Клуб любителей книги Глава 14

КАТЬКА
Весть о моих заграничных сватах облетела город с молниеносной быстротой.
Дело было в конце 90-х, а тогда муж-иностранец был пределом мечтаний всех русских барышень на выданье.
Конечно, мы попросили бабу Нюру держать язык за зубами, но  прекрасно осознавали, что это невыполнимо. Скажите на милость, чем же пенсионерке развлекаться как не сплетнями?  Да бедолагу просто разорвало бы, если она не рассказала бы каждому встречному, как лихо отплясывала с заезжим венгром «краковяк».  
— Верзила Алка отхватила себе в женихи импортного буржуя. У его матери вместо шляпы мельничное колесо на голове, а пить баба совсем не умеет: отключилась после третьей рюмки настойки. Теперь дочь Людки-библиотекарши будет жить в Венгрии среди мадьяр. У них там одних собак три десятка.
Я только выпила очередную таблетку анальгина, когда на пороге библиотеки показались запыхавшиеся члены «Клуба любителей книги» в полном составе и в неурочное время.
— Рассказывай, — всем скопом насели на меня дамы, — как твоя Алка сумела отхватить заграничного жениха?
— На соревнованиях познакомились,  — кротко пояснила я. — Вит — баскетболист. Играет за какой-то венгерский клуб.
Дамы недоуменно переглянулись.
— И во всей Европе не нашлось девки краше твоей Алки?  
Я обиделась за дочь. Моя Алла не Шэрон Стоун или Клаудиа Шифер, но тоже неплоха: нос и рот на месте, хорошие светло-русые волосы и серые  глаза под черными стрельчатыми бровями. Приятная, милая девочка, только выше сантиметров на 20 чем положено среднестатистической русской барышне. Но раз это не смутило Вита и его родителей, то какие претензии к внешности моей дочери могут иметь  дамочки Емска?
— Знать, не нашлось! — сухо отрезала я.
— Правда, что он долларовый миллионер?
— В Венгрии ходят венгерские форинты, — буркнула я, морщась от ноющей боли в висках. —  Карсаи мне свой кошелек не показывали и деньгами не хвастались.
Но дамы не унимались.
— А баба Нюра всем рассказывает, что у них поместья и виноградники!
— Предприятие по выпуску навигационных приборов!
Вот ведь болтливая старуха! И когда только успела столько разведать?
— Тогда она знает больше, чем я. И сроду бы не подумала, что Анна Никаноровна способна запомнить, а главное, правильно употребить такое длинное слово, — поразилась я.
Анна Михайловна укоризненно вздернула брови.
— В навигации она разбирается, так как лет десять проработала политкомиссаром в Волжском  пароходстве. Помните,  баба Нюра рассказывала об этом на встрече ветеранов в больнице?
Никто из нас на встрече не был, но мы поверили ей на слово. Анна Никаноровна за свою столетнюю жизнь могла побывать, где угодно. Я не удивлюсь, если выяснится, что она с Белкой и Стрелкой в космос летала, поддерживая их, так сказать, идейно. Вот только какое это  имело отношение к Карсаям?
Оказалось, никакого. Просто наши дамы, в большинстве своем имевшие дочерей на выданье, теперь здорово переживали, что когда-то не отдали своих детей в спортивную школу.
— И как нам раньше-то  в голову не пришло, что на этих соревнованиях иностранцы бывают. Умная ты, Людочка.
— Если даже двухметровая Алка богача себе оторвала… ведь не накраситься к лицу, не одеться, ничего не умеет. Бегает, как пацан какой.
Я онемела, и поэтому не смогла достойно ответить этим зажравшимся дурам. А вот когда спустя пару часов весть донеслась до музея, и на пороге появилась в сопровождении Димы Клара Федоровна, ответ был не только сочинен, но и прошел до окончательного варианта через несколько версий.
Но госпожа Петрова не стала задавать мне вопросов, и тем более, слушать мои ответы: для неё и так было всё ясно.
— Вот, — закричала она, ворвавшись ко мне в подсобку, (где я, пардон, поправляла колготки), — теперь ты видишь, чистоплюйка, насколько я была права, пробив первое место для Катьки?
Я так и застыла со вздернутым подолом.
— Чего? — и тут же смущенно откашлявшись, сама себя поправила, возвращая юбку на место.— О чем вы говорите, Клара Федоровна?
— Ну, как же, — дама оживленно подскакивала рядом, — ведь теперь моя Катька поедет за границу.  И уж если твоей долговязой Алке удалось отхватить себе богатого иностранца, то  моей-то красавице Катюше тем более сам Бог велел встретить своего принца: богатого и знаменитого.
У меня появилось смутное ощущение, что я всё это уже когда-то слышала. Может, в другой жизни? Но чем дальше неизвестно чему радовалась Петрова, тем яснее мне становилось, что так далеко заглядывать не надо. Это был фильм-сказка гениального А. Роу «Морозко» с моей любимой актрисой Инной Чуриковой в главной роли. Помните, мать Марфушеньки говорит своему деду, мол, Настьке Морозко жениха крестьянина дал, а моей Марфушеньке-душеньке барина-боярина припасет или что-то в этом роде.  Смысл нашего разговора с Петровой был именно таков.
Я  порадовалась её энтузиазму и вернулась к работе.
Достали они меня все!  Вот так и вижу забитые потенциальными женихами аэропорты мира и отдельно  дожидающихся самолетов из России принцев с табличками в руках: «Встречаем невест из Емска!»
К концу дня подтянулась и Роза Сергеевна. Правда, она не стала донимать меня разными глупостями, но все же сочла нужным поздравить.
— Я рада за Аллочку. Поздравьте её от меня. И вас поздравляю.
— Спасибо, — тяжело вздохнула я, — хотя с чем поздравлять-то? Дочь уедет куда-то к черту на кулички: одна, среди чужих людей, за границей. Да и как  там она ещё приживется?
— Вам, Людочка, не понравились родители жениха?
Я задумалась. Если честно, то Карсаи мне пришлись по душе, несмотря на такую гигантскую разницу в положении. Но каковы эти люди у себя дома?
— Мне показались они неплохими людьми, но как сложится у Алки жизнь в чужой стране? А вдруг она трижды пожалеет, что вышла замуж за  Вита?
Роза Сергеевна тяжело вздохнула.
— Лучше трижды пожалеть, что ты чего-то сделал, чем ни о чем не жалея тянуть свои дни в вакуумной пустоте. И не понятно: зачем ты пришел в этот мир, кому нужен? Вит не виноват, что родился в другой стране и в состоятельной семье. Главное, чтобы Аллочку любил.
Она была права, хотя в тот момент мне было тяжело постигнуть всю мудрость её слов. Тут и собственная неудачная жизнь, и безденежье, и висящий над моей головой топор грядущей разлуки. Очень трудно расставаться с единственной дочерью. Конечно, я не знала, что пройдет несколько лет, и мы каждый день будем общаться  по «скайпу». Тогда мне казалось, что впереди только  тоска и одиночество.
Правда, у моего брата появились свои соображения по этому поводу.
Мы с ним вместе выправляли гостевые визы на посещение Венгрии, когда Артём коварно завёл иезуитский  разговор:
— Тебе будет одиноко без дочери в твоём захудалом Емске.
— Да уж,  – смахнула я слезу.
— Так почему бы тебе не пожить какое-то время с мамой?
Я подавилась возмущением, но Артём упрямо гнул свою линию.
— А что? Места у тебя навалом — двухкомнатная квартира. А мы с Леной теснимся в двух комнатах нашей «трешки» с  детьми и собакой. И вообще, почему бы тебе не вспомнить, что она  не только моя мать? Даже со сватами её не познакомила.
Родительница к тому времени уже два месяца со мной не разговаривала, истерично сообщая всем подряд, что у неё нет больше дочери и внучки.
— Если бы Карсаи познакомились с нашей мамой, никакой свадьбы не было, — нервно возразила я. — И никто тебя не заставлял съезжаться с ней в одну квартиру. Сколько угодно пусть приезжает, но только в гости: у нас плохое качество медицинских услуг, и в больнице вечно нет кардиолога, да и прочих специалистов. Так что либо терпи, либо разъезжайся, но на мою голову эту проблему не сбрасывай, она и без того пухнет.
И было от чего «пухнуть». Чтобы посетить свадьбу дочери, мне нужно было одолжить денег. Так уж получалось, что  всегда жила взаймы.  Денег катастрофически не хватало, поэтому я шла по давно заведенной схеме: получала зарплату, раздавала долги, а потом занимала снова. Мне всегда и безо всяких проблем давали потому, что я очень трепетно относилась к своим займам и всегда расплачивалась вовремя.
Конечно, в этот раз мне потребовались совсем другие суммы, но когда я разбежалась по старым знакомым с протянутой рукой,  мне везде твердо отказали.
— Да вот, только что мебель новую купили.
— Решила зубы вставить.
— Собрались в отпуск в Турцию съездить.
Я прекрасно понимала, что это отговорки, и эти люди знали, что  догадываюсь об этом, но долги — дело добровольное. Иногда по ехидным улыбкам, проскальзывающим по накрашенным губам моих состоятельных приятельниц, я понимала, что это мелкая месть моей Алке за столь завидного жениха. Неужели они считали, что если я не приеду в Венгрию, то и свадьба расстроится? Не знаю, но боюсь, что эта глупость посещала их головы.
Из старых приятельниц одолжила мне денег Клара Федоровна, и то  половину суммы.
— Сама знаешь, Людочка, я для Кати деньги откладываю.
Вот здесь у меня претензий не было: Катька как раз поступала в музыкальное училище. Нужно было позаботиться о жилье,  к тому же девушку  ждал конкурс в Люксембурге.
Деньги я получила совсем из другого источника. Мне их одолжила моя суровая начальница — Фрида Марковна Гольдберг.
— Я слышала, вы деньги на поездку в Венгрию ищете? — как-то простучала она костылем по полу моей библиотеки.—  Вот, возьмите.
И мне на конторку легла аккуратно перетянутая резинкой пачка долларов.
— Отдадите, когда сможете.
Я оторопело смотрела то на деньги, то на застывшее в вечно брюзгливом выражении лицо своей начальницы, но тихо поблагодарив, взяла доллары.
— Да, — задумчиво протянула Фрида Марковна, рассеянно разглядывая книжную выставку за моей спиной, — время идет, и всё меняется. Помните Кирилла Федоровича Смышникова?
Я кивнула головой, моментально уловив её мысль.
Кирилл Федорович всю жизнь проработал в нашей средней школе учителем литературы и русского языка, а его жена была в той же школе учителем географии. Педагог он был великолепный, и до сих пор в городе проживают его бывшие ученики, с благодарностью вспоминающие  интересные уроки. Пара жила скромно и тихо. Единственной их отрадой был сын,  закончивший факультет журналистики ЛГУ. А потом этот паренек с какой-то оказией оказался в Нидерландах,  и стал так называемым «невозвращенцем».
Что тут началось в Емске,  не поддается описанию.  Кирилла Федоровича немедленно исключили из партии, уволили с работы, и он дорабатывал до пенсии в кочегарке той же школы, да и то на полулегальном положении. Его жена отличалась слабым здоровьем: не в силах выдержать свалившегося на их головы позора и поношения,  она умерла от инфаркта.
Смышников остался один. Его одиноко гуляющую фигуру можно было часто увидеть на аллеях нашего парка. О чем думал этот человек, каково ему было? Он никогда  не делился переживаниями и ни на что не жаловался.
90-е годы пинком распахнули «железный занавес», и первым кто выехал в Европу из нашего городка, оказался Кирилл Федорович. Он уехал к сыну и, прожив в Нидерландах несколько лет, вернулся, чтобы продать дом. И тут пораженный  Емск узрел чудо -  Смышников помолодел лет на десять. Оказывается, в Нидерландах по-настоящему уважительное отношение к ветеранам войны: прекрасное и абсолютно