К ТЕБЕ - ВОПРОСИК. Рассказ. зная, что ответить, но, как и всегда в такие минуты, когда напрягаюсь, чтобы срочно найти ответ, сознание выдало:
- Макс, Лесков хотел сказать не о глупости русских, а о том, что иностранцам поступки наши иной раз кажутся непонятными, а поэтому и глупыми, так что успокойся, пожалуйста, Николай Семенович знал, о чём писал.
Он распрямился, раскинул руки по спинке дивана:
- Ну, знаешь… - Едва заметно улыбнулся: - Возможно ты права… – И вдруг хлопнул в ладоши: - А ведь и впрямь права! Помню, приятель мне рассказывал… А служил он в международных силах ООН на корабле «Адмирал»... забыл фамилию, но да ладно. Так вот, как-то к нему подходит французский офицер и говорит с завистью: какие, мол, у вас, русских, бронежилеты хорошие, так тело облегают, что почти незаметны. А приятель удивился: «Да нет у нас никаких бронежилетов! Зачем таскать лишнюю тяжесть? Лучше патронов побольше взять.» Ну, у француза глаза на лоб и полезли, ведь по-ихнему такое и впрямь глупость, да?
- Конечно!
Я тихо обрадовалась, что вроде бы успокоила его, ответив на вопрос, с которым пришёл, но не тут-то было. Он вынул закладку из книги, приоткрыл её, и я поняла, что сейчас будет следующий.
- Ну, ладно, на один вопрос ты вроде бы ответила, принимаю, а теперь… - И снова вложил закладку меж страниц, захлопнул книгу: - А теперь скажи: что такое воля?
- Ну, это… - И помолчала, подыскивая нужные слова: - Воля – второе условие при исполнении задуманного человеком.
- А первое? – оживился.
- А первое… Первым будет то, что человек после долгих или недолгих раздумий наконец-то решил…
- Решил мозгом, разумом?
- Ну да, и тем, и другим, - пошутила, не поняв, к чему он клонит.
- А чувства… чувства в воле участвуют?
Я улыбнулась его выражению об участии чувства в воле:
- Знаешь, Макс, я тоже не раз думала… да и не только думала, но и выбирала между тем, что решила своим мозгом и разумом, когда переходила ко второму этапу, волевому, чтобы исполнить решенное, но прислушивалась и к тому, что подскажет сердце. В таких ситуациях бывает очень трудно, но во мне почти всегда побеждало то, что подсказывало чувство. - И почти рассмеялась: - Хотя и до сих пор не пойму: почему?
- А что тут понимать? У нас, у русских, подсказки сердца зачастую на первом месте, поэтому и…
И отвернувшись к окну, умолк. Опять уходит от меня в погоне за ассоциацией?
Ча-асто его бросает в них. Наверное, последствия контузий. Вернуть чем-либо, или пусть… А он вдруг резко встал, снова подошёл к окну, плачущему слезами талого февральского снега, постоял с минуту, потом резко обернулся и заговорил, почему-то глядя в черный экран телевизора:
- Наш командир был сапёром. Но подорвался при первом же подрыве. И остался лежать недалеко от солдата… - Вздрогнул, судорожно поднял руку, сжав кулак: - А солдату оторвало обе ноги. Кричал дико. И Васька... мой помощник, сразу пополз к нему на помощь… и грудью наткнулся на нажимную мину… - Бросил в мою сторону невидящий взгляд: - Лучше б на ноги поднялся, тогда б не так... его!.. - Но снова – к чёрному экрану: - Ведь знал же, что надо дождаться сапёров! Вначале они должны разминировать проход к раненым, прежде чем… Это закон. – Замолчал, отвернулся от черноты экрана, подошел к дивану, сел, наклонился и, глядя в пол, произнёс тихо: - Но попробуй выполнить этот закон, если в десяти шагах истекает кровью человек, а помощь будет не сразу.
Я, не знала, что ответить, а он вдруг решительно поднялся, вышел и возвратился с бутылочкой коньяка:
- Сегодня 15 февраля. День вывода войск из Афганистана. – Поставил её в центр стола: - И праздник, и не праздник... Но дата. Дата памяти. Давай, что у тебя там… в холодильнике завалялось? Неси.
И был тот поминальный февральский вечер, когда я лишь слушала Макса:
- За себя, за погибших ребят… В этот день мы звоним друг другу… или шлём письма. Но не поздравляем… Нет, мы не проиграли той войны… Политика, политика… А мы были солдатами… И крутились, крутились мысли о том, в чём участвуем… но мы прятались от них. Прятались, и снова выходили за пределы боевого охранения пехоты, шли в поиск… И находили караваны. И били их, и брали пленных… И тащили на плечах раненых, хоронили своих, а потом снова выходили... За себя, за погибших ребят… Потому что не хотели признавать, что делаем не нужное дело... Знаешь, под пулями очень верится, что ты недаром лежишь здесь, что так надо Родине... Иначе захотелось бы выть и бежать.
Перед тем, как уйти, Макс снова взял томик Лескова:
- Послушай-ка вот это: «Вы мне ужасно надоели этим немецким железом: и железная-то у них воля, и поедят-то они нас поедом. Тпфу ты, чтобы им скорей все это насквозь прошло! Да что это вы, господа, совсем ума, что ли, рехнулись? Ну, железные они, так и железные, а мы тесто простое, мягкое, сырое, непропеченное тесто. Ну, а вы бы вспомнили, что и тесто в массе топором не разрубишь, а, пожалуй, еще и топор там потеряешь.» - И я вдруг увидела на его лице удивительно светлую и радостную улыбку: - А ты говоришь - «воля»… - Макс вынул последнюю закладку: - Вот что сказал отец Флавиан Пекторалису пред тем, как тот подавился блином и умер: - «Разумей-ка это... ведь с нами, брат, этак озорничать нельзя, потому как с нами бог». Что, разве не так?
Но на этот вопрос Макса я лишь улыбнулась и развела руками.
*Война СССР в Афганистане - Афганская война (1979—1989).
*Николай Лесков (1831-1895) - русский писатель, публицист, мемуарист.
|
Добротная проза. Прочитал пока один рассказ, но, очевидно, задержусь ещё.