Огонь ядовитого ветра. Глава 21. И воздастся каждому

рядом с действующим вулканом, ходить каждый день по кромке над пропастью, балансировать на лезвии бритвы? С Маргошей он бы не посмел даже заикнуться о том, чтобы оставить у себя брата, своенравная любимая не потерпела бы неудобств, и уж точно не стала бы волноваться и считать минутки до Серёжкиного прихода из магазина. Ушёл и ушёл!
                      Денис глухо застонал, поднимаясь по ступенькам магазина, это было похоже на рёв загнанного медведя, потому что семейная пара, нагруженная пакетами, вдруг шарахнулась в сторону, две пары глаз посмотрели на него с опаской.

                                                                                                                                                            * * *

                      — Да, был мальчик, — тут же вспомнил продавец в хлебном отделе. — Хлеб купил, чек забрал с собой. Вместе с девочкой пришли, она осталась на улице, а он покупал.
                      — С какой такой девочкой? — изумился Денис.
                      — Наверное подружка, — предположил словоохотливый черноглазый парень. — Купили помидоры, огурцы, хлеб для пикника. Вроде не курили, спиртного в сумке не видел, врать не буду, насчёт энергетика тоже не скажу. А если что и было, то брали не у нас, — насмерть стоял продавец за репутацию магазина. — У нас бы не продали! Вы сходите через дорогу, там новый винный отдел, говорят, могут и подросткам продать. Это же надо! Что за люди! Продать детям алкоголь! Ничего не боятся! А нас тут замучили проверками!
                      — Куда они пошли, не заметили? — перебил Денис.
                      — Куда-то туда, — махнул рукой парень. — Как угорелые помчались.
                      — Спасибо!
                      Денис выскочил из стеклянных дверей.
                     Что за девочка? Откуда она взялась? В этой части города у Серёги не могло быть друзей, хотя, что он знает о своём брате? Может, у него на каждой улице по приятелю. И помчались они, как угорелые. Куда? В какой подвал, под какой мост, в чью квартиру? Где теперь его искать? Чёрт, чёрт, чёрт! Ведь хотел же написать рапорт на две недели отпуска, но так всё завертелось — почти целая неделя прошла, а он только вспомнил об этом!
                      Варламов поспешил к лавочкам, где старушки любили отдыхать в кружевной тени деревьев, пока их мопсы, таксы, и пекинесы носились по молодой травке…

                                                                                                                                                              * * *

                      — Мальчик и девочка? Да, пробегали, куда-то вот туда. Неслись, как подорванные, собачку мне чуть не растоптали! Мусечка моя, такой стресс пережила, а этот и не заметил, оглашенный!
                      — Вы их не окликали?
                      — Окликали?! Ха-ха-ха! Да разве нынешних детей можно окликать? Да они тебя таким матом обольют, забудешь собственное имя! Их разве кто-нибудь воспитывает теперь? Прививает уважение к старшим? Они и здороваться-то не считают нужным!.. Не оттолкнули — и на том спасибо!
                      — Понятно, — перебил Денис. — А куда побежали, не заметили случайно?
                      — Почему же не заметили? — оскорбилась старушка с крошечным йоркширским терьером на руках. — Рванули на самый конец улицы: он, значит, догонял, а она вроде как убегала. А как догнал её, так чуть не подрались: она, значит, нападала, а он отступал, а после уже пошли пешком вместе.
                      — А куда?
                      — Да кто же их знает?! Тихо, Муська! — прикрикнула она на собачку, которая оглушительно облаивала Варламова и угрожающе скалила зубы у женщины под мышкой. — Так в ту сторону и пошли.
                      — Спасибо! Замечательная собака у вас!

                      Денис постоял на тротуаре, с досадой разглядывая пустую улицу, провёл ладонью по лицу, смахивая невидимую паутину, и решительно направился обратно к дому. Время поджимает, ногами по городу не набегаешься, надо взять машину и прочесать микрорайон, а лучше просмотреть записи с уличных камер наблюдения, но для этого надо получить разрешение у начальства…
                      Твою мать, что же он вытворяет, этот мелкий паразит?! Теперь ведь, если, не дай бог он что принял, никто уже не станет отмазывать его от больницы, а там сообщат в органы опеки и что тогда? Здравствуй, большой и дружный Социальный приют! Как он своим куриным мозгом не может этого понять?!

                      На подходе к дому, заворачивая к стоянке машин, Денис увидел Серёжку. Младший брат, не замечая его, мчался ему навстречу, не разбирая дороги, и совсем не с той стороны, которую старший намеревался тщательно прочесать и просмотреть на записях с камер наблюдения, а вовсе с противоположной: со стороны заброшенного стадиона, за которым сразу же начинались дома частного сектора, которые городу Протасовичи не принадлежали, хоть и находились от него в двух шагах, отделённые всего лишь проезжей частью, и называли себя точно так же, по имени протекающей речки — деревня Протасовка Загорновского района. Искать брата на территории коттеджного посёлка Варламову и в голову бы не пришло…

                                                                                                                                                                  * * *

                       Не говоря ни слова, Денис сгрёб его за шиворот, Серёжка дёрнулся, но вырваться не сумел. В лифте ехали в гробовой тишине, если не считать сердитое сопение Варламова-младшего, в квартиру зашли друг за другом: сначала Серёжка, потом рука Дениса, а после показался сам Варламов-старший. Из комнаты выбежала Ирина.
                       — Нашёлся?
                       Из картины общей кутерьмы раздевающихся братьев её взгляд сразу выхватил несчастное лицо Серёжки, его припухшие, заплаканные глаза, и она невольно ахнула, всплеснула руками и кинулась отнимать несчастного ребёнка из рук мучителя.
                       — Денис, немедленно выпусти его! Отпусти!
                       — Отойди, — свободной рукой Денис отстранил жену. — Иди лучше на кухню.
                       И без того взвинченная Ирина психанула окончательно, к тому же теперь, после своего первого неожиданного и болезненного выплеска эмоций, повысить голос ей уже не казалось невозможным, и не составило труда сделать это снова:
                       — Что?! А ты кто такой, чтобы указывать мне, куда идти?! И хватит со мной так разговаривать, свой командный тон прибереги для бандитов!

                       Серёжке стало вдруг смешно. Он болтался в лапах ненавистного братца-робокопа, который никак не мог пройти вперёд из-за того, что Ирина повисла на его руке, и ненавидел их обоих, потому что ничего они не понимают в его жизни. Притворяются настоящей дружной семьёй, а на самом деле тут ещё хуже, чем у него дома — там мать, хотя бы не пыталась изображать добренькую — какая есть, такая и есть. А эти двое даже не спрашивают, что с ним случилось. Потому что им все равно! А если бы спросили, он ни за что не стал бы им рассказывать, как на его глазах живой человек погиб страшной смертью — вот только им всем по фигу, поэтому и рассказывать он ничего не будет!
                       Серёжка задыхался от противного злого и липкого хохота и не мог себя остановить.
                       — Ну ты и дура! — выдавил он сквозь смех девушке. — Да ему плевать на тебя! У него другая тёлка есть, знаешь, какая красивая!
                       — Что?!
                       Ирина отшатнулась, словно её ударили прямо в лицо. Внезапно она поникла, как былинка на ветру, как будто сдулся воздушный шарик, на секунду она даже окаменела, глядя в пространство перед собой, потом медленно развернулась, освобождая им путь, и побрела обратно в комнату, сгорбившаяся, маленькая и беззащитная.
                       Серёжке резко захотелось вернуть обратно обидные слова и зашить свой рот толстыми нитками.
                       — Эй, я пошутил! Пошутил! — крикнул он вслед, но она не обернулась. Не поверила.
                       Брат впихнул его в комнату, закрыл дверь на ключ и отвесил ощутимый подзатыльник.
                       — Только попробуй пикнуть! — предупредил он.
                       Серёжка и не собирался доставлять ему такого удовольствия. Высвободившись из стальных лап бездушного робота, он выбрал для себя угол на полу, между балконной дверью и креслом, где и плюхнулся, обхватив колени руками, только глаза зло сверкали. Эх, стать бы ему сейчас волком, были бы у него клыки и когти — бросился бы, не раздумывая.

                       Денис присел перед ним на корточки, заговорил, стараясь не повышать голос:
                       — Я тебя предупреждал о домашнем аресте? Говорил, что никаких поблажек не будет? Помнишь?
                       — Помню! — спутанные лохмы качнулись, прикрывая заблестевшую на глазах влагу.
                       — Говори, где был или будешь нещадно порот.
                       Брат сообщал это ему спокойным металлическим голосом, тихим даже, но Серёжка лучше предпочёл бы, чтобы тот наорал на него. Крики привычнее. Может, он бы и рассказал о той несчастной девчонке, но тогда пришлось бы рассказать обо всём: о пожаре и том, как по его вине произошла самая настоящая трагедия — а это уже не шутки! До сих пор дрожат все внутренности, в носу стоит гарь, а в ушах звенит плач девочки, поминающей какого-то Иблиса. А поверят ли ему?
                       Он лихорадочно соображал, как себя защитить, что можно рассказать, а о чём умнее будет умолчать, но братец принял медлительность за отказ откровенничать.
                       — Значит, не скажешь? — братец-робокоп поднялся на ноги.
                       Дверь задёргали и задолбили со стороны коридора.
                       — Денис, открой мне! Немедленно!
                       Равнодушный робокоп даже не посмотрел в ту сторону, угрожающей грудой металла он навис над Серёжкой.
                       — Ну тогда выбирай, где тебе будет удобнее: здесь или, может, перейдёшь на кровать? Располагайся.
                       Серёжка быстро закрыл ладонями лицо, не то, чтобы он боялся побоев, их было достаточно в его жизни, просто слёзы внезапно брызнули и ему стало ужасно стыдно и противно,