меня дошло, что придурковатый вахтер все-таки позвонил в милицию.
И что я в этой ситуации могла поделать? Только вернуться к своим делам: кастрюлька оказалась с норовом, и никак не хотела прощаться со своим новым имиджем обугленного хлама. Но и я не собиралась ей потакать в этом стремлении. Скоро между мной и посудиной разгорелся безобразный скандал. Я ей высказала всё, что думаю о старых идиотах, которым дома не сидится, об их дочерях, которые никак не могут определиться - доярки они или воспитательницы? Досталось и мальчикам-переросткам, потребности которых не совпадают с возможностями, и отважным на всю голову раненным дамам с огнем в том месте, о котором обычно умалчивают, и «…и много-много, и всего припомнить не имел он силы».
Пока я препиралась с кастрюлей, в общежитии тоже не дремали. Система оповещения среди студентов всегда хорошо работает, и если мне не пожелали открыть дверь, то к кому-то другому прислушались.
Через некоторое время раздался осторожный стук. Решив, что это вновь происки деда Фили, я вышла из себя и, гневно нахмурившись, распахнула дверь. Но за дверью стоял не вахтер, а по-дурацки ухмыляющийся Федор, а из-за него робко выглядывала наша столь прославившаяся гостья.
- Ну? – грозно осведомилась я. - Дальше что?
- Жанна Ивановна, - Дюрягин быстро втолкнул свою даму ко мне в комнату и нахально закрыл дверь за собой - пожалуйста, спрячьте Лидку. А то участковый приехал.
- А на что вы рассчитывали, когда прятались от меня, - разозлилась я, - что Филипп Васильевич спустит эту историю на тормозах? Вы разве с ним первый день знакомы?
Дюрягин строил какие-то непонятные гримасы, которые меня озадачили. Похоже, он был со мной не согласен.
- Я ему обычно бутылку ставил, – пояснил ситуацию Федор. - А сегодня промашка получилась: в магазин не завезли. Не думал, что он так упрется. А Лидке нельзя с участковым встречаться, он её давно запереть обещался.
- За что?
Понятно, что нехорошо вступать со студентами в половые отношения, но чтобы за это в тюрьму сажать? Это был уже явный перебор.
- За тунеядство, – пискнула гостья. - Я с колхоза уже три месяца как уволилась, а в город уехать денег нет.
Только теперь я перевела взгляд на Лидку. Прямо скажем, красотой она не блистала: поражала взор разве только некоторой замусоленностью, да вызывающе пышными изгибами, но как говорится на вкус и цвет…
- Ладно, – сухо согласилась я, - оставайтесь, а вы, Федор, отправляйтесь в свою комнату, пока участковый не уедет.
Дюрягин выскользнул в коридор, а мы с Лидкой остались наедине. Разговаривать нам было не о чем, молчать неловко, поэтому мешала она мне страшно. Во-первых, в её присутствии пришлось прервать монолог, обращенный к кастрюле, который успокаивал нервы; во-вторых, было неприятно, что посторонняя баба видит мою сгоревшую кастрюлю, тазик с грязной водой, кое-какие постирушки.
- Надо с содой прокипятить, - подала голос гостья - тогда гарь отстанет.
- Пожалуй, - согласилась я, пряча посудину в шкаф.
Не говорить же ей, что само нахождение кастрюли у меня в комнате и то незаконно. Куда уж тут её кипятить.
- У вас слишком тесно, – не унималась жрица любви, - на квартире было бы удобнее.
Да, тесновато. На площади три на четыре метра размещались и кровать, и стол, и шкаф, и стопки книг, и чемоданы, и ведра, и тазы.
Но квартирные хозяйки брали довольно дорого для моей учительской зарплаты, да и не хотелось быть всё время под прицелом чьих-то глаз. Здесь, по крайней мере, укладываюсь спать, когда хочу, читаю, сколько считаю нужным, и нет необходимости кого-то постоянно развлекать разговором.
- Много света жгу, – лаконично пояснила я.
Причина уважительная: для бабок движение диска счетчика вопрос жизни и смерти. Заплатив на несколько копеек больше, чем обычно за свет, они запросто могут получить инфаркт. Но Лидка неожиданно заволновалась.
- У меня тетка через стенку жила. Померла этой зимой. Так у неё и выход был отдельный и счетчик свой. Две комнатки с верандой. Если захотите…
Связываться с Лидкой не хотелось, но с другой стороны, питания в студенческой столовой уже не выдерживал желудок.
- Сколько? – не стала я ходить вокруг да около.
- Двадцать рублей.
В общежитии я платила четыре рубля. Разница могла больно ударить по моему карману.
- Я подумаю.
Может быть, на этом всё и закончилось, но в этот момент в мою дверь властно забарабанили кулаки, явно принадлежавшие типу из властных структур. И пока я растерянно соображала, что делать, Лидка ловко нырнула под мою кровать, хотя там и стояла пара чемоданов. Вот за них она в мановение ока и забилась.
Несчастная дверь едва удерживалась на петлях, когда я её распахнула.
- Что случилось? – прикинуться невинной овечкой было обычным делом.
В дверь зашел наш участковый Михаил Степанович - раздобревший до безобразия мужик, у которого трещали пуговицы на мундире даже при дыхании. За ним змеем заполз подозрительно обнюхивающий воздух дед Филя.
- Чтой-то у тебя, дочка, как будто горелым пахнет? - проблеял он козлом.
- Это из столовой, – отрезала я. - У них там сегодня каша пригорела. А в чём собственно дело?
Непрошенные гости переглянулись.
- Мы насчет Лидки. Пропала она, сгинула б…, все перерыли, – огорчился вахтёр.
- Вы её не видели? – поинтересовался Михаил Степанович.
- Нет. Я долго стучалась в дверь Дюрягина, но мне не открыли, и я ушла к себе.
- Говорят, он её к вам отвел.
Стукачи есть в любом мирке, а уж в студенческом общежитии их даже больше, чем в другом месте. Здесь масса причин: и глупость, и молодость, и залеты, которые нужно как-то отрабатывать, да и скука дает пищу для весьма своеобразных развлечений.
- Смотрите сами, - возмущенно показала я вокруг себя, - где мне её прятать?
И как бы ненароком приподняла покрывало на кровати, показав края чемоданов.
- Да мы вам верим, верим, Жанна Ивановна, - устыдился своего поведения Михаил Степанович.
Но дед Филя стыда был начисто лишен.
- Так это, - прошамкал он, - может, вы вышли, а она сама прошмыгнула да в шкафу и сидит.
И вредный дед распахнул дверцы шкафа. Ясное дело, Лидки там не оказалось, зато на видном месте стояла злополучная кастрюля рядом с электроплиткой.
- А что это у вас тут? – тотчас обрадовано пропел он.
- Мои вещи, – я с такой злостью захлопнула дверцы, что едва не прищемила ему нос. - Это что - обыск?
- Электроплитками пользоваться нельзя.
- А я ей и не пользуюсь. Храню, на всякий случай. Может, придется съехать отсюда, вот она мне и пригодится. Но я так и не поняла, Михаил Степанович, вам нужна Лидка или электроплитка?
Представитель власти понял, что попал впросак.
- Извините, но мы должны были проверить сигнал.
Я промолчала, всем видом показывая, что считаю их визит затянувшимся, и они ретировались.
Ещё не успела толком отдышаться, как из-под кровати раздался Лидкин голос:
- Пятнадцать рублей.
- Идет, – нервно согласилась я, - в конце марта перееду.
Дюрягин выводил свою любимую из общежития при помощи иезуитской увертки. Кто-то из его друзей громко забарабанил в железные ворота, закрывающие въезд во двор общежития. Дед Филя, громко матерясь, кинулся смотреть: кто это нарушает общественный порядок? И пока размахивая кулаками, он вопил, пугая пустую улицу, Лидка ловко спряталась в деревянном заведении под литерой «Ж».
А уж когда недовольный старик зашел в общежитие и закрыл за собой дверь, перелезть ловкой покорительнице бетонных стен через изобилующие всякими декоративными выступами ворота оказалось плевым делом.
За свой подвиг я получила от Дюрягина коробку шоколадных конфет и сильную головную боль, потому что он нагло принялся за мной ухаживать.
