Блаженный народ

Лерна славится туманами. Богиня-невидимка Афея ткет влажное их покрывало из серой шерсти да опускает подсушиться на землю. Падает легкая хмарка на луга, озера да сам город.

Аристею не нужно божьей одежды. Идет по Лерне - разгоняет туман чадным факелом. Серый день - не темная ночь, а вот погонят конские пастухи к стойлам своих коней - могут и помять.

Идет Аристей от храма Афаи по мощеной камнем дороге. Храм серым мрамором отделан, любимый богиней туман - только в камне. Ляжет хмарка на землю - спрячется храм. Будет, как хозяйка его, невидим.

Мимо царского дома идет Аристей. Привыкли к нему с рождения люди. А вот другим - в диковинку. Жили другие народы в землянках да мазали глиняной кашей соломенные стены - вот и дивятся дому. Черепица им - чудо. Стены увидят, что клал одноглазый мастер из валунов в шесть рычагов да шесть кранов - не поймут никак. Все о великанах сказки ведут. Пусть будут великаны. Остерегутся дикари - меньше разбойничать станут. Пусть Аристея мимо дворца.

Славны пеласги керамикой. Мастерская в Лерне - аж на шесть печей. Суетятся работники - подносчики, глиномесы, гончары, лакировщики, живописцы - знать, большой заказ получили. Обратится грязь через трудовые руки одним в пользу, другим - в деньги. Старый гончар Аристею рукой махнул. Тот не увидел: идет, мысли свои разбирает.

За город вышел, мимо храма Матери-Дианы дорога легла. Девы-прорицательницы на мгновенье краткое задержали взгляд, да снова за дело принялись - не к ним шел. Селлы - добровольно нищие, что ног не моют да на земле спят, спор затеяли - куда путник спешит? Встречали важная, боги ли зовут, беда ли какая стряслась? Пошумели чуть да забыли.

Кончилась городская дорога.Издали помахала путнику.В сырой пыли пополам с туманом ноги Аристея. Путь обычный - глинистый, разнотравьем поросший. Мимо озера Лернейского лег. Шел путник - плеснуло в воде, пошли до берега девять змеящихся волн. Очнулся Аристей, достал из сумы пшеничную лепешку да кинул в озеро - передал привет змее-хранительнице.

Славны пеласги богами да туманами, дворцами и дорогами. Славятся они конями да хлебом, сосудами глиняными да старыми сказами. А еще - мореходством. Ходят триаконторы легкие около берега по ста островам, в жаркую Азию, на заносчивый крит, к зеленому Нилу, к суровому гимерийскому морю. Иные и на закат за оловом путь держат.

Гонят старые сказы Аристея корабль искать - спать не дают, у еды вкус крадут, в обувь - как песка кладут. Нет Аристею покоя. А всего-то ничего в сказе сказано. Про страну на севере, где солнце ночует, про вечный день, да блаженный народ, что мудрее всех прочих народов.

Много чудес в Лерне, да все их Аристей с детства видел. Ко всему привык - не считает за чудо. Ни живописи мудреной на сосудах, ни коней быстроногих, ни дорог каменных, ни дворцов, ни храмов.

- Подарите мне волны новое чудо! Укажи Гелий путь к своему порогу!

---

Жизнь человека измеряется днями, когда есть солнце. Когда его нет - жизнь измеряется снами. Ончу открыл глаза, и очередной сон, змеясь, ускользнул из чума вместе с дымом. Охотник сел, и взглянув на исписанную рисунками жердь, обмотал кожанным ремешком предпоследний. Завтра кончится долгая ночь, а вместе с ней и зима. Не будет скука гостьей в его чуме. Не уйдет зверь от стрелы в ночной тьме. Скроются по лесам волки и вместо них запоют птицы. Пойдет на нерест сладкая рыба. А Хозяин лесов будет щедро посылать людям лосей, медведей, да оленей. Ончу выглянул наружу и улыбнулся далекому небесному свету, струящемуся меж звезд - то играют последние небесные костры этой зимы. Скоро погасит их полярное солнце. Край сияния зацепился за дальний чум. Много, много людей-одулов живет. Птицы над их землями летят - не могут перьев не закоптить: столько юрт на стойбищах дымом курится.

Скоро, скоро будет множество дел, что не дает сделать зимняя ночь. А сегодня, покуда припас есть,  время мох курить да вещам песни петь. Каждой вещи скучно, каждая своего почета ждет. А обидишь вещь - предаст в самый обидный миг: сломается, потеряется, поранит, выкрасть себя позволит. Да и время за песнями быстрее летит.

Позавчера пел торбасам меховым, ноги ему сберегавшим. От оленьего камуса кожа взята - быстрота оленьей голени есть у Ончу. Костяным крашеным бисером вышиты: округ голенища дороги долгие да реки быстрые, от кости к краю - путь особый стрелками выложен. Сладил им Ончу за зиму наборные подвесы взамен тех, что летом трава украла.

До позавчера - пел шубе да кафтану. Славен щеголь летний кожанный. Изукрашены полы бахромой да рядками бисерных солнц, а на груди синяя птичья лапка сложена. Но грянет зима - богатеем ленным ляжет кафтан, шуба за него работать станет. Эта меховая - мороза не пропустит. Эта прочная - от когтей зверьих сбережет. А красою - скромная: костяные пуговки, что под рукой человека воронятами стали.

До них пел беличьей шапке ушастой. Горяча зимой - что солнце летом, а легка - не тяготит голову, не мутит разума.

А до нее - рукавицам пел. Хорошая кожа на них пошла. А там, где рукам держать да бить надобно - еще и накладки чепрачные пришиты. Прочны рукавицы, да красой не обделены: у каждой накладки - хитрый покрой, а края бисером обшиты.

До них муручуну священному пел. Драгоценен замшевый короб снаружи: крашеной синей кожей опоясан, мехом оторочен, солнцами бисерными расшит. А внутри он - драгоценнее: живут там лики духом хранителей, над амулетами Ончу колдуют. Придет срок - раскроет человек муручун, вещь нужную возьмет, покормит лики, да по делу пойдет, а вернется - наз амулет сложит.

До них пел дроту, копью да гарпуну. Это вторые руки охотнику. Ончу сам их делал. Дросты - просты, наконечники - костны, а жилами стянутся - ни за что не сорвутся. Хороши, да норовят звери унести их в собственной шкуре. Не большой им почет. А копью - слава большая: от руки человека распустился на тяжелом древке кремниевый лист. Ксоть легко точить, сложно камень бить. Кость легко ломать, камнем ломают кость. Бережет копье охотника. А гарпун - всех хитрей. Сам костяной - бить глубоко, а зубы в нем каменные, назад смотрят, вынуть из мяса не дают. Держит гарпун зверя, покуда человек их обоих на берег не вытянет. Как три брата - дрот, копье да гарпун. В сказках таки молвят - мол, пошли они охотится. И гадай с этих сказок - сами копье, дрот да гарпун без человека отправились, или трем человеческим братьям такие имена родители дали.

До них пел луку да стрелам. Лук - одулам друг. Кто для человека догонит зверя? Кто снимет птицу с неба? Стрелы да лук. Говорят, что иные и звезды с неба сбивали. Говорят, порой, будто стрелой ветер догоняли. Вот бы так научиться..!

До них пел лыжам юрким. Оденет земля снежную шубу, человек в ней больной блошкой запутается: рад бы скокнуть, да мочи нет. А на лыжах - куда хочешь дойдешь.

До лыж пел теслу каменному, из единого черного сланца точеному. Гордо дерево жестким своим мясом, да снасть та гордости ему поубавит, глядишь - и в лодке уже ветвистое тесом служит.

До того - суме пел меховой, кожаными цветами расшитой.

До нее - коврам узорным на стенах да кумаланам - меховым мозайкам.

Так пел всей домашней утвари до резного костяного гребешка.

А еще пел отца да матери наследству.

Отец Ончу воином был. Завещал он сыну всю свою воинскую снасть. И бронь чешуей роговой расшитую, и заспинный клееный щит из ста костяных накладок, да под стать щиту - наборный же шлем. Много бился отец с иными народами - берег его доспех: от старости воин умер. А снасти боевой в страну мертвых брать не стал. Доспех сыну оставил, да тесак боевой на длинном древке.

Мать рукодельницей была. Все расшить да украсить хотела. Для мужа и сына шила, а еще - для будущей невестки. Шкуры песца да лисы кругом кроила, оставляла опушки, а в середке разноцветным бисером солнца выкладывала. Много-много таких подвесов сделала - и ярких, как долины весной, и скромных, как луна при снеге ночью, и пестрых, как зверьи наряды. Да не дождалась невестки. Ушла за отцом, а Ончу, пока, не женат. Хоть и сам будущей жене уж подарок сделал - костяной подвес насквозь лабиринтом резан. Да все - не срок...

Всем пел, а металлам - завсегда на особицу, шепотом.

В редкой охоте, в шитье одежды, в песнях да снах и проходит полярная ночь. Нынче поет охотник песню чуму, а сам узор косой колотушкой на желтую мышью кость набивает - оберег жилью ладит.

---

Мечту нельзя купить за деньги. Но за них можно приобрести лучший корабль, нанять матросов и гребцов, снарядить охрану. Помчит он, крылатый, навстречу твоей мечте.

Был Аристей сын Форонея богатого рода наследником. Нынче мечта - все его богатство.

Триаконтор - живой. Серым полотном крыла ветер ловит, плавниками весел волны назад гонит. долго вдоль берегов плыть. Напрямки - быстрее да ближе. Но лишь богам морским ведомо, какую землю тогда корабль первой встретит - берег или дно? Плещут волны, скрипят снасти. Запах соленой воды и водорослей по воздуху пополам с сосновым духом стелется. Плывет триаконтор - щучьим своим носом под водой рыскает, рисованным взглядом по звездам путь высматривает. Сто народов уже видел сын Форонея, а сколько впереди - боги ведают. Завтра Атлантовы столпы минуют, да выйдут люди в неведомое море. С заката на север повернут нос корабля, да пойдут на Полярную звезду, что в хвосте Дракона

---
Мастерская гарью земляной далеко пахнет. Зашел Ончу забрать свое.

Нет округ одулов других людей, чьи колдуны с золотыми да красными камнями дружбу водят, в металл превращают. Нет тех, кто доспехи делать навострился да строем биться. Оттого вся земля, сколь на олене объехать по силам, одулам принадлежит.

Хитры чудные камни, не всякому с ними сладить по силам. Дорого оружие из металла, да нет против него равного. Много, много шкур, мяса, рога да кости отдал Ончу за свой заказ. Тем, кто в бой идти не мыслит, такой без надобности. Ончу молод. Ждет, чем жизнь его наградит. Принял от колдуна-мастера нож - рукоять из темной бронза, клинок - из серого железа.

- О войне вести не было - сказал мастер - Зачем тебе такой нож? Разве хуже бьет зверя точеная кость да старательно оббитый кремень? Не на юг ли собрался, Ончу?

- Что интересного есть на юге, кроме топлых болот, да непроходимой тайги? - спросил Ончу

- Шаманы наши говорили - теплее на юге, чем здесь, леса выше, а звери жирнее. А еще - будто нет там долгой ночи, лишь на краткие сны она день прерывает.

- Что же мы там не живем? Отчего Одулы, что взяли себе землю от моря до моря, куда дойдет олень, не прошли в те края?

Помолчал мастеровой-колдун, точно думал - стоит ли говорить?

- Сам не видел. А так думаю - на юге боги живут, да благие народы, кои богами любимы. оттого и оградились они лесами да болотами,чтобы покой их не тревожили. Молод был - сам хотел те земли сыскать, счастливо там жить. Но они плохо звали меня. звонкие камни, превращающиеся в металл, звали сильнее. Не Ончу ли благие земли позвали? Не для похода ли к ним он ножж выкупал?

- Слухи хорошо слушать - ответил охотник. - А сказки хорошо сказывать. А лучше всего - когда дела переделаны да когда костер греет сытые бока. Зима будет долгой, мне запас нужно сделать, покуда светло. А по темноте - кто далеко ходит? быть может, кого-то и позовут дальние земли. Я не слышу их слов.

---

Чем дальше земля, тем