Дровосек или человек сумевший наломать дров.Гл.9

Дела аппетитного и не очень характера.
– Не знаю почему. – Глядя на то место, где раньше лежала мёртвая девушка, и где теперь усердно работал ветер, задувая следы её присутствия, задумчиво проговорил Свят. – Может я не такой как все. – Как-то совсем не вопросительно, а чуть ли не жизнеутверждающе сказал это Свят, продолжая смотреть туда, куда смотрел, и заодно краем глаза на стоящего сбоку Фому (на этих его словах Фома оценивающе посмотрел на Свята, и не удивился, увидев на нём неприкрытое самолюбование, со своим подчёркиванием собственной значимой самобытности). – Но как бы то ни было, а у меня почему-то от всего этого разыгрался непомерный аппетит. – Сказал Свят, теперь уже открыто и при этом как-то заинтересованно посмотрев на Фому.
Ну а Фома к своему потрясению, совершенно неожиданно для себя, даже несмотря на подходящее для этого обеденное время, вдруг почувствовал в себе точно такое же желание, и это непомерно его удивило, заставив по-быстрому задаться к себе несколькими актуальными вопросами.
– С чего бы это? – вопросом на вопрос откликнулся Фома, услышав со стороны своего желудка такого рода вопросительное бурление, означавшее, что там внутри у него живо интересуются, когда же он, наконец, будет вовремя, а не в самый неподходящий или того хуже, последний момент, о собственном благополучии думать.
– А может во мне действительно что-то такое есть, что… – и новый вопрос Фомы не прошёл своего многоточия. А он, будучи перебит ворчливым поведением всё того же желудка: «Человек есть то, что он ест, и точка!», – не смог закончить это своё вопрошание. При этом Фома и возразить на это ничего не может, он и сам придерживается точно такой же точки зрения – а его желудок этим пользуется.
Но Фома в тоже время и в дискуссии вступать не собирается, его сейчас крайне заинтересовала одна мысль, которая и родила последний, но не по степени важности вопрос-ответ. – Неужели это знак? И я сам того ещё не осознавая, становлюсь сыщиком? Ведь у меня по ходу дела, такие же точно привычки, пристрастия, а может и нюх к справедливости, что и у Свята. А это уже что-то да значит. – Фома от всех этих своих мыслей так взволновался, что не удержался от улыбки, которую Свят заприметив, интерпретировал по-своему.
– Да ты, как я посмотрю, и сам не прочь за обе щёки натрескаться. – Усмехнулся Свят, глядя на Фому. – А это мне нравится. И хоть я и не люблю делать поспешные выводы, но если ты сейчас отведёшь меня в приличное и недорогое место, чтобы отобедать, – и чтобы оно было недалеко, а близко, – то я предположу, что мы с тобой сработаемся. Ну а Фома, получив такой шанс на доверие, конечно не имел права ударить в грязь лицом, хотя залезть в неё туфлями он уже умудрился, и он не ударил, ударив только по своим рукам и, заявив, что он знает отличное место неподалеку. – К тому же это заведение находится от места преступления так буквально близко, что даже подозрительно. – Многозначительно сказал Фома, вслед добавив. – И, пожалуй, не помешает опросить персонал заведения, что они может быть слышали или видели подозрительное, что указывало бы на это преступление. А не скажут, то пусть пеняют на себя.
– Да ты, как я посмотрю, шустрый малый. – Покачав головой, засмеялся Свят. – Не прочь совместить приятное с полезным.
– Не прочь. – Согласился Фома и в ответ на последующее заявление Свята: «Веди», – выдвинулся на выход из этих задворок парадной жизни людей, живущих по другую сторону этих домов. Тогда как для кого-то это было совсем не так. Да для того же вызвавшего службу спасения бомжа Силыча, ставшего на это время ответственным и неравнодушным гражданином, а так он всю свою жизнь вёл себя безответственно, что в результате и привело его сюда, на эту парадную бомжатской жизни.
Фома же тем временем не просто ведёт Свята, а отвечает на возникающие по мере хода вопросы Свята. Ну а Свят между тем, хоть и ведущий оперативник их отдела, но всё же простой человек, и в немалой степени подвержен влиянию любого рода бытия – как вот например сейчас, когда его так припёрло с разгоревшимся аппетитом. И поэтому он не может без того, чтобы как-то обходиться без влияния на ход своих мыслей со стороны своего нутра, которое по мере своего голода, имея на него всё возрастающее влияние, начало себя вести к нему чрезвычайно требовательно.
– И чего это мы еле ногами передвигаем? – Сразу сходу, достаточно звучно пробурчал внутри Свята вечный возмутитель его спокойствия, его имеющий немалый вес желудок (Фома как оказывается, очень верно для себя заметил, что у него много общего со Святом). И не успевает Свят выразить только надежду (для его желудка не существует оправданий для его голодности) на своё оправдание, мол, это будет в глазах его стажёра выглядеть не слишком прилично, как этот голодный субъект своего права, с далёким посылом заявляет Святу:
– Ну, хорошо, смотри на этого Фому и поступай так, как он на то тебя напрягает, но при этом знай. – Здесь следует тревожно убийственная пауза. – Чем дольше ты идёшь, тем больше аппетит у меня разыгрывается. А тебе ли не знать, к чему это, как правило, ведёт. – Стальными нотками в голосе проговорил желудок.
– К чему? – с дрожью в голосе, явно прикидываясь, что он ничего не понимает, а этому уже противоречит его дрожащее поведение, спрашивает Свят. На что его жестокий и голодный до всего собеседник отвечает не прямо, а через заковыристый вопрос. – А ты деньги дома, случаем не забыл?
– Да вроде бы нет. – Похлопав себя по карману пиджака, где прощупывался портмоне, ничего не понимая, дал ответ Свят.
– Тогда смотри, чтобы хватило. А то я сегодня, а всё ты виноват, раз так оттягиваешь неизбежное, так голоден, что готов, сам знаешь, кого съесть. – И не успевает Свят заверить себя в том, что вроде бы денег должно хватить, как желудок, услышав это его «вроде бы», немедленно взрывается бурлением, предупредительно заявляя Святу: 
– И смотри Свят, если сегодня ты меня не послушаешься и решишь на мне сэкономить, то я тебе этого на этот раз не прощу. Изжогой, гад, замучаю.
И Свят, оказавшись в таком, даже не незавидном, а в почти что тупиковом положении, где всё внутри него восстало против его здравомыслия, пока ещё не стало поздно и он не оказался перед фактом смотрящего на него непомерного счёта с чека, решает уточнить у Фомы, насколько дорого ему будет стоить посещение этого заведения. И куда может быть стоит зайти, лишь для того чтобы только по долгу службы опросить персонал; а не как в личных потребительских целях.
И Свят заходит со своего далека. – Слушай, а как там всё-таки кормят? Стоит тех денег, которые они за это запрашивают? – Ну а Фома не слишком далёк и всё сказанное Святом принимает на свой нежадный счёт. – Всё-таки Свят не без недостатков. Не прочь сэкономить на своём желудке и на мне. Как будто не знает, что на желудке и на учениках не экономят. – И Фома от таких своих мыслей не сдержался, с осуждением покачав головой. Правда Фома, пока это его качание головой не вызвало у Свята своих вопросов, спохватывается, и даёт ответ:
– Там можно экономно отобедать.
И тут Свят, как будто спохватывается – так себя ведут люди, которых осенила какая-то очень перспективная мысль-открытие – и переспрашивает Фому. – Как ты сказал?
– Экономно. – Ничего не понимая, в полной растерянности говорит Фома, глядя на остановившегося Свята.
– А тебе это ни о чём не говорит? – спрашивает Свят Фому, и чтобы тот не сильно спешил с озвучиваниями своих глупостей, добавляет. – Только не спеши спешить. – И от этих слов Свята, кто-то очень ему известный внутри него ещё больше возмутился. Фома же в свою очередь, находясь под прицелом взгляда Свята, демонстративно так задумался, и к своему удивлению додумался. В результате чего его лицо постепенно преображается в улыбку, после чего в свою осмысленность и в конце всего этого его ознаменования, он озвучивает то, до чего он додумался.
– Экономист. – Вдохновенно говорит Фома и Свят в согласии ему кивает в ответ головой. После чего Свят приободрённый тем, что в этом тёмном и нехорошем деле появилась первая ниточка, а она, по мнению Свята, обязательно к чему-нибудь да приведёт, решил поделиться своим настроением с Фомой, приободряюще похлопав его по плечу. После чего он вновь становится серьёзным и обращается к Фоме (он с улыбкой подходит только к преступному элементу, но никогда к самому делу, для которого у него только серьёзный тон и выражение лица приготовлены).
– Значит, слушай меня. – Посмотрев в упор на Фому, проговорил Свят. – Что-то мне подсказывает, что в этом кафе наверняка есть камеры наружного наблюдения. А раз так, то первое что напрашивается из всего этого, так это то, что нам непременно нужно забрать записи с них. – Свят убедившись, что Фома всё отлично понял, переходит к основному своему посылу. – Значит, заходим, осматриваемся и пока я разбираюсь с администратором, ты идёшь в служебное помещение за записями с камер наблюдения. Всё понятно? – Уточняюще спросил Фому Свят.
Ну а что тут непонятного, пока Фома будет делать всю основную работу, Свят будет лясы точить с хорошенькой администраторшей. Правда Фома вспомнив, что там вроде такой хорошенькой, да и вообще какой-другой администраторши нет, а одни только энергичные менеджеры какого и не разберёшь звена, отбросил эту версию как несостоятельную, а взял за рабочую ту, на которую его прямо сейчас надоумил тот, кто вечно у него там внутри голодный сидит. – Свят будет сам трескать за обе щёки, тогда как он обещал это ему.
И хотя эта версия показалась Фому более чем убедительной, он всё-таки пока стажёр и, поэтому, не имея тех властных полномочий, чтобы поставить Свята на своё место, а себя посадить за стол, на то место в кафе, где будет сидеть и трескать за обе щёки Свят, решил, что пусть пока будет так. А вот когда он единолично поймает преступника, то вот тогда он…Но Фоме не удалось додумать и тем самым насладиться ожидающей его славой, а может и поощрительной наградой, после того как он самолично схватит преступника, тогда как Свят в это время будет иметь ответственный разговор с какой-нибудь булочкой с маком – его перебил Свят, сказав: «Пошли».
После чего они отворачиваются друг от друга в прежнюю сторону и уже без остановок на то, чтобы спланировать детали по захвату врасплох администрацию кафе, добираются до этого пункта своего назначения. А у Фомы между тем были весьма интересные задумки на этот счёт.
Так, например, можно было сразу по заходу в кафе обозначить свою непримиримую позицию ко всякому отказу, направив пистолет на самого главного человека в этом заведении… Нет, не на клиента, о статусе которого заявляют висящие на стенах призывные плакаты, – да и Фома что дурак, чтобы целиться пистолетом в эту красотку на плакате, которая там завораживающе и так аппетитно, что самому хочется её съесть, прикусывает сочную булку с сосиской, – а на того, что за возмутительно-наглая рожа прыща, кто является местным заправилой, управляющим заведения. И он, направив на него пистолет, грозно заявит: «Прошу внимания и больше никакого лишнего движения». И Фоме даже добавлять не придётся, что особо волноваться не стоит, это всего лишь плановая проверка