Париж конца пятнадцатого века был одним из самых больших городов средневековой Европы. И пусть из-за гражданской войны между арманьяками и бургиньонами он был сильно разрушен и даже впал в запустенье, к описываемому периоду великий город уже восстанавливал былое могущество и процветание.
Мясники, ювелиры, медники, парфюмеры, торговцы зерном, Латинский квартал и кварталы обитания проституток, грозные и мрачные развалины Двора Чудес - этого злачного пристанища воров и бандитов. Вавилон, да и только!
В тот холодный зимний вечер 1480 года дул сильный ветер, и перепархивающие в воздухе снежинки, падая в уличную грязь, превращали её в труднопроходимую и неприятную слякоть, а вырывающийся из многочисленных труб дым затягивал узенькие улочки удушающим серым маревом.
Просачивающийся из закопченных окон трактиров тусклый свет отнюдь не рассеивал эту мглу, всего лишь заманивая миражом веселья и тепла многочисленных, спешащих по своим делам прохожих.
Однако неторопливо передвигающимся по направлению к площади Сен-Жан-ан-Грев двум путникам сумрак и уличная слякоть не особо мешали. На ногах у них были крепкие сапоги, а в руках одного из них покачивался фонарь. Да и по всему было заметно, что они прекрасно ориентируются в так называемом "Городе" - в торговом сердце Парижа, где в избытке было и трактиров, и домов буржуа средней руки с неизменными лавками, складами и конторами.
- Зря мы оставили портшез, монсеньор! - вполголоса бормотал один из них, опасливо косясь на верхние этажи домов,- здесь не ломают голову, куда опорожнить ночной горшок!
- Ты что ж, куманёк, дерьма испугался? Так натяни пониже шляпу!
- Я за вас опасаюсь!
- Ну, это не самое страшное, что может прилететь мне на голову!
И они буквально распластались на стене одного из домов, пропуская невесть откуда взявшегося здесь всадника, и всё равно потом пришлось долго отряхивать плащи от ошметков ледяной грязи.
- И всё-таки очень опасно, вот так - без охраны ходить по улицам Парижа!
- Ещё опаснее, если кто-нибудь узнает, куда мы идём! Так что, куманёк, придется тебе рискнуть своей шкурой, оберегая шкуру своего господина.
Удушливое одеяло смога стало редеть, и на мужчин пахнуло душистыми запахами сена и промозглой влажностью воды.
Улица вывела их к цели пути. Обширная площадь Сен-Жан-ан-Грев раскинулась на берегу Сены, и была завалена тюками сена. Река пока не замерзла, разве только у берегов покрывшись хрупкой тонкой пленкой наледи. Черной, угрюмой и неприглядной массой шевелилась она вдоль пристани, покачивая ещё не разгруженными баржами и более мелкими суденышками.
- Пожалуй, это самое приятное место в моей столице! - философски заметил тот, кого величали "монсеньром",- здесь можно, при желании, и выспаться, и отдохнуть от мерзкой вони. Не правда ли, куманек?
- Чаще здесь находят вечный отдых,- покосился его собеседник на едва виднеющийся в сумраке помост позорного столба, - редкий день без казни!
- Люди! Им всё неймется сократить, отмеренный Всевышним земной путь. Зато какой вид открывается перед дорогой в Вечность!
Спутники прошли вдоль пристани до конца - туда, где качались на приколе утлые лодочки простых горожан.
- Кажется, здесь! - поднял высоко над головой фонарь "куманёк" - эй, Жак! Где ты?
- Здесь, мой господин, - из темноты вынырнула юркая фигурка в ветхом плаще с капюшоном,- давно уже дожидаюсь! Вот моя лодка!
Дальнейший путь путешественники проделали уже по воде, переправляясь на другой берег Сены. Они обогнули остров Сите, проводив рассеянными взглядами затаившиеся в темноте, окруженные крышами зданий шпили Нотр-Дам, проплыли мимо засыпанных только что выпавшим снегом островов, и их лодка уткнулась носом в одну из пристаней Нового города, чуть ниже Аббатства Святой Женевьевы.
- Конечно,- вздохнул монсеньор,- где же он ещё мог спрятаться, как не в Латинском квартале! Здесь иностранцу легче всего, смешавшись с местными школярами, избежать ненужного внимания.
- Да и вонью от алхимических печей никого не удивишь! От студентов Медицинской школы можно ожидать, чего угодно!
Латинский квартал был в ту пору настоящим островком свободы в довольно сложном иерархическом мире королевской столицы. Ваганты жили по своему уставу, не подчинялись королевским бальи, и в своем квартале творили, что хотели..
В ту пору в Медицинской школе преподавали два знаменитых врача - Жак де Эпар и хирург Ришар Гелен. Они учили вагантов умению составлять мази, лечить лихорадку и раны при помощи довольно экзотических средств, при изготовлении которых тошнотворный смрад окутывал прилегающие к лабораториям дома. Проживающие близ Сорбоны горожане постоянно жаловались городским властям на распоясавшихся вагантов, но те старались их особо не задевать - университет приносил городу немалый доход
Дом, в который таким кружным путем добирались наши путники стоял в отдалении от улиц, где буйствовали школяры. Окруженный покрытыми снегом деревьями, он сонно затаился среди небольшого садика, спускающегося прямо к реке.
Однако дымящаяся труба камина означала, что там поджидают гостей. Характерный же клювообразный изгиб другой трубы неподалеку от первой красноречиво говорил, что под этой крышей обитает алхимик.
На условленный стук дверь сразу же распахнулась, и путешественники оказались в просторной, хорошо протопленной комнате.
- Он ещё здесь? - спросил спутник монсеньора щуплого пожилого человека в просторном балахоне алхимика.
- Да, господин Оливье, остался для встречи с вами! Обычно он не задерживается на одном месте дольше трех дней.
И, действительно, неподалеку от жарко полыхающего камина, в кресле с высокой спинкой дремал седобородый старец. Его тело почти утонуло в просторных одеждах темного сукна, а из-под квадратного, расшитого непонятными символами шляперона беспорядочно выбивались спутанные пряди белых длинных волос.
Хозяин дома слегка коснулся его плеча. Веки старика распахнулись, и на пришедших глянули неожиданно яркие, светло-голубые глаза отнюдь не пожилого человека. Он долго разглядывал незнакомые лица, хотя и без особого интереса.
- Вы знаете, кто перед вами? - наконец, почтительно спросил его алхимик.
- Конечно,- ровным голосом ответил старик,- это французский король Людовик со своим любимцем - брадобреем Оливье Дьяволом.
Король быстро переглянулся со спутником. О том, что именно он прибудет на встречу, тщательно скрывалось.
- И вы знаете, зачем я пришёл? - холодно спросил Людовик, устраиваясь поближе к огню.
- Конечно,- устало ответил старик, зябко потирая изуродованные артритом пальцы рук,- сегодня такая плохая погода, а я, знаете ли, привык к теплу...
- Погода, конечно, дрянь! - охотно согласился король, скидывая на руки Оливье плащ из дешевого сукна,- но зима другой и не бывает! Так зачем я, отложив в сторону государственные дела, лез сюда по самый зад в грязи?
- Вы хотите, чтобы я открыл вам тайну эликсира бессмертия. То, что вы называете "философским камнем"!
- Значит, бессмертие, всё-таки, существует?
- Если мы с вами встретились - наверное, да!
- И...
- Вы же, умнейший человек, зачем вам эликсир?
Людовик досадливо поморщился, вглядываясь в безмятежные черты лица собеседника. В первый раз он видел человека, которому абсолютно ничего не нужно, и это его не просто смущало, а делало странно уязвимым - состояние, настолько же непривычное для государя, как крылья для собаки.
- Раз я здесь, значит, нужно!
- Что же..., Яков! - обратился старец к хозяину дома,- принеси всё необходимое!
Мужчина исчез в соседней комнате, где, судя по всему, была его лаборатория, и зазвенел там склянками.
- А что, Яков тоже знает, как изготовить "философский камень"? - недоверчиво осведомился Оливье, возвышающийся за спиной своего властелина.
- Любой знает,- равнодушно отмахнулся старик,- рецепт всем известен! Только не каждому он подвластен...
- Это как?
- Всем известно, что для теста нужны вода и мука, но этих знаний не достаточно, чтобы испечь съедобный хлеб.
Яков не заставил себя долго ждать и вскоре появился в комнате, груженный склянками и сосудами, которые старательно расставил на низком столике неподалеку от старца.
- Вот!
Людовик пристально наблюдал за происходящим.
- И что это? - резко спросил он.
- Очищенное золото, очищенное серебро, медь, ртуть, зола, сера, купорос, девственная земля, на которую не ступала нога человека, вытяжка из травы портулака и чистотела, ваше величество, - с низким поклоном объяснил алхимик, и тут же с горечью добавил,- но сколько раз я не пытался слить эти вещества воедино, у меня ничего не получалось!
- Сейчас всё получится! - спокойно заверил всех старик, и медленно засучил спадающие рукава своего одеяния,- Яков, подай мне миску из синей глины!
И вдруг его руки молниеносно замелькали перед опешившими от такой метаморфозы зрителями, смешивая ингредиенты воедино под звуки незамысловатой и местами нескладной песенки:
Солнца золотым дождем
Окропим серебро Луны!
Мы вместе сейчас сольем
Жизнь и смерть,
Седой вечности сны.
Добавим туда купорос,
И цветение весенней травы,
Немного горячей серы,
Медный шорох осенней листвы...
Но смерть не сдается так скоро,
Не хочет тебя отпускать.
Лишь в ртути тяжелых волнах
Ты сможешь бессмертие сыскать!
И ступишь на новую землю!
Где горечь от жизни - зола,
Где будешь ты первый,
Где смерть не узнает тебя...
Людовик болезненно потер виски, глянув на странное содержимое миски. Огня под ней не разводили - однако, масса пузырилась, шипела и приняла пронзительный синий цвет. Почти такого же оттенка, как... глаза своего создателя!
- И что? Я должен это выпить? - в ужасе осведомился король,- как бы мне, наоборот, не отправиться на тот свет до срока!
Старый алхимик пожал плечами, аккуратно слив содержимое миски в позолоченный флакон.
- Конечно, это яд! - согласился он, и неожиданно сделал большой глоток,- но чтобы вы хотели? Бессмертие - это тоже смерть! Смерть нормального человека, и появление вечного бесприютного странника... Неужели ты хочешь себе такой судьбы, государь?
Людовик смотрел на флакон, и его обычно прищуренные лисьи глаза в этот раз непривычно широко округлились сомнением, и даже растерянностью.
- Недавно у меня случился удар,- неожиданно признался он,- я стоял на краю, и чувствовал, как смерть дышит мне в лицо! Но я не могу сейчас уйти, не имею права! Вы знаете, сколько мне пришлось сделать ради моей страны? Во что мне обошлись Перронские соглашения, смерть брата и Карла Смелого? А этот бесчестный предатель - кардинал Балю, отдавший меня в руки врагов? Мне нет и шестидесяти, а заботы сделали из меня старца.
И высохшее, некрасивое, иссеченное сетью морщин лицо без бороды, зато с большим и кривым носом служило красноречивым подтверждением его слов. Седой, одетый в старенькую, потертую одежду король имел вид обнищавшего горожанина.
- Мне кажется, что кардиналу Балю в клетке тоже не сладко!
- Вы и это знаете? Впрочем..., не всё ли равно! Всю жизнь я боролся за свою страну - лгал, изворачивался, не брезговал подкупом, клеветой и клятвопреступлениями. Кровь преданных мною
