Жил-был посадский воевода с маленькой дочкой Дуней. Хорошо жили. Добра у него было много, дом богатый с дворней. Только хозяйки в доме не было. Дуняша сама со всем хозяйством справлялась, росла на радость своему батюшке.
Но решил воевода, что негоже его маленькой дочке за хозяйством одной приглядывать. И тогда женился он во второй раз. У той бабы своя дочка была, Маланья. Падчерицу свою баба невзлюбила, мужу на нее наговаривала, а свою дочку хвалила. Да только воевода Дуню очень любил и наговоров жены не слушал. Тогда извела воеводиха своего мужа насмерть и осталась хозяйкой в его доме. Выгнала она Дуню из дома в хлев жить, нарядила ее в худое платье и приказала самую черную работу по дому делать. Весь день хулила, била, бранила, досыта хлебом не кормила да не поила, работать с утра до ночи заставляла и покоя ей не давала. А свою дочку Маланью холила-лелеяла. И именем ласковым звала, и пряником одаривала. То сарафан цветной купит, то платочек новенький. Падчерицу свою только Дунькой и величает.
Прошло время. Выросли обе сестрицы. Дуня рукодельница, умница, красавица, кому ж такая не понравится. И от женихов нет отбоя, хоть и платье худое. Молитвенна, смиренна, чиста, как горлица. А Малашка толста, ряба, голос как труба, растяпа да неряха, замучилась с ней сваха: кому не посватает, все в отказ.
Решила тогда мачеха Дуню со света сжить. Велела она падчерице пирогов напечь, в корзину положить и корзину ту в чащу лесную к старухе-лесничихе, бабке ее, снесть.
- Ступай, снеси, - говорит. – Бабке моей гостинец. Кланяйся ей от меня да от Маланьи моей. Старуха одинока и больна, хозяйствовать не годна. Три дня у нее поживешь, похозяйничаешь и домой возвращайся.
В лес так в лес. Взяла Дуня корзину, пошла себе потихоньку, куда велено. Не посмела отказать, и бабку жаль стало, все ж старый человек: доброе сердце у Дуни было. Вот шла она, шла, а лес все гуще, темнее. Ни тропинки, ни дорожки, лишь бурелом один и елки темные. Никак с пути сбилась? Устала Дуня, присела отдохнуть на пенек да съесть пирожок, ведь от одного пирожка в корзине не убудет. А съесть не успела: откуда ни возьмись старичок появился. Борода седа, шляпа широка, стоит, на палку опирается.
- Здравствуй, - молвит. – Дуняша.
Встала Дуня, старому человеку в пояс поклонилась.
- Здравствуй, дедушка. Ты откуда знаешь, что меня Дуней зовут?
- Я - старик-лесовик, всех, кто сюда по грибы да по ягоды ходят, знаю, – отвечает ей дед.
- Да ты, дедушка, никак с дороги. Устал, наверное? По лесу ходить и то силы нужны, – пожалела его девица.
Усадила она его на пенек и свой пирожок отдала.
- Кушай на здоровье.
А старичок спрашивает:
- Ты по что, девонька, в лес пожаловала? Не за грибами ли? Али ягод надо каких?
- Нет, не за грибами, дедушка. Послала меня мачеха к бабке своей, лесничихе, с поклоном гостинец передать и по хозяйству помочь. А как идти к ней не знаю. Заблудилась.
-Плохо твое дело, девица, - говорит ей старичок. – Тебя твоя мачеха к самой Бабе-Яге послала. Не бабка она ей, а ведьма лютая, старая. Заманивает она к себе путников, в сметане жарит да ест.
- Что ж мне делать? Мне и назад воротиться нельзя и вперед идти боязно, – пожаловалась ему Дуняша.
- Не бойся, Дуня. Не горюй. Научу тебя, что сделать надобно. Иди куда велено вон по той тропинке под старыми елями и дойдешь. Баба-Яга в самой чаще живет. Как увидишь ее избушку на курьих ногах, так и скажи «стань изба по-старому, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом». Выйдет к тебе Баба-Яга, но ты не бойся. Хорошая ты девица, добрая, не перечливая. В ноги Бабе-Яге поклонись, будь поласковее. Что скажет, то сделай. Тогда, глядишь, и домой отпустит. Если спросит, что за работу хочешь, то скажи ей, пусть отдаст тебе то, что ей самой для рукоделья надобно. Бери и домой ступай.
Снова Дуня в пояс старику поклонилась.
- Спасибо, дедушка, что уму-разуму поучил. Век тебя поминать буду.
Только голову подняла, а старика-то и нет, будто и не было вовсе. Взяла девица свою корзину, перекрестилась и пошла по тропинке.
Привела ее тропинка в чащу лесную, на поляну большую. Вокруг той поляны только елки черные стоят да в болотах зыбучих жабы квакают. Стоит на поляне избушка на курьих ногах, а вокруг нее забор из костей сложенный. На заборе черепа все конские да человечьи, а на воротах замок из костей рук сцепленных. Испугалась Дуня, но виду не подала, подошла к воротам. Кости рук разомкнулись, ворота сами открылись, девицу пропустили и закрылись. Вспомнила она, что старик-лесовик сказать велел и промолвила:
- Стань изба по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!
Повернулась избушка к ней порогом. Вышла к ней Баба-Яга костяная нога и закричала:
- Фу-фу-фу!! Русским духом пахнет! Кто такая?! Зачем пожаловала?!
А Дуня ей поклонилась до земли и ответила ласково:
- Здравствуй, бабушка. Меня к тебе моя мачеха, твоя внучка прислала с гостинцем, велела кланяться от нее и правнучки твоей Малании и с хозяйством дня в три помочь справится.
И протягивает ей корзину с пирожками. Взяла Баба-Яга корзину и подобрела.
- И не страшно тебе было в такую даль далекую идти?
- Не страшно, бабушка. Кушай на здоровье.
- Что ж? Заходи, раз пришла.
Вот прошла девица в избу, а в избе черным-черно, грязным-грязно, по полу кости раскиданы, по углам пауки сети повесили, а из щелей мыши да тараканы глядят.
Баба-Яга Дуне наказывает:
- Завтра я в лес отправлюсь, а ты в избе прибери, дров наколи, печь затопи, воды наноси, тесто замеси, напарь, нажарь, пива навари и на стол накрой, а после каши поешь и спать иди, чтобы духу твоего тут не было. Я к ночи с гостями вернусь, пить-гулять буду. И нос не в свое дело не суй, целее будешь. Сделаешь, награжу, а если лениться и перечить станешь, то я тебя с луком в сметане в печи изжарю и с костями съем с гостями! А теперь вари кашу, ешь и спать иди!
- Поняла я, бабушка. Все сделаю, как ты велишь и лишнего не спрошу. – Заверила ее девица.
Удивилась Баба-Яга:
- Ишь ты, ягодка, какая понятливая! Посмотрю я завтра, какая из тебя рукодельница.
Дуне того и надо. Она быстро кашу сварила, себя и Бабу-Ягу накормила и на полати спать залезла.
Проснулась утром, Бабы-Яги нет. Принялась девица за работу: дрова наколола,печь растопила, тесто замесила, все почистила, помыла, воды принесла, двор подмела, настряпала, пива наварила, стол накрыла. Под вечер кашу приготовила, поела и спать пошла. Так устала, что заснула тут же.
В полночь раздался стук да гром - это Баба-Яга воротилась с гостями. Проснулась Дуня, с полатей в щель поглядела и испугалась: гости-то у Бабы-Яги все ведьмы да кикиморы, лешие да водяные, чудища лесные. Только вспомнила Дуня строгий наказ: нос не в свое дело не совать. Накрылась она рогожкой с головой, повернулась на другой бок, перекрестилась и спокойно заснула.
На второе утро встала она засветло. Ни Бабы-Яги, ни ее гостей. Слезла она с полатей и видит, что будто и не прибиралась вовсе: не столько съедено-выпито, сколько натоптано-пролито. Все грязнее некуда. Но Дуня все убрала, как в первый раз, почистила, помыла, приготовила, на стол накрыла. К вечеру кашу поела и на полати спать отправилась.
В этот раз гости Бабы-Яги так орали и шумели, что Дуню разбудили. Лежит девица под рогожкой, ни жива, ни мертва, от страха трясется. Тут одно чудище лесное решило спьяну на полати забраться и там отоспаться. Глядь, а на полатях в соломе под рогожей кто-то уже спит. Это Дуня спящей притворилась, зажмурилась и дыхание затаила. Хотело чудище посмотреть, кто же на полатях спит, но Баба-Яга его опередила.
- Это, - говорит она. – Внучатая племянницы дальней кикиморы дочка. Прислала ее мамаша на лечение, но с ней одно мучение. Девка с головой не дружит, животом недужит, потому как намедни съела дюжину огурцов средних, карасей ушат, бадью лягушат, три поросенка, полтора цыпленка, калачей, баранок, жареных поганок, в сметане мухоморов, горшок щей зеленых. Теперь бледна на вид, так пусть себе спит. А тебе тут делать нечего, слазь!
Слезло чудище, а Баба-Яга Дуню спрашивает:
- Спишь ли, работница?
Не ответила ей Дуня. Баба-Яга решила, что Дуня спит, и пошла дальше с гостями пировать. А девица спокойно вздохнула да и заснула до самого утра, а там уж и вставать пора.
Третий день и третья ночь прошли, как и певые две. Только теперь Дуня всю ночь крепко до утра проспала, а на четвертое утро решила Баба-Яга ее отпустить домой.
- И впрямь, как я вижу, ты рукодельница. А скажи-ка ты мне, ягодка, почему у тебя работа так ладно делается? Кто тебе помогает?
- Мне, бабушка, батюшкино благословение в работе помогает, – Скромно отвечает ей Дуня.
Баба-Яга так и вскинулась:
- Ах, ты, значит, дочка благословенная?! Так убирайся домой! Мне благословенных тут не надобно!
Подошла девица к воротам, а Баба-Яга сменила гнев на милость и говорит ей:
- Обещала я тебя за работу наградить. Говори, что тебе надо? Злата али сребра? Все дам.
А Дуня очи долу опустила.
- Спасибо тебе, бабушка за доброту твою, только девушка я простая, золото да серебро мне ни к чему, а вот если бы ты подарила мне то, что тебе самой для рукоделья надо, век бы тебя благодарила.
- Ну, что ж, сама свою долю выбрала. – сказала ей Баба-Яга, взяла ее за руку и привела к старому колодцу, который у нее в углу двора лопухами с крапивой зарос. Дуня-то воду в ручье за оградой брала, а к тому колодцу ей ведьма старая строго-настрого запретила подходить. Теперь же приказала она девице в тот колодец прыгнуть. Страшно стало Дуне, а перечить не посмела. И так пропадать: если не с мачехой, то в омут с головой. Поклонилась она до земли.
- Прощай, бабушка, не поминай лихом.
С этим прыгнула она, краса ненаглядная, в колодец темный, бездонный.
Как летела не помнит, а пришла в себя на дне. Почувствовала она, что лежит на зеленом мху. Встала, огляделась. Видит с трех сторон стены высокие, каменные, а перед ней дверь золотом в потемках светится. Толкнула Дуня эту дверь и шагнула за порог. И попала она будто бы в хоромину царскую, огромную. Своды в этой хоромине из резного хрусталя. Сундуков кованных в этой хоромине видимо-невидимо и все от злата-сребра, меди и драгоценных камней ломятся. Лежат везде отрезы тканей драгоценных, из которых впору царям да королям одежу шить. Таких тканей и у самых именитых купцов не найдешь.
Ходит Дуня по хоромине, удивляется, только понять не может, где же здесь то, что Бабе-Яге в рукоделии надобно. Дошла она до конца и видит еще одну золотую дверь, а над дверью той начертано: «Что возьмешь, то твое.» Стоит рядом с дверью столик из чистого хрусталя, а на нем ларец деревянный, золотом обитый. Заглянула в него душа-девица и увидела внутри прялку золотую с веретеном. Обрадовалась Дуняша, что нашла подарок по себе. Взяла она прялку, в фартучек завернула, а прежде чем выйти вынула из сундука, что с медью стоял, пятачок на платочек новый. Только вошла она в дверь, как оказалась тут же дома. Стоит посреди двора. Вся дворня сбежалась, глядят на нее, будто впервые видят да охают. А тут и мачеха с сестрой прибежали, начали кричать и причитать, Дуню ругать, мол, как, девка, смела на три года пропасть, их оставить. И прогнала мачеха свою падчерицу на кухню работать, а к ночи дала ей мешок шерсти да огарок свечки и посадила ее прясть. Решила тогда красна девица свою прялку испытать. Пряла-пряла, еще петух
|