Адское детство

наглухо. Наверху конвойные с овчарками. Руководят коменданты с наганами на ремнях – звери лютые! Трюмы переполнены, думаю, специально, чтобы гибли люди. Темь, вонь, воздуха нет, теснота немыслимая, духота. В уголке закуток – все туда оправляются  прямо на пол. Лужи мочи. Дети кричат, старики стонут, проклятия. Задыхаемся. Слабые  умирают, кричат. Ад кромешный! Самое главное – за что? Всю жизнь родители горбатились.  Ни дня отдыха не было и вдруг? Что же это за народная власть? Фашисты так не делали со своим народом.
- Борис  Дмитриевич!  Но вы же были  коммунистом – и каким  ещё ярым!  Я же помню – вы ежедневно нам читали  лекции  на линейках о том, какой хороший товарищ Сталин! А теперь?
    - Изверг несусветный этот грузин, Николай!  Я три года воевал против Гитлера. Что скажу?  Первый год войны не хотели наши солдаты воевать,  поэтому  было  почти шесть миллионов  пленных  и  мы  отступали.  Не верь сказкам – солдат, танков, самолётов, пушек и другого оружия  у нас было даже больше, чем у Гитлера.  И никакого внезапного нападения немцев не было – это всё россказни! Мы все знали, что скоро война с Гитлером. Это только для бездарного параноика Сталина было всё  внезапно. Он никого не хотел слушать.
    - А почему  же отступали? 
    - Практически вся армия состояла  из деревенских, а мы помнили расстрелы и репрессии против наших дедов и отцов, которые затеял  Сталин, чтобы он  горел  в  аду  синим  пламенем! Гитлер расстреливал  чужих, да коммунистов и евреев, а Сталин  свой народ без разбора – от маршала до простого колхозника.  Миллионы погибли! Детей даже не жалели – с двенадцати лет сажали в тюрьмы!  Сейчас вот, наконец, наступила гласность  и перестройка. Бог  дал России Горбачёва!  Его имя останется в  истории. Если бы не он - эти  кремлёвские маразматики развязали бы третью мировую войну. В ядерной войне погибла бы не только Россия, но и весь мир!  Михаил Горбачёв вывел войска из  Германии и Афганистана, он открыл «железный занавес» и дал надежду и веру всем народам Союза в лучшее будущее.  И вот что ещё. Я уверен, что в скором будущем будут судить эту преступную партию КПСС  и её верхушку. Правда, они так  засрали  мозги людям, что ещё десятилетия их паршивая идеология  будет мешать  нам - жить  цивилизованно. Но правда всё равно победит!
    - Борис  Дмитриевич! Но ведь мы в Великой Отечественной войне  победили!
    - Конечно, победили!  Но какой ценой? Пишут, что тридцать миллионов советских людей погибли.  А немцы воевали на Востоке, Западе, в Африке и многих других местах, а погибло всего девять миллионов. Это с  гражданскими. Чуешь разницу?  Вот результат  нашего бездарного  генералиссимуса!  В войне погибло шестьсот генералов, адмиралов, командармов. А Сталин перед войной уничтожил  их  тысячу  восемьсот!  Это же надо – верхушку армии обезглавил!  Репрессии Сталина нанесли России непоправимый  урон. Я вот только недавно прочитал труды учёных, которые подняли архивы,  их расследования, подсчёты  и ужаснулся!  Если бы не эти репрессии, население России сейчас было бы  пятьсот  девяносто  миллионов! Конечно, это с не родившимися от убитых. Да, мы  победили.  Начали воевать по – настоящему только тогда, когда немцы повели неправильную  политику против нашего народа. Начали также  уничтожать всех и вся, жечь деревни. Мы поняли, что это враг страшный и нас тоже за людей не считает. Гитлер такой же  дурак  оказался, как и Сталин!  Разозлил  советский  народ,  и началась Отечественная война!  Наш Ванька долго запрягает, но быстро едет!  Дали  немчуре!  Пришёл  с  войны после ранения, а здесь всё по старому – везде ежедневно восхваляют  Сталина и власть комендантская.  И  что я мог делать в то время? Сам знаешь, «с волками жить,  по - волчьи  выть!». Если бы я даже намекнул вам что – нибудь  о  правде нашей жизни, всегда нашлась бы  какая – нибудь  сука  и донесла! Не сидел бы я тогда с тобой сейчас за этим столом, а косточки бы мои гнили где – нибудь  далеко отсюда! А доносчиков и сексотов всегда была уйма на Руси.
    -  Ну, давайте про вас. Привезли вас на баржах, а дальше что было, Борис Дмитриевич?
    - Ну вот. Останавливались баржи раз в сутки. Конвойные рассредоточатся на берегу, окружат берег, чтобы не убежали. Выпустят нас - всех шатает, как пьяных. Дадут мужикам лопаты  могилу общую рыть, мёртвых выносят другие. Бабы убирают от  говна  и мочи трюм, застилают  пол травой. Кинут немного хлеба и жмыха – ешьте! Вода в Оби.  Чуть передохнули – снова в трюм! А могила без креста осталась на берегу. Сколько их по берегам Оби и на островах, куда чаще всего причаливали баржи?  Кто считал? Всё забыл народ.
- Борис Дмитриевич! Никто не пытался убежать на стоянках?
    - Как  же? Бежали  самые  смелые, но всех поубивали. Один только, помню, парень  с острова  нырнул в Обь удачно.  Стреляли, стреляли в него конвойные, а он  нырнёт – долго нет. Затем опять вынырнул – и опять под воду. А течение там сильное и недалеко поворот. Уплыл  он - мы все радовались! Так вот. Баржи другие поплыли вниз по течению, а нас выгрузили в  устье  Шегарки. По грязи весенней гнали  вдоль Шегарки  до  места, где  Бакса сливается с  Тоей. Выгрузили – живите, как хотите. Дали лопаты – ройте землянки.  Работали, как проклятые. Осушали болота, корчевали пни, пахали, сено косили. Кто выжил – на следующий год в колхоз! Уже никто не противился. Комендантов вооружённых  сразу трое прибыло – Гонда,  Белокобыльский  и Беликов. Ох, и звери! Сразу заставили мужиков рубить им просторные  избы, чтобы кухня, зал, спальня были, крыльцо высокое от весеннего паводка.  Тюрьму заставили построить – и решётки на окнах нашлись. Наказывали за малейшее прегрешение.  Опоздал на работу – изобьют и в тюрьму!  Сказал не то слово между собой,  осведомитель донесёт и  всё - конец человеку!  Свяжут руки за спиной верёвкой и на телегу. Увезут куда – то. Пропал человек! Страх общий – сегодня его, а завтра тебя! А баб насиловали – и замужних, и девок! Понравилась – взял  силой.
    - Борис Дмитриевич! Да что же это такое? Что это за мужики, что женщин своих отдавали комендантам?
    - Ну вот,  мой – то отец и погиб за жену – мать мою.  Красивая она была. Вот Гонда и стал добиваться её. Отослал отца брёвна волоком таскать от бора до берега реки, а сам к матери. Отец, как чувствовал, а может, мать ему и рассказала, что  Гонда  домогается её. Прибежал домой  в землянку, а там  Гонда.  Дал ему хорошенько отец! Да надо было добить его!  Очухался  комендант, и на глазах матери застрелил отца! Что ему будет? Да ничего!  Вся власть у коменданта. Доложил, видать,  наверх, что  было нападение на него. А мать мою он, сука,  изнасиловал – таки, через месяц после смерти отца. Пришёл к нам пьяный, кинулся на мать. Мы, ребятишки, ревём. Мать сопротивляется, борется. Я самый старший – кинулся на Гонду, брат помогает. Гонда  ударом сапога загнал нас  всех троих под  деревянные нары и изнасиловал мать.  Мы в крови – ревём, мать рыдает. Палач проклятый! Всю жизнь проклинаю его! Чтобы он горел в смоле в аду! Мать не выдержала позора и  повесилась. А нас всех в детдом, который только что открылся в Усть – Тое.
    - Борис  Дмитриевич! Что вы рассказали. Оказывается, у вас жизнь была  похлеще нашей. А что же с братом и сестрой случилось?
    - Померли они в первый же год в детдоме.  Брат сильно простудился, а сестра от отравления пищей. Всё только налаживалось – ни продуктов хороших, ни медикаментов. А  я из детдома сразу на войну, как восемнадцать стукнуло. Воевал, как  оголтелый, хотя это проклятая власть! Не за неё, а за Русь!  Не везёт нам с правителями.  Сволочная  эта власть советская, отнявшая у меня отца, мать, брата и сестру!  Это только  в последние годы при Брежневе и сейчас – при Горбачёве  нам всем стало лучше  жить,  и  нет  репрессий. А что было при Сталине, да и при Хруще?  Вся страна – зона! Тюрьмы,  лагеря, ссылки,  бесконечный страх, неимоверная бедность. Ни одежды, ни продуктов,  налоги, «добровольные» займы.  У колхозников отбирали паспорта.  Попробуй куда – нибудь уехать! Каждого поросёнка, овцу, курицу, даже плодовые деревья  облагали налогами!  А всех коров уже при Хруще отняли у населения и в  племсовхозы! Говорили – они вас накормят  и напоят. Как же – накормили! Уже даже в семидесятые годы  за чёрным хлебом с трёх ночи занимали очередь.  А о белом и не думали!  А строиться - то почему не давали? Земли что ли у нас мало? Вон, говорят, и у вас полгорода снесли (а какие сады были) и переселили всех в каморки панельные, где кухня – четыре квадратных метра. По очереди семья обедает. Что это за власть народная? Эх! Тошно всё вспоминать!  Не жизнь была, а каторга!  Да – а – а! Что говорить - то?  Не буду расстраиваться, закончу. Так вот, на войне ранило и контузило меня. Там же приняли в партию, будь она трижды проклята! Надо же было как – то выживать!  Прислали после ранения опять сюда, назначили директором детдома, а дальше ты и сам знаешь.
В  1949 году  во Вдовино и ближайшие деревни нахлынула новая волна заключённых. Оказывается, комендатура надумала самостоятельно построить через болота и тайгу дорогу от левого берега Шегарки  к правому берегу  Бакчара. Для чего? Шёл широкий поток заключённых. К  нам из Новосибирска по плохой просёлочной дороге (а это 200 километров) и назад из Пихтовки. Внутри зоны действовали суды комендантские и постоянно наказывали  провинившихся арестантов  за каждую мелочь. Не было покоя никому! Отсюда направляли в тюрьмы и другие пересыльные  гиблые лагеря  на притоки Оби и дальше. Старая дорога летом практически непроходима – топи. Для сопровождения заключённых нужно много подвод, охрана – всё это долго и дорого. А дорога Бакчарская сокращала это расстояние вдвое. Но не учли эти бездарные  НКВД - эшники, как это строительство  обойдётся дорого, трудно, а, главное, с какими жертвами. Спешно у нас во Вдовино  построили  новую большую тюрьму. В селе два пруда - верхний и нижний. Соединялись ручьём, который тёк в Шегарку. Вот на берегу нижнего пруда построили новую  просторную тюрьму с несколькими камерами и решётками на окнах. Провинился перед комендантом, не то слово сказал  или дневную норму не выполнил – в тюрьму. При допросах били, а строптивых забивали насмерть. Ночью отвезут на Тетеринское кладбище и вычеркнут из списка.  Некоторых везли в зональную тюрьму районного села Пихтовки. А оттуда  на острова смерти и северные притоки Оби, коих было не счесть! Весной во время паводка  и осенью, когда льют постоянно ледяные дожди, дорога на Пономарёвку и Пихтовку становилась непроходимая. А заключённые постоянно убегали независимо от времени года. Поймают – в тюрьму и ночью, когда деревня спит, расстреливают прямо в тюрьме, чтобы не возить по тяжёлой дороге – так канители меньше. Движок включат – выстрелы глушить. Поставят лицом к стенке  и в затылок! А другие заключённые ночью при свете керосиновых ламп могилы копают. Всё продумано!
Вспомнил  один вечер. Мы повзрослели. Как – то  собрались у матери  несколько интеллигентных десятилетников, недавно присланных во Вдовино. Уж не помню, какой это был праздник, но им  комендант дал несколько часов отдыха и они собрались у нас. Мать сварила