на самом деле чешет на уши президенту. Правда оба эти директора, несмотря на разные задачи стоящие перед их спецлужбами, тем не менее, не упускали из виду друг друга и часто конкурировали между собой, и в результате чего остерегались своего коллегу по спеццеху – и Срочняку с их наблюдательной друг за другом стороны, пока что можно было не опасаться каких-либо действий.
Между тем, не только высокопоставленные и облачённые секретами и должностями персоны, так волнительно посматривали на эту близость между президентом и его переводчиком – так некоторые близкие родственники президента, которых он приблизил к себе по причине хорошего знания своего административного окружения, которому доверия совершенно нет, ревниво посматривали на президента и в зависимости от своего возрастного ценза, кто по старчески, а кто по-женски, про себя причитал.
«Как бы этот Срочняк чего лишнего не наболтал президенту», – волновался за свою болтливость, двоюродный, какой-то родственник президента.
«Надеюсь, что Леонид, на этот раз, наконец-то скажет президенту то, что он обещал мне сказать», – с придыханием думала и смотрела на Срочняка очень молодая и очень близкая президенту родственница с прекрасным и волнующим сердца именем Элиза (правда, надо сказать, что так думал и то только в мечтах лишь сам Срочняк, иногда искоса поглядывая на волнующую его бедное сердце Элизу).
Но всё это всего лишь сопутствующие работе переводчика частности, которые может быть, всего лишь надуманы мнительной натурой Срочняка, который, как и все те, кто имеет доступ к телу президента, не может не знать того, что он становится объектом пристального наблюдения и внимания, как врагов, так и друзей президента, где последние зачастую ведут себя хуже самых неисправимых авиаударами врагов. И это, так сказать, накладывает на него свою печать поведения, где каждое его сказанное слово воспринимается через призму понимания его работы в психологической близи от ушей президента, заставляя Срочняка быть всегда осмотрительным и по большей части своего свободного от ушей президента времени, держать свой язык крепко у себя на замке.
К тому же работа переводчика, это не только отличное знание языков и умение схватывать на лету поданную мысль, которую ещё нужно отыскать в этом поданном для расшифровки нагромождении слов говорящего в нос или в себя президента иноземной страны, а может и того больше, главы какой-нибудь внеземной цивилизации (весь вычурный вид этого президента говорит об этом, а его искривлённая новыми фарфоровыми зубами дикция, да ещё его немыслимые требования к гегемону, только подчёркивает его оторванность от земных реалий и намекает на его внеземной статус), а это постоянная работа над собой и над своей памятью, которая должна успевать запоминать и вмещать в себя целые блоки информации. При этом надо уметь не только сжимать у себя в памяти всю полученную информацию, но и уметь отсортировывать из неё весь тот мусор, из которого, как правило, на большую половину и состоит поданный для перевода материал.
К тому же новоиспечённый мистер Срочняк, специализировался в наиболее сложном виде перевода – синхронном переводе, при котором переводчик в отличие от последовательного перевода, когда переводчик говорит в паузах в речи на исходном языке, переводит на целевой язык синхронно, одновременно с восприятием на слух речи на исходном языке. Ну и всякая работа на мероприятии в синхронным переводом, требует от переводчика значительных показателей умственной и физической выносливости. Также «синхронист» должен обладать полным знанием фонда устойчивых конструкций и клише, умением быстро находить их, а это требует постоянной подготовки и ещё раз подготовки.
Плюс ко всему прочему, Срочняк их трёх разновидностей синхронного перевода – синхронный перевод «на слух», «с листа» и чтения заранее подготовленного текста, отдавал предпочтение самому сложному варианту – переводу «на слух», это когда синхронный переводчик воспринимает через наушники непрерывную речь оратора и осуществляет перевод блоками, по мере поступления информации. В чём надо сказать он не имел равных в своей языковой нише переводчиков – здесь существовала своя иерархия, по степени важности языкового направления.
Ну а так как мистер Срочняк переводил на доступный всем демократам гегемонский язык, тот самый, всегда вставляющий палки всем демократам, в некотором роде из-за своей повышенной сложности тоталитарный язык (все страны с авторитарными правителями, как будто специально, для того чтобы не исправляться и путать головы демократично настроенным и просвещённым обществам и странам, имеют в своём арсенале это страшное оружие, до чего же замысловатый и многогранный язык, в котором так и не найдёшь устойчивых и не имеющих строго однозначных словосочетаний), извечного и заодно потенциального противника, то он мог без лишнего зазнайства записать себя в высшие круги иерархии переводчиков, стоящих в окружении мистера, а не какого-нибудь бывшего товарища, президента.
Ну и самый последний штришок, без которого портрет мистера Срочняка и даже частично самого мистера президента не будет полным – он, Срочняк, делая перевод для мистера президента, дерзновенно отвергнул отстраненный от личности президента перевод и применял в работе с президентом отождествляющий себя с говорящим принцип работы. А уж это о многом говорит. И пока мистер президент доволен работой Срочняка, а главы специальных ведомств не видят слишком большого своеволия сохраняющего нейтралитет Срочняка, то ему, так уж и быть, открыты уши мистера президента, который в некотором роде уже свыкся и комфортно себя чувствовал в этой своей голосовой реальности.
– Он скоро будет здесь. – С придыханием и возможно, что даже с затаённой сердечной недостаточностью, говорят так визгливо тихо, чтобы их все окружающие слышали, имеющие много свободного времени, фанатично настроенные к какому-нибудь известному объекту своего почитания, которым на этот раз был сам мистер президент, всегда почему-то нервно настроенные, поклонники таланта мистера президента. Ну а фанатично настроенные поклонники, это такого рода публика, что от неё больше всего нужно оберегать сами объекты, их, до степени идолопоклонничества, почитания. И при этом, судя по тому, что вся эта фанатичная публика оказывается именно там, куда вскоре должен подъехать и сам мистер президент, так и хочется обратиться с тревожным вопросом к начальнику службы охраны президента – а не сидит ли в ваших рядах крот, через которого и идут все эти утечки?
Но разве к этому высокорослому и широкоплечему лбу в тёмном костюме и очках, вот так просто подойдёшь, скорей всего только через свой труп. Так что пока тебе своя жизнь дорога и дороже чем жизнь самого президента, то приходится стоять в сторонке и смотреть на тонированные стёкла президентского лимузина, из которого не слишком спешит появиться перед так обожающей его публикой, мистер президент.
И, конечно, в этой окружившей вход в ассамблею толпе фанатов президента, сразу же нашлись находчивые и всё знающие люди. – Президент готовит свою речь к выступлению на генассамблее. – Более чем самоуверенно, что даже сомневаться в сказанном не стоило, заявил один таких всезнаек, товарищ под конспиративным именем Маэстро, само собой одетый по последней протестной моде – на голове обязательно вязаная шапочка, на шее подвязанный шарф, а за плечами всегда с собой рюкзак с термосом и кофе.
– А я позволю себе засомневаться на счёт твоих слов. – Дерзко ответил и также дерзко посмотрел на своего протестного конкурента товарища Маэстро, не знающий меру в протестах, не товарищ товарищу Маэстро, товарищ Куба.
– И зря. – И ухом не повёл на это заявление своего не товарища Кубы, товарищ Маэстро. – Только что в прямом эфире показывали, как кортеж президента остановился на одной из улиц, и камера в окне лимузина уловила что-то читающего президента. – Товарищ Маэстро сверху вниз обдал не товарища Кубу своим презрительным взглядом. На что поморщившийся товарищ Куба, в свою очередь презрительно смотрит на своего не товарища Маэстро и даже снисходительно цыкает. После чего кашлем прочищает своё горло и для выразительности своего произношения, хрипло отвечает. – Я привык смотреть на мир своими глазами, а не через искажающую картину видения, призму телевизионных камер.
На что товарищ Маэстро хотел было ответить своё очередное «И зря», но открывшиеся двери лимузина или вернее сказать, внезапное появление у дверей лимузина людей в тёмных костюмах, заставило его осечься и заодно ещё больше заволноваться окружившую вход в ассамблею толпу, которая, если честно сказать, то на большую половину, да что там прибедняться, вся эта толпа состояла из одних только представителей прессы и других информационных агентств (а все эти работники умственного труда, те ещё фанатики своего дела – так что тут нет никаких противоречий и нестыковок с первоначальным утверждением).
Ну а вся эта близкая к распространению информации публика, когда она собирается в ощетинившуюся микрофонами и телекамерами толпу, и оказывается в такого рода аккредитационных местах, то она всегда для потенциального интервьюера вопросительно очень опасна. И стоит только объекту пристального внимания, тому же президенту – а президент, если он, конечно, мистер президент, определённо стоит под самым первым номером в этом секретном журналистском списке людей, которых требуется непременно опросить и поинтересоваться у них мнением по тому или иному вопросу – оступиться или сделать шаг влево или вправо от ведущего и ограждающего его от представителей прессы сотрудника службы безопасности, как на мистера президента уже накинулись журналисты и засыпают его вопросами.
Правда на это раз для мистера президента всё обошлось и, он не задержавшись ни на секунду, умело был сопровождён охраной внутрь здания генеральной ассамблеи ООН, где его перво-наперво ждал всё больше знакомый по его администрации служебный персонал, а уж затем, там, в глубине зала ассамблеи и весь остальной мир. И, конечно, первое что сделал мистер президент, так это отдал должное встречающим его лицам, среди которых помимо разных генералов и глав дирекций, агентств и даже генерального секретаря ООН с короткой, но трудно выговариваемой фамилией (так что было легче её забыть, чем выговорить – поэтому никто из администрации президента, кроме клерка ведущего учёт состава секретариата ООН и сам мистер президент, предпочтя первый более разумный вариант, не помнили, как звать этого, с постной рожей генсека; к тому же его и звать никогда не надо было, он всегда сам без спросу приходил), были вовремя сюда подоспевшие мистер Капута и мистер Срочняк. После чего мистер президент в ответ на заявление своего главы администрации, мистера Заговора Бейкера: «Мистер президент, весь мир уже вас заждался», – в свойской ему манере, махнув рукой, даёт ожидаемый его президентским желудком ответ:
– Мир подождёт. – После чего мистер президент не обращая никакого внимания на вдруг побелевшего от
Помогли сайту Реклама Праздники |