Террикон.

раз, другой, третий и четвертый, где-то вдалеке,  ниже западнее террикона и несколько "120-тых" мин, раздирая воздух, но, почти бесшумно, пронеслись над самым  гребнем, вражеская мина "легла" между позициями Визиря и Окуня, ниже наблюдательной площадки.
  Касик,конечно, не мог этого увидеть - но он услышал особенно громкий разрыв, треск срезаемых осколками веток деревьев, вой и звон самих осколков, ударивших в гребень из спрессованной временем породы...
  Минуту спустя в блиндаж прихромал контуженный, прикрывающий ладонями уши, Визирь и прокричал в самое ухо Касику: "Смени меня!!! Миномет цел!!! Только меня контузило и Окуня зацепило осколком!!!".
  ...Некогда было давать Визирю подробные инструкции - сунув в руки товарищу "Калашников" и свирепо показав глазами на лежавшего на топчане укра, Касик метнулся к выходу из блиндажа. Он отлично понимал, что сейчас огонь не ведет миномет Визиря, возможно, будет молчать и миномет Окуня - а это ослабит их боевую мощь уже на два "ствола" - а ведь только они, "взявшие" глазами цели, точно знали, куда "класть" свои мины.
  Огонь противника тоже ослаб после первых двух их залпов - но бой еще не был окончен....
  ...Он соскользнул в окоп Визиря в тот самый момент, когда над головой, снова, почти бесшумно, неслись мины "старших братьев" - и его первая мина вошла в ствол миномета в тот самый момент, когда "120-тые" мины рзорвались на заброшенной шахте. Звук его выстрела потонул в раскатах их разрывов...
  В это же самое время, резко сорвавшись со своего ложа, коротко обритой головой вперед, враг бросился на сидящего перед ним на минном ящике Визиря. Тот среагировал на рывок врага - но лишь настолько быстро, насколько позволили нарушенные контузией рефлексы; очередь из АК не успела раздаться - автомат. выбитый ударом колена врага из его рук, полетел в дальний правый угол блиндажа, удар двух сцепленных кулаков в левую скулу бросил самого Визиря на пол и оглушил...
  Подхватив выбитый из рук бойца автомат, враг вырвался на свободу.
  Отчаянно, остервенело рычащий пес, прихрамывая, медленно вышел из укрытия и попытался идти за врагом - но скоро, обессилевший и допекаемый болью в поврежденной лапе, упал в снег  и пополз...
  А бой продолжался,двигался к своему завершению; огонь противника слабел, по мере того, как территория заброшенной шахты окутывалась все более плотными черными дымами в нескольких местах. Уже не стреляла БМП - она полыхала теперь во дворе шахты, выбросив пламя и жирный, копотный черный дым из разбитого миной моторного отсека, один за другим замолкали минометы укров...
  ...Визирь, прийля в себя, не знал, сколько времени он пребывал без сознания.
  Бой к этому времени уже почти прекратился - минометы их полу-взвода уже молчали, лишь бухали, время от времени, как из железной бочки, выстрелы расположившихся западнее и дальше бойцов со стодвадцатимиллиметровыми минометами да разрывался на правом фланге "Утес" Касика - вероятно, вновь, сменив "трубу" на "трещотку", Касик нашел себе достойную цель...
  ...Некоторое время, прежде, чем попытаться встать, Визирь лежал без движения, медленно "загружаясь" в реальность и "опрашивая" себя на предмет повреждений.
  Он все еще ощущал звон огромного колокола в своей голове, порождавший боль и изымающий силы. И, кроме того, страшно болела правая нога ниже колена - и он не мог понять почему.
  Накоенц, ополченец попытался встать - и тут же боль ударила в мозг так, что из глаз едва не посыпались искры. Он услышал леденящий душу звук рвущихся собственных тканей - это произошло в момент, когда сломанная малая берцовая  кость, действительно, протыкала ногу и вылезала обломанным острым концом наружу.
  Визирь знал, почему он оказался без сознания. Теперь он понял, что, прежде, чем выбежать из блиндажа, враг сломал ему ногу.
  Ополченец, превозмогая боль, добрался до топчана и сел на него. Оставалось ждать, пока в блиндаж заглянет кто-то из товарищей..

  Сейчас на их позициях уже было тихо - -атих даже пулемет Касика.
  Бойцы покидали свои окопы.
  Кто-то, при этом, приводил в порядок осыпавшиеся края "щелей", кто-то набрасывал горсти снега на брустверы, кто-то уносил с запасной позиции на основную еще дымящийся миномет...
  Касик тоже приготовился унести с позиции на правом фланге, рядом с позициями Минуса и Моцарта, свой "Утес".
  Он уже взял его за ручку, поднял с земли и сделал с ним несколько шагов вверх по склону их "горы", заворачивая за выступ наверху...
  Он не услышал, не почувствовал, что кто-то, точно совмещая ритм своих шагов с ритмом шагов ополченца, идет за ним....
  Он уже готовился завернуть за выступ-гребень, стараясь не соскользнуть по имевшейся здесь толстой и широкой наледи. Но завернуть за гребень террикона Касик не успел - внезапный удар чем-то твердым и холодным в спину и, одновременно, умело выполненная "подсечка" сбили его с ног. удержать равновесие, попав одной ногой на скользкую наледь, а другой ногой не находя опоры, было невозможно - и, уронив пулемет на склон, Касик упал и, следом за "Утесом", заскользил вниз.
  Скольжение все ускорялось, его несло вниз вместе с породой и он испытывал немилосердное трение о камни, осыпающиеся под ним... Наконец, спустя несколко метров, он ударился о ствол старой искривленной акации, около которого остановился и его пулемет. Только теперь, держась за ее ствол, он мог подняться на ноги.
  И он поднялся - и увидел человека, который, тут же, спрятался за ствол дерева там, наверху.
  Он понял, что это был враг и что это он столкнул его с обледенелого склона. И еще он понял, что враг сейчас находится прямо за спинами Минуса и Моцарта. Им теперь грозила смертельная опасность...
  Надо было привлечь их внимание.
  И Касик, отпустив дерево и упершись в его ствол спиной, сложил ладони рупором и закричал: "Минус!!! Моцарт!!!! Обернитесь!!! Скорее!!!!".
  Он не сомневался, что его услышат - от места, где он находился сейчас и откуда уже начинал, поскальзываясь и, снова, почти падая, взбираться вверх, до позиций товарищей было всего семь-восемь метров. И, наверное, он был услышан - во всяком случае, он так подумал, услышав длинную автоматную очередь, пущенную кем-то там. наверху.
  Ему не было видно, что, раньше, чем он сложил ладони и закричал, враг перехватил удобнее удобнее автомат - его, Касика, "Калашников" и согнул палец на спусковом крючке...
  ...Да, крик Касика был услышан. И это, все же, спасло жизнь Минусу и Моцарту, хотя оба и были тяжело арнены той самой, пущенной почти в упор, очередью.
  Минус, мгновенно потеряв сознание от боли, почти "утонул" в окопе, привалившись к его склону спиной и щедро орошая его кровью, текущей из пробитого насквозь плеча и из спины в районе левого легкого. Моцарт, тоже оглушенный болью, упал на дно окопа; его камуфляжная форма быстро темнела от крови, бьющей из двух ран в левом плече и руке...
  ...К моменту, когда Касик поднялся на вершину террикона, враг успел затеряться среди стволов деревьев, его совершенно не было видно. Касик быстро, насколько мог, сбежал вниз, к позициям Минуса и Моцарта - и остановился у их окопа-"щели" как раз в тот момент, когда Минус, пошевелившись, застонал. Касик, бросив взгляд правее, и увидев на дне окопа Моцарта в окроввавленной форме, легко тронул Минуса за неповрежденную руку и негромко, отчетливо прошептал: "Потерпи. Потерпи, брат. Здесь где-то ходит укроп с автоматом. Надо уничтожить его прежде, чем он наделает большей беды. Потом я вернусь. Вернусь не один. Мы вам поможем. Только продержитесь это время - и ты и Моцарт...".
  Затем он еще раз несильно сжал предплечье неповрежденной руки Минуса и покинул их позицию, вновь, взобравшись на склон и здесь прислонившись спиной к стволу старой шелковицы.
  Глаза ополченца и его слух превратились сейчас в чуткие сенсоры, внимательно сканировавшие пространство вокруг. И это продолжалось уже несколько десятков секунд.
  Но враг совершенно пропал из виду. Возможно, он затаился рядом, а возможно, ьыл уже на другой стороне их "крепости". Взгляд и слух Касика не могли обнаружить его. Вместо этого он увидел быстро направлявшегося сюда, к нему, Окуня и спина товарища, на некоторое время, закрыла собой еще двоих человек.
  Одним из этих людей за спиной Окуня был Брест, а вот второго Касик разглядеть не успел.
  Это мог быть Мрак, или...
  По спине ополченца, сломя голову, понеслись ледяные мурашки, когда он подумал о том, кем мог быть тот, второй, приближавшийся к командиру справа сзади.
  Касик рванулся впеерд, едва не сбив с ног изумленного и встревоженного Окуня, хотя понимал, что, в любом случае, не успеет помешать врагу, если тот решит выстрелить в командира или толкнуть того вниз с наблюдательной площадки...
  Да, он, конечно, не успел бы помешать врагу...
  Укр успел среагировать на его отчаянный рывок вперед - и автомат, который до того был нацелен на командира, переменил свое положение. Теперь он был нацелен на Касика. И, уже в следующую секунду, длинная очередь пуль врезалась в тело ополченца; пули разорвали его тело от левой стороны груди до середины живота.
  Касик погиб на месте...
  Взбежавшему на вершину террикона Мраку было видно, как, в момент попадания пуль, Касика с силой отбросило далеко назад, ка кон, раскинув руки, упал спиной в снег...
  А затем...
  Укр уже повел стволом, собираясь, не отпуская спускового крючка, расстрелять и Бреста...
  Но ему помешал пес.
  Тот самый огромный длинношерстный пе, который полз за укропом, временами, почти, совсем зарываясь в снег.
  Ринувшийся вперед Мрак и резко оборачивающийся Брест, одновременно услышали отчаянно-мощноое: "Гав!!". пес коротко и очень громко зарычал - и спился зубами в руку врага, сжимавшую автомат, резко мотнул головой и потянул эту руку назад - очередь ушла высоко вверх, а затем укр, кривясь и скуля от боли, выпустил автомат.
  В следующую секунду на него сзади уже бросился Мрак, сбил врага с ног и согнутой ва колене ногой, присев, больно надавил тому на грудь...
  Все было кончено - поверженный укр хрипел, не в силах вырваться из-под ноги и рук Мрака, а повернувшися теперь к врагу лицом Брест держал в руке потертый ТТ, нацеленный тому точно в переносицу.
  Брест не мог сейчас не заметить, что укропа "отпускало". действие нарктотика, придававшего тому сил и заглушавшего боль, заканчивалось; укроп, сейчас, начинал, по-настоящему, ощущать боль.
  Враг, на глазах, бледнел и, будто, сморщивался; его трясло в конвульсиях болевого шока, налитые звериной злобой глаза закатывались...
  Брест присел около него, "поймал" глазами его взгляд и произнес: "Действие твоей наркоты заканчивается... Это хорошо... Возможно, ты умрешь от болевого шока, избавив меня от необходимости тратить на тебя пулю. Хотя - как знать... Ты убил моего бойца. Ты хотел убить меня. Ты хотел убить тех, кто спас тебя еще сегодня... Ты убивал мирных жителей моей Родины...  Видит бог, ты пролил реки крови и готовился пролить еще моря... Она на вес золота, эта кровь - кровь безоружных женщин, стариков, детей... Больше ты не сможешь проливать ее. Бог дочитал книгу твоей жизни. Она ему стала