Блаженный народ

удивительнее ее чудеса. Не диво разве - гора, рождающая дым и огонь? А плавучий пористый камень окрест ее? Моряки смеются: им - не диво, видели. А не диво разве - дождь из холодных перьев? Наловишь таких в горсть, а там - вода. Морякам - не диво: видели такое. А камень теплый, солнечный, морем рожденный - не диво? Комары да жуки внутри его, как живые, - не диво? Моряки скажут - много такого возили.

Но никто не заявит, что видел, как убегают по воде целые горы и острова. Никому еще колоны плывучие из белого мрамора не встречались. Изловчились - скололи с одной кусок, отнесли под навес, а он - исчез. Крепко берегут боги севера свои сокровища и тайны - никому не отдают.

Днем Аристей новым чудесам дивится. Мнится ему - неисчислимо мудры люди блаженные. Ведь живут в счастливой своей стране, горя и смерти не ведая, да вокруг них столько диковинок. Ведь то, что свиделось - за порогом их земель встречено, за порог по ненадобности брошено. Может, научились они очаги камнем топить, а напитки из меди пить? Вот бы свидеть!

Спит ночью Аристей, да во сне видит, как под белым небом да при алом солнце босыми по снегу танцуют блаженные люди. Легконогие, крепкорукие, светлоглазые - совершенные. Скинули легкие свои хитоны - жарко им. И льются среди ледяных колон да снежных полей струн рокотанье да флейт переливы.

---

Во сто снов пересидишь ночь - долго день чудом казаться станет. Ончу - охотник, да кормясь от смерти дивится чуду каждой жизни.

Рыба в воде икру мечет, а морж там же живет, да да на земле, как зверье, детей рожает. Разве - не диво?

Олень да лось рогом своим плоть врагу рвут, а сламывают себе венцы, ждут, пока осенью новые не нарастают. Кто из людей может кость себе сломить, да новую нарастить? Не иво ли?

У гуся да лебедя плоть теплая, а дети их из яйца выходят. Поначалу - зверьком пушистые, лишь потом пером обрастают - не диво ли?

Мышь под землей живет, крошки копит - не диво. А сестра ее старшая - в три человеческих роста, клыки кривые - что копья длинные, нос - бревном. Вышла бы такая на людей всем своим мышинным родом - не дымились бы чумы оулов от края моря до края неба - все бы сгинули. Да не может та мышь свету показаться: чуть из земли на солнце выйдет - сразу каменеет, сразу землей становится - лишь клыки торчат. Вот это - диво.

Отчего людей за чужими чудесами тянет? Разве мало своих?

Каждый летний день, да каждый десятый зимний сон обходит Ончу свои земли - никогда не бывает скучно

---

Деньги могут позволить многое. Но они теряют свою власть и цену там, где заканчиваются люди, знающие их. Команда начала разбегаться давно. Сначала - ночью, тишком. Потом - днем, открыто. Но когда отплыли далеко от оловянного острова, некуда стало бежать: люди новых земель убивали чужаков. И тогда кошачьими шагами на корабль пробрались болезни. Хватали, горячечные, моряков, обручались насильно - навечно. Захворал с людьми и корабль - некому стало снасть чинить, да борта латать,а рук ослабевших не хватало на весла.

парусом шли. Не было уже назад дороги. Лишь страна блаженных людей спасением мнилась. А как пошли сплошные торосы - загостился на корабле голод. Мертвой птицей плыл корабль, зажатый льдами, а куда - сам не ведал. И всходило багровое солнце на льдистом небе то слева, то справа, то вообще - за кормой. Потешалось над дерзкими. Не пустило в свой дом, у порога с пути сбило.

---

Чум Ончу у моря стоит. Так до лодок ближе, так рыба свежее.

Собирается сегодня Ончу - сам не ведает к чему. Вроде кита к мысу льды принесли. Да торчит в спине его гарпун - в шесть ростов. и берет Ончу в каяк не гарпун и тесло, а новый железный нож да отцовский доспех. Кто сведает - с кем биться придется.

---

Кровавое полярное солнце поднималось по стылому небу, и от его лика сверкал тысячью огней трескучий снег. Стылый ветер шипел поземкой, стонал среди ледяных торосов, насадно кашлял в каменных складках недалекого берега. И белые медведи, единственные жрецы ледяной пустыни, задрав морды рычали гимны солнечному своему божеству.

Они смотрели друг на друга. Два человека разных миров. Под стоны ветра, треск льдин, рокот ленивого моря. Под смеющимся взглядом лютого полярного солнца. И самим от нелепости охота смеяться.

- Вот, вот, Аристей сын Форонея, твой блаженный народ! Узкоглазый, безбородый, с желтым, будто больным, лицом! Низкорослый и колченогий варвар! Вот какие люди живут во дворце бога! Вот кого он любит!

- Вот, Ончу, житель счастливого юга! Лицо заросшее зверье шерстью, распахнутые, как от боли,, водянистые глаза! И белая тонкая кожа, которую.зубы голодного мороза сделали красной и черной! Высокий и тощий, точно неприкаянный лесной Колгу! Вот каких несчастных людей породила южная земля!

- Вот! Вот, Аристей, вся духовность и утонченность солнечных слуг! Завернутый в шкуры варвар, склеивший из обглоданных костей дикий свой доспех, точно в насмешку над другими людьми! Прими же его, Аристей! Ты ведь его искал!

- Вот, вот, Ончу! До чего смешны эти южные люди в своей расточительности! Столько дорогого металла пустить на доспех и длинный нож, чтобы сейчас шататься под их тяжестью и оставлять на заледеневшей броне куски собственной кожи! Смешно, как горящий чум, хозяин которого решил показать солнцу, будто тоже может светить! А поверх дорогого доспеха да под ним, чужак замотан в какие-то грязные тряпки, будто обнищал, чтобы похвалиться богатством!

- Вот, вот, Аристей, твоя страна мудрецов - утлая кожаная лодочка варвара да копченая палатка из шкур на берегу! Вот они, наяву твои грезы!

- Вот, Ончу, до чего глупы южные люди! А ведь старый мастер, наверное, почитал их за ровню, раз хотел идти к ним! Что сказал бы он, если бы сам увидел, как эти глупцы из драгоценного дерева огромный каяк, точно под стать своей гордой глупости! Теперь их большая игрушка, изломана торосами, точно палицей,  и не пошла к рыбам лишь покуда не искрошилась льдина!

- Вот, Аристей, вот! Ты промотал состояние отца, оставил доброе имя, сгубил людей только для того, чтобы понять - старые сказки лгут! Нет по краям земли божественных дворцов да блаженных народов - лишь ледяные да жаркие пустыни, лишь уродливые дикари в шкурах, вооруженные костями! Т ыотдал за мечту все, Аристей! А теперь ты отдашь и жизнь! Ибо хоть и шел за мороком, но все еще остался должен!

И падает, кашляя, простуженный человек на заснеженную палубу. Все вокруг вертится - усмешка варварского алого солнца, ревущий хохот медведей, визгливый лай чаек, охающие гыки далекого моря и собственный насдадный смех.

---

Шаман низко склонился над чужаком - свесились побрякушки со лба, над лицом человека повисли.

- Этот человек скоро умрет.

Вождь и мастер ничего не сказали: шаман выразил, что думали все.

- Он не похож на нас. У его народа другие умения.

Совет посмотрел на Ончу, сказавшего эти слова.

- Чем пришелец полезен одулам? - спросил Ончу вождь

- Если его навыки не приносят нам пользы, они покажут, какие глупости не следует совершать, чтобы не стать бесполезным! - ответил охотник и увидел одобрительную усмешку мастера.

Вождь переглянулся с шаманом и знаком велел Ончу нести чужака.

Никогда не знаешь. что принесет с собой из дороги человек - добрые вести или злые, добычу или хваткие неудачи, пользу или болезнь. Запрещается людям с дороги жить десять дней в чумах. В иглу перенесли чужака. Совет и Ончу вдоль стен уселись. Больного у крошечного костерка посадили. Помолчали. Тишину послушали. Бросил шаман в огонь горсть сушеных трав - летом среди льда запахло. Заплясали в дыму да по стенам встревоженные тени. Истончились пологи миров, приотдернулись. Бубен расписной достал шаман, да бить неторопливо начал. По одним фигурам на коже пястью стучит - берет, по другим ладонью - дает, по третьим кулаком - отгоняет. Тихо бить начал, чуть слышно, да продолжил все громче и чаще, громче и чаще. начинал - просителем, а теперь - приказывал.

Вынули одулы свои варганы. Зажужжали в иглу их голоса. Человек языком говорит, а через варган - речью духов. Каждый свою мелодию вывел, каждый духов просил, как умел, да их разноголосье бубен единой песней сделал.

Кругом разлеталась музыка от костра, да, от стен ледяных отскочив, возвращалась в круг. И метались тени и духи под сводом, танцевали под людскую песню. Вороном меж ними летала тень шамана - искала уходящую душу чужака.

---

Как описать, если мы не просто говорим на разных языках, но и мыслим иначе? Как рассказать о чем-то людям, если они не видели и подобия? Как передать им, что такое полярная ночь, каяк, иглу, варган? как рассказать о том, что благо людей иногда в том, чтобы не тащить за спиной груза нежностей цивилизации? Как дать понять, что привычное нам может в иной жизни  быть ненужным или смешным? Я попробую. И еще меня гложет вопрос: в чем же блаженство народа - в первобытной простоте или в благах цивилизации? И ведь можно назвать счастливыми всех и никого. Так есть ли счастливые народы где-то кроме сказок? И сможем ли мы стать счастливыми, не пускаясь в поиск? У меня нет ответа. Пока же я попробую описать все, произошедшее со мной, дабы не пропали даром старания народов, передававших меня с рук на руки, покуда ветер не донес до меня запах родного очага.

Солнце гостит на небе у блаженного народа столь долгие месяцы, что в это время вообще нет ночи. Это народ жрецов, каждый из которых играет на кифаре. В центре их земли стоит круглых храм, где они справляют свои обряды. Оттого в их земле постоянные веселье и молитвы. В простоте своей не знают они раздоров и болезней, а умирают, чаще всего, уходя в море. Удивительные одежды их расшиты будто цветами, ярким бисером и крашеной кожей.

Я, Аристей, сын Форонида, прозванный в родной Пеласгии за свои странствия Гипербореем, уверенно говорю:

Нельзя сомневаться в существовании этого народа.