёшь всех своих детей, то будет детский сад, а ты будешь директором этого садика. Ишь, директор, какой.
Оставь нас в покое, пока не поздно. А то мы подадим на алименты, а ты их ой как боишься. Если ты ещё хоть одно письмо такое напишешь, я должен тебе прямо сказать: дело дойдёт до прокурора за то, что ты всё время нас преследуешь. А суд разберётся, кто прав, а кто виноват. А тебе суд ведь не на руку: тебе могут присудить кое-что весёленькое, я кое в чём, всё-таки, разбираюсь. Всё равно, правда на нашей стороне. Так что, голубчик, подальше залезь в норку и не высовывай своей морды тупой. Меня ты не пугай. Я тоже могу по всякому: и по хорошему, и по плохому
И чего ты приезжал? Ты думал, что Лиля побежит за тобой? Ты ведь не к сыну приезжал, а за Лилей, не так ли, сударь?
Ты получишь всё, что купил Славе. Я думал, от чистого сердца всё делаешь, а ты из ехидства. И вообще, мы не нищие, чтобы собирать Христа ради. И ещё одно тебе скажу: ты Славу никогда больше не увидишь. Даю тебе слово. Точка. Всё.

(приписка матери)

Валенок никаких не надо. Мы купили уже и без вас. Оставьте их себе на память. И вообще, я думала о вас гораздо лучше, а вы оказались действительно мелочные. И кто это поверит такой глупости, что у нас свой сад, а ребёнок не видал ни одного яблочка. Да они у нас и сейчас не выводятся.
И можете не беспокоиться о моей жизни. Я живу нисколько не хуже, а в десять раз лучше, чем жила с тобой, Валентин. А трудности у всех бывают, и с тобой мы не ахти как жили. А сейчас нам не диво, если и трудно бывает, т.к. мы строимся. Да и то мы не хуже других живём, и пока что ни в чём не нуждаемся. Всё.